В долине Аргуна

Глава тридцать восьмая

Впервые после болезни Ханбеков вышел на работу. Он успел несколько отвыкнуть от своего кабинета, от своего кресла, от трех телефонов, стоящих на столике. Сату Халович ожидал, что на него сразу навалится множество дел, вереницей пойдут посетители, затрезвонят телефонные звонки, но ничего этого не случилось. В работе отдела чувствовалась энергичная, деловая, скорая рука Али Сапарбиева, все уже привыкли обращаться к нему, и он уже привык разрешать все вопросы. «Что ж, — подумал Ханбеков, — это даже хорошо. Мне все равно долго тут не просидеть. Если бы только с миром отпустили на пенсию…»

Пользуясь непредвиденным затишьем, он решил разыскать тайную телекамеру, установленную в его кабинете сектантами. Сказав секретарше Непси, чтобы она никого к нему не пускала («Разбираю накопившиеся дела»), заперев дверь, Ханбеков приступил к поискам. Тщательным образом сперва он обшарил, ощупал, обнюхал все четыре стены на уровне своего роста. Ничего не нашел. Стал, взобравшись на подоконник, исследовать рамы. С улицы было видно, — кабинет находился на втором этаже — как завсельхозотделом выделывает на подоконнике какие-то странные движения, принимает удивительные для ответственного работника позы. Собралась толпа. Одни высказывали предположение, что после болезни Ханбеков стал попроще и теперь сам протирает стекла в своем кабинете. Другие возражали: дело вовсе не в этом; его просто сняли с высокого поста и назначили уборщицей, а завотделом теперь Сапарбиев. Третьи уверенно говорили: нет! Ханбеков остается заведующим и на подоконник он взобрался лишь для того, чтобы с высоты лучше разглядеть, все ли благополучно на полях и фермах района. «А чего он тогда корчится?» — спрашивали скептики. «Не удивительно! — отвечали оптимисты. — Ведь он должен разглядеть с подоконника своего кабинета даже то, что происходит по ту сторону гор, пролегающих по земле нашего района. Попробовали бы вы сами!»

Заметив толпу, Сату Халович соскочил на пол. Опять ничего нет! Надо обследовать верхнюю часть стен. Передвигая с места на место стул, он взбирался на него и сантиметр за сантиметром обшаривал всю поверхность, до которой можно было достать. Ничего! Оставалась самая верхняя часть. Но тут уж надо ставить стул на стул. Делать нечего, пришлось пойти и на это.

Пыхтя и обливаясь потом, дрожа от страха сверзиться, Сату Халович обследовал до самого потолка правую стену, левую, заднюю. И только тут, вспомнив, какой вид имели фотографии, которыми его шантажировал Бирка, он понял, что, конечно же, глазок камеры вмонтирован в передней стене, вероятно, над дверью, против письменного стола. Пододвинув стулья к двери, дрожа уже не только от страха, но и от нетерпенья, Ханбеков полез вверх. Здесь нет. Здесь тоже ничего… Вот! Наконец-то! Маленький, в копейку размером, глазок, наставленный прямо на стол. Сату Халович вынул из кармана листочек бумаги, оторвал уголок, послюнявил и заклеил наглого соглядатая. Хотел тихонько спуститься, но от волнения вдруг сделал какой-то неосторожный поворот, неустойчивый верхний стул вильнул из-под ног, и Ханбеков полетел на пол! Раздался невообразимый грохот… В приемной вскочила перепуганная Непси, своим ключом отперла дверь и хотела ее открыть. Но не тут-то было. Стулья и поверженное тело начальника не давали это сделать. Ей удалось лишь немного приоткрыть дверь.

— Сату Халович! Что случилось? Вы живы?

Ханбеков молчал. На шум сбегались сотрудники райисполкома. Они навалились на дверь, и им удалось открыть ее. Когда вошли в кабинет, глазам предстала невероятнейшая картина: завсельхозотделом лежал на полу у двери между двух непонятно как и зачем оказавшихся здесь стульев… Ханбекова подняли и положили на диван.

