В долине Аргуна

Глава шестая

Расставшись с Сашей, посетив еще несколько домов в Тийна-эвл, обтяпав кое-какие неотложные делишки, шейх наконец направился в Малхан-ирзе. Там, несмотря на воскресный день, у него была назначена в райисполкоме встреча с Ханбековым.

Когда черная «Волга» Жумы въехала в райцентр, уже смеркалось. Остановив машину в тихом переулке неподалеку от райисполкома, святой шейх выключил мотор и устало откинулся на спинку сидения. Перед беседой с Ханбековым надо было собраться с мыслями.

Вдруг над самым ухом кто-то тихо и почтительно произнес:

— Салям алейкум, мой повелитель! — К отворенному окошку машины склонился высокий белобородый старик.

— Это ты, Абдулрешид? — удивился Жума. — Как хорошо, что я тебя здесь встретил. Садись в машину. Подожди меня немного. Я должен тут кое-кого навестить. Скоро вернусь.

— В такой машине можно ждать хоть целый год, — подобострастно сказал старик, усаживаясь на освобожденное Жумой место. — Да ниспошлет тебе аллах удачу!

— Спасибо. Жди.

И Жума ушел. И божий будильник Абдулрешид вдруг ощутил своим тощим стариковским седалищем тепло, оставленное могучим, увесистым седалищем святого шейха. Вбирая в себя это живое тепло, старик переживал прилив необыкновенно чистого и возвышенного умиления…

Дверь в кабинет завсельхозотделом Жума по привычке открыл без стука. Но в кресле Сату Халовича он увидел незнакомого человека.

— Добрый вечер! — быстро совладав с мгновенным замешательством, дружелюбно сказал Жума.

— Добрый вечер. Садитесь. Вы ко мне? — деловито ответил незнакомец.

— Я хотел видеть Сату Халовича, — медленно проговорил Жума.

— Его нет…

— Как? — страшная догадка мелькнула в уме шейха. — Он уже не?.. Вы на его месте?

— Что вы! Господь с вами! Я новый заместитель Ханбекова — Али Сапарбиев. Вот сижу в его кабинете…

— В воскресенье?

— Что делать! Срочные дела. Чрезвычайные обстоятельства.

Святой шейх почтительно пожал протянутую руку и в свою очередь тоже назвался.

— Вы Жума Хушпаров? — с большим интересом переспросил Сапарбиев. — Сату Халовича вызвали в Грозный именно по вашему делу. И именно из-за вашего дела я нахожусь сейчас здесь.

— По какому моему делу? — холодея нутром, выдавил из себя Жума.

— Как по какому! Ваш дом бесследно исчез прошлой ночью?

— Мой.

— Ну вот, в связи с этим крайне загадочным событием в столице республики срочно создана чрезвычайная комиссия. В ее состав, естественно, вошел и член нашего райисполкома. Сегодня комиссия собралась на свое первое заседание. Я уверен, она заинтересуется и вашими показаниями.

— Ах вот оно что! — у Хушпарова отлегло на душе. — Да, история очень загадочная.

— А что вы сами-то о ней думаете? — спросил Сапарбиев. — Ведь вы лучше всех знаете свой дом. Может быть, были какие-то подозрительные признаки? Мы здесь в райисполкоме очень серьезно отнеслись к происшедшему. Знаете ли вы, что таинственное исчезновение вашего дома вызвало в районе заметное оживление религиозных чувств? Болтают черт знает что! Говорят, например, что вы, Жума Хушпаров, — святой человек. Мы уже тут в экстренном порядке составили план энергичного усиления антирелигиозной пропаганды. Решено, что прежде всего надо будет в клубах района провести лекцию «Религия — опиум народа»…

Шейху было чрезвычайно отрадно слышать все это.

— Да, да, болтают, — смиренно сказал он. — Но сам-то я точно знаю, что случилось с моим домом: его растащили по камешку, по бревнышку мои враги.

— Враги? — всплеснул руками Сапарбиев. — Откуда у вас враги, товарищ Хушпаров? Да и сколько их должно быть, чтобы в одну ночь растащить целый дом? И наконец, куда они могли бы деть все эти бревнышки?

— О, вы плохо знаете моих врагов, — сокрушенно вздохнул Жума. — Подождите, они еще придут к вам жаловаться на меня или напишут.

— Вы преувеличиваете, — с сомнением покачал головой Али. — Но скажите, где вы теперь живете, где ночуете? Может быть, нужна наша помощь?

— Спасибо, — Хушпаров благодарно склонил голову, — но я обойдусь своими силами, хотя действительно остался гол как сокол. Как у нищего, ничего нет, кроме «Волги»…

— Во всяком случае, если нужна будет наша помощь, звоните, — решительно сказал заместитель.

Еще раз поблагодарив, узнав, когда вернется Ханбеков, заметив, что Сапарби — имя в здешних краях известное и достойное, выразив радость по поводу того, что представитель именно этого рода занимает в районе столь почетный и ответственный пост, Жума наконец распрощался…

Абдулрешид, положив руки и голову на руль машины, крепко спал с улыбкой блаженного умиления на лице. Пришлось его растолкать. Старик проснулся и нехотя передвинулся вправо, ощутив под собой холодную кожу сиденья.

Святой шейх включил мотор. Выжидая, пока мотор прогреется, он сказал:

— Я надеюсь, ты не сомневаешься, что мы с тобой братья?

— Я не сомневаюсь ни в чем, в чем не сомневается мой шейх, — с готовностью ответил старик.

— Очень хорошо, но сейчас этого мало. Надо, чтобы Саша Легаева тоже не сомневалась в этом. Она должна думать, что я брат и тебе и ее отцу.

— Упаси ее аллах от сомнений! Я сделаю все, чтобы она думала так, как нужно нам.

— Ну-ну, посмотрим.

Святой шейх нажал стартер.

Машина, мягко шурша, далеко бросая свет сильных фар, заскользила по дороге в аул.

— Едем к тебе? — скорее приказал, чем спросил Жума.

— Конечно, о почтеннейший! — тотчас с готовностью ответил Абдулрешид, но от главы секты не ускользнула какая-то странная нотка в голосе старика.

Молча проехали километра три.

— Ну? — вдруг сказал Жума.

— Что? — встрепенулся старик.

— Ты что-то таишь на сердце. Хочешь сказать мне, но не решаешься.

Абдулрешид вздрогнул от страха перед прозорливостью шейха.

— Прости меня, недостойного, о повелитель! — зашептал он, стараясь схватить и поцеловать руку главы секты.

— Осторожно, я за рулем! — брезгливо поморщился святой шейх. — Говори толком, в чем дело.

— О почтеннейший, — залепетал старик. — Ты все ведаешь, все прозреваешь, от тебя ничего нельзя скрыть… Сегодня утром, как только ты увез из моего дома свой желтый чемодан, к нам нагрянули два милиционера…

— Ну! — нетерпеливо крикнул Жума.

— У них был ордер на обыск… Они осмотрели весь дом, ничего, конечно, не нашли… Я не хотел тебе об этом говорить, не хотел беспокоить… А сам с утра в ужасном волнении. Вот и приехал в Малхан-ирзе за сердечными каплями…

— Болван!

— Но раз ты выразил желание переночевать у меня, то я почел долгом предупредить, рассказать…

Святой шейх резко затормозил. Абдулрешид едва не разбил лбом ветровое стекло. Машина встала.

— К тебе ехать ночевать нельзя, — жестко сказал Жума.

— Как же быть? — заискивающе проскулил старик.

— Поедем в долину на берег Аргуна и там заночуем в машине.