— Сату Халович, вы живы? — все допытывалась секретарша, поднося стакан с водой.

— Жив, жив, — наконец отозвался Ханбеков, открывая глаза.

— Что случилось?

— Ничего. Я просто споткнулся о стул.

Все недоуменно переглянулись.

Сату Халович попил воды, сел и попросил всех удалиться, кроме Сапарбиева. Ему он откровенно рассказал о том, что произошло. Али вначале не хотел верить. Ханбеков предложил ему удостовериться. Поставив стул на стул, он полез. Увиденное так его поразило, что он тоже не устоял и грохнулся со стула. В кабинет опять сбежались сотрудники. Они еще более поразились, когда их взорам явилась та же самая картина, только на месте председателя теперь лежал его зам… Успокоенные Ханбековым («Он тоже споткнулся о стул»), сотрудники все же думали: «Чья следующая очередь?»

— Не ожидал, никак не ожидал! — воскликнул Сапарбиев, когда они остались с Ханбековым одни. — После этого нет ничего удивительного, что Жуме всегда удается так ловко ускользать от нас. Ведь, оказывается, он был и на панихиде Тумиши!

— Да, — печально покачал головой Ханбеков, — он следит за нами, знает все наши намерения, а кроме того, ему действенно помогают все сектанты нашего района.

— А может быть, даже и райисполкома, — многозначительно проговорил Али.

Ханбеков покраснел, глаза его растерянно забегали.

— Ты подозреваешь меня? — наконец прямо спросил он. — Ты же видишь, что они установили наблюдение и за мной.

— Это не спальня твоя, а служебный кабинет, где кроме тебя бывает много разного народа, проходят совещания, ведутся деловые разговоры…

— Если подозреваешь, почему молчал до сих пор?

— Тут дело деликатное. Ведь я твой заместитель, и всегда найдутся люди, которые будут говорить, что я подсиживаю тебя, хочу сесть на твое место.

— Конечно, ты скоро сядешь на это место, — Ханбеков указал на свое кресло. — Мне пора на покой, я это вижу сам. Но прежде чем я уйду, я, как уже говорил тебе, помогу поймать Жуму. Ведь я знаю его и в лицо и по повадкам гораздо лучше многих. Он не раз приходил ко мне то с одной, то с другой просьбой. Я помогал ему строиться, помогал купить машину… Не отрицаю.

— Хорошо, что не отрицаешь. Но поймать Жуму сейчас особенно трудно: после панихиды он как вспугнутый вверь — настороже. Я знаю, что есть, правда, один довольно хитрый и тонкий план… — Сапарбиев в раздумье замолчал.

— Не можешь мне этот план доверить? — оскорбленно спросил Ханбеков.

— Нет, теперь, после того, как ты сам показал мне этот глазок и выражаешь намерения помочь поймать Жуму, могу сказать, — ответил Али. — Видишь ли, какая штука. После всех событий последнего времени, после того, как Тумиша выгнала Жуму из дома, затем разоблачила его банду, наплевала на священный брак с ним, — после всего этого Хушпаров проклял ее и внезапно — может быть, это своего рода защитная реакция против неудачи — самым роковым образом воспылал страстью к известной тебе Куржани…

— Куржани? — оторопел Сату Халович. — К той Куржани…

Он хотел сказать: «К той Куржани, которую сам же хотел видеть моей второй женой?», но вовремя спохватился и замолчал.

— Да, именно к той, — пугающе многозначительно сказал Сапарбиев. — Он шлет ей бесконечные любовные письма, которые отправляются из разных пунктов республики, и даже несколько раз наведывался к ней на здешнюю квартиру. Она живет, как ты, может быть, знаешь, — Сату показалось, что Али усмехнулся, — недалеко отсюда на Благоуханной улице, дом 2Б. Это ему удавалось делать совершенно беспрепятственно и безнаказанно, так как он появлялся внезапно и был, вероятно, заранее уведомлен кем-то, что Куржани одна и что обстановка в доме вообще благоприятна. В связи с этой его, должно быть, неотступной страстью и возник план…