— Прекрасно! — обрадовался Абдулрешид. — Я еще никогда не ночевал в машине. А здесь так тепло, при моем радикулите это очень полезно. Вот только поесть бы…

— Неужели ты надеешься провести ночь в одной машине со святым шейхом? — негодующе спросил Жума, вновь включая мотор и выруливая на другую дорогу.

Абдулрешид ужаснулся в душе своей дерзости, но и перспектива провести всю ночь под открытым небом, особенно ввиду радикулита, его не вдохновляла.

— Прости, о непогрешимый, недостойного раба своего, — жалко затараторил он, — прости, прости… Я устроюсь где-нибудь в другом месте — на крыле, например, на капоте или под машиной, если чего-нибудь подстелить…

Непогрешимый зловеще молчал и яростно гнал машину по опасной извилистой дороге. Бедного старика мотало из стороны в сторону.

Минут через сорок бешеной гонки машина въехала в просторную долину, по которой протекает Аргун, и остановилась метрах в ста от берега реки.

Жума выключил мотор, погасил фары и вылез из машины, осмотрелся. Абдулрешид, не медля ни секунды, поместил свое седалище на оставленное теплое место. Он не только хотел еще раз испытать прилив возвышенных чувств, но и был твердо уверен, что тепло святого шейха, воспринятое столь непосредственно и полно, самое лучшее лекарство против двадцатипятилетнего радикулита. Но ночь была весьма прохладна, и Абдулрешид с отчаянием, со слезами на глазах ощущал, как быстро и стремительно уходит из-под него благотворное тепло святого, бессмысленно и бесполезно растворяясь в черной ночи.

Вернулся Жума. Он достал из багажника банку колбасного фарша и большой туб с мягким сыром.

— Что ты будешь есть, колбасу или сыр? — спросил он Абдулрешида.

— Колбасу, — без тени колебания, без малейшей рефлексии ответил проголодавшийся божий будильник.

Конечно, фарш сытнее, но Жума с легким сердцем отдал его старику, так как консервный нож куда-то запропастился и было еще неизвестно, удастся ли фарш открыть.

— Ну вот, — сказал он, отвинчивая крышечку туба, — и у тебя и у меня консервы, я поделился по-братски.

— О, как ты справедлив и милосерд! — отозвался Абдулрешид, лихорадочно вертя в руках круглую банку и не решаясь спросить нож.

Святой шейх опустошил туб, смял его и отбросил в сторону. Затем он несколько раз громко хлопнул дверцей машины, постучал кулаком по крышке багажника, сделал несколько резких гудков — все это для того, чтобы разбудить аллаха, если тому вздумалось прилечь. Лишь после шумовой увертюры шейх влез на крышу машины, постелил там затертое вафельное полотенце, заменявшее ему саджаду — коврик для молитвы, встал на него коленями лицом к востоку и, наконец, начал бить поклоны и молиться.

Сияла луна, мерцали звезды, невдалеке шумел Аргун, где-то в горах порой вскрикивали ночные птицы, а святой шейх шептал:

— О всемогущий аллах! Если ты не спишь! Зачем, всемилостивый, ты дал мне в сподвижники на моем тяжком пути такого отпетого негодяя, как Солтахан, и такого неодолимого полудурка, как Абдулрешид? Я им доверяю, я наставляю их на путь истинной веры, порой, как только что, например, я их даже кормлю. А что получаю взамен? Одну неблагодарность или нерадение. Ну, пожалуйста, освободи меня от подобных людей, всемогущий, и дай других, достойных. Уповаю на твою мудрость и на твое милосердие. Аминь! Спасибо за внимание.

Жума слез с крыши. Абдулрешид, остервенело урча, бегал вокруг машины, пытаясь прокусить зубами банку.

— Я ложусь, — сказал Жума, откидывая сиденье, — а ты будешь до рассвета прохаживаться вокруг, охраняя меня, себя и машину. Когда рассветет, можешь взобраться на крышу. Только не громыхать!

Он захлопнул дверцу, запер ее изнутри, задернул занавески, надел ночную пижаму и, тепло укрывшись, вскоре захрапел.

А Абдулрешид все возился с консервами. Он швырял их оземь, пытался раздавить между двух камней, грел на костре, надеясь взорвать, топтал ногами, зажимал и давил под мышкой, — а банка оставалась по-прежнему крепкой и свежей, как опытный боксер после первого раунда.

Вдруг божий будильник завизжал от радости: его осенило! Он нашел два плоских камня, положил между ними банку и поставил это сооружение у левого переднего колеса «Волги». Теперь надо накатить машину на камни, и ее груз, конечно же, раздавит банку! Но как бы при этом не разбудить святого шейха…

Пыхтя, обливаясь потом, жалобно повизгивая, умирая от страха, терзаемый голодом Абдулрешид во всю силу своих скудеющих стариковских возможностей принялся толкать сзади машину.

— Что происходит? — недовольным сонным голосом спросил Жума, отдернув занавеску. — Абдулрешид, где ты?

— Я здесь, о несравненный! — старик раболепно прильнул лицом к стеклу.

— Почему вздрогнула машина?

— Не могу знать, о повелитель… Может быть, это тебе просто пригрезилось в твоих святых снах…

— Может, может, — сонно проворчал Жума, переворачиваясь на другой бок.

Перевернувшись, он вдруг почувствовал что-то жесткое под бедром. Сунул руку — это оказался консервный нож, неизвестно как попавший в карман пижамы. Первое побуждение души даже у святых шейхов нередко бывает благородным: сперва Жума подумал: не дать ли нож Абдулрешиду? Но шейхи гораздо тверже, чем остальные смертные, следуют совету Талейрана относительно первого побуждения: в следующий миг Жума вспомнил дерзкое желание старика спать в машине и, крепко стиснув нож в кулаке, скоро заснул.

Жума, никем не тревожимый, проснулся поздно. Он отдернул на окошках занавески и огляделся. Солнце уже поднялось над горами. Жума вылез из машины, еще огляделся. Абдулрешида нигде не было видно, — ни окрест, ни на крыше, ни под машиной. «Должно быть, — подумал святой шейх, — аллах внял моей вечерней молитве и освободил меня от этого дерзкого и лукавого раба. Спасибо тебе, всемогущий!.. Правда, ты мог бы при этом оставить мне колбасный фарш, ну да ладно… Ты даешь новый день, ты дашь и пищу».

Жума подошел к багажнику, чтобы достать для утренней молитвы вафельное полотенце. Странное дело, оказывается, с вечера он не запер замок. Дернув вверх крышку, Жума остолбенел: в багажнике, свернувшись калачиком, прижимая к покрытой седыми волосами тощей груди консервы, непробудным сном спал Абдулрешид: перед рассветом он совсем продрог и забрался сюда.

Святой шейх не знал, печалиться ему или радоваться: аллах не убрал недостойного старика, но в то же время и фарш остался нетронутым.

Жума выдернул из-под спящего вафельную саджаду и полез на крышу. Его давно одолевало сомнение: что надо делать прежде — физзарядку ила молиться. Коран относительно физзарядки хранил таинственное молчание. Сегодня святой шейх пошел на компромисс: решил попеременно то молиться, то делать зарядку.

Окончив сложную процедуру, Жума подошел к багажнику, взял из рук спящего банку, аккуратно открыл ее консервным ножом, съел все содержимое, а пустую банку опять сунул в руки нечестивого старика. От банки шел вкусный запах колбасного фарша. Ноздри божьего будильника во сне нервно задергались, и он томительно застонал.

Святой шейх захлопнул багажник со стариком, сел за руль, и машина тронулась.

Минут через пять в багажнике послышалась возня: скорее от невероятно вкусного запаха, чем от невероятной тряски недостойный старик проснулся. Не понимая, что происходит — кто сидит за рулем? куда мчится машина? — он едва не умер от страха.

Вдруг машина резко затормозила. Абдулрешид чуть не вплющился в переднюю стенку багажника. Жума вышел на дорогу, обогнул машину и постучал согнутыми пальцами по крышке багажника:

— Абдулрешид, ты здесь?

— Конечно, здесь, о повелитель! Где же мне еще быть, как не рядом с тобой.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! И готов служить тебе с прежним рвением.

Жума открыл крышку:

— Ну, вылезай!

— О, нет, несравненный! Мне хорошо и здесь. Так уютно, тепло…

— Ты что-нибудь ел?

— Да, я недурно позавтракал, — старик протянул вверх до блеска вылизанную банку, от которой теперь даже и не пахло колбасой.

— Прекрасно! Тебе надо хорошо питаться, ибо нам с тобой предстоит совершить немало труднейших дел.

— Я был бы счастлив умереть за эти святые дела!

Жума взял банку, пробормотал над ней какую-то коротенькую невнятную молитву и ритуальным жестом протянул обратно старику:

— За страдания, которые ты перенес, и за твою преданность награждаю тебя орденом Банки Из-под Колбасного Фарша, — шейх понимал, что старик все-таки может еще пригодиться.

— О! — только и мог вымолвить задохнувшийся от восторга и благодарности старый будильник, прижимая к седой груди то, что на его глазах только что превратилось из простой жестянки в священную реликвию.

— Ну, а теперь о делах. Прежде всего нам надо сделать так, чтобы Товсултан Казуев, очень деятельный и авторитетный в совхозе человек, не вредил нам.

— Мой племянник? — старик, как свернувшаяся змея, поднял голову. — Да остережет его от этого аллах!

— Аллах-то аллах, но и сам не будь швах, — назидательно поднял палец Жума. — Твой племянник это первое. Второе — Тумиша. Надо, чтобы наши люди окружили ее заботой, повседневно помогали ей. В частности, следует позаботиться о поднятии ее авторитета. Вот над этими вопросами ты пока и подумай. Чтобы тебе не отвлекаться, чтобы полнее сосредоточиться, так и быть, оставайся в багажнике.

С этими словами Жума захлопнул крышку, сел за руль, и машина помчалась. Солнце поднялось уже совсем высоко, и черная «Волга» накалялась все сильней и сильней…

Через полчаса машина остановилась. Вытащив из багажника полусварившегося Абдулрешида, святой шейх посадил его на переднее сидение и сказал:

— Сейчас въедем в большой аул. Я там буду просить милостыню, а ты станешь ее собирать.

— Милостыню? — не поверил своим сварившимся ушам Абдулрешид.

— Да, милостыню, — раздраженно сказал Жума. — Мне это надо в пропагандистских целях. Для популярности.

Вскоре действительно показалось большое богатое селение. На самой малой скорости проезжая по его главной улице, шейх жалостливо выкрикивал:

— Граждане! Перед вами Жума Хушпаров, о котором вы, конечно, уже читали в газетах. Мой дом таинственным образом исчез из аула Тийна-эвл. Я стал нищ и наг. Вот эта жалкая машина — единственное, что у меня осталось от цветущего хозяйства. Подобное несчастье может случиться с каждым. И вы можете остаться без кола, без двора, с одной-единственной «Волгой»… Ради аллаха, подайте, кто что может — кто кусок сыра или масла, кто десять или хотя бы пять рублей, кто бутылку вина или литр бензина, кто новенький скат или заряженный аккумулятор… Не дайте погибнуть несчастному Жуме, сыну Хушпара!..

И люди, отзывчивые наши люди, тронутые горем дотоле неизвестного им человека, несли все, что Жума просил: и деньги, и сыр с маслом, и вино, и бензин, и новенькие скаты, и только что заряженные аккумуляторы… Абдулрешид едва успевал все это принимать, складывать, упаковывать. Недостойный старик трудился в поте лица своего, стараясь оправдать высокую награду, полученную от святого шейха.