Случившееся поутру вызвало в Марине такой спутанный клубок эмоций, что она сама не понимала, что она испытывает — злость, разочарование, возбуждение от того, что Загорский там открыто говорил о своих чувствах к ней, а может, даже досаду, что открылась ему сама. Все эти чувства подгоняли ее на охоте, заставляя скакать впереди, наравне с мужчинами, что не могло не вызвать косых взглядов. Чтобы хоть как-то поддержать подругу, Юленька пыталась не отставать от нее, но она была не столь опытной наездницей да и не любила особо верховую езду, что спустя какое-то время сдалась и ехала позади среди остальных дам. Затем дамы вообще остановились на окраине небольшого леска, где для них слуги постелили покрывало и доставали из коробов легкие закуски и прохладительные напитки. Марина же предпочла остаться, сославшись на то, что не устала.
— Вы прямо-таки сама Диана, — улыбнулся ей восторженно один из гостей, а Марина только улыбнулась тому в ответ, подстегнула лошадь и ускакала прочь, вспомнив похожую реплику, произнесенную когда-то на балу.
«… — Откуда вы взялись, прекрасная Диана? Клянусь, я впервые вижу такую девушку, как вы. Не смотрите на меня так возмущенно, это комплимент от чистого сердца. Вы очаровательны, юное создание…».
И поцелуй, последовавший за ней.
Марина посмотрела исподтишка на Загорского, который легко скакал во главе их небольшой кавалькады. Помнит ли он их встречу так же ясно, как и она? Будет ли в его памяти она в дальнейшем, когда их пути разойдутся навеки?
Спустя время лисы стали заслуженной добычей охотников. Часть из них, правда, не досталась охотникам — доезжачий не подоспел вовремя, и гончие в пылу охотничьей ярости разорвали пару несчастных на куски. Эти две несчастные отчаянно уводили собак в сторону от своей норы, но и она впоследствии была обнаружена вместе с их маленьким потомством — шестью лисятами.
Марина в ужасе вскрикнула, когда первый лисенок был вытащен из норы мощными собачьими челюстями и в мгновение ока лишился жизни.
— Прошу вас, стойте, — вырвалось помимо ее воли. — Отзовите собак.
Охотники посмотрели на нее недоуменно, Арсеньев с любопытством, а Загорский вообще отвел взгляд в сторону, заметив ее подозрительно заблестевшие глаза, и поднял руку, подавая сигнал придержать собак.
— Марина Александровна, при всем моем уважении к вам, — начал было Арсеньев, но потом покачал головой.
— Что происходит, господа? — громко возмутился один из охотников. — Это те же лисы, только маленькие. Подрастут и будут также душить птиц в птичниках. Павел Григорьевич, давайте же сигнал!
— Вот когда подрастут, тогда мы опять соберемся в Киреевке всей нашей компанией на очередной гон, — задорно улыбнувшись, произнес Загорский. — А то перебьем всех лис, и на кого гон будем устраивать? Лисы такие проворные существа, что устраивают нам хорошую, скажу я вам, гонку.
Мужчины засмеялись и дружно загалдели. Доезжачий по знаку Арсеньева убрал взмыленных собак.
— А вы знаете, господа, в Англии вывели особую породу собак для охоты на лис, — смеясь, развернул лошадь Загорский. Остальные дружно последовали за ним на поляну, где предполагался завтрак для участвующих в гоне. — Они настолько малы, что могут пролезть в какую угодно нору и достать лису. Не выписать ли вам таких собачек, Павел Григорьевич? Это внесет определенное разнообразие в наш быт — вне гона она сможет быть тихим домашним любимцем. Подумайте, какая находчивость — собака и для дам, и для кавалеров.
Дружный хохот мужчин был ему ответом. Было видно, что все расслабились и забыли тот неприятный инцидент несколько минут назад. Только стареющий предводитель уездного дворянства Кочергин раздраженно пробормотал себе под нос:
— Не место бабе на охоте! Пущай дома сидит, горемычная.
Марина сделала вид, что не слышала его бормотания. Тронутая до глубины души, поступком князя, напрасно ловила она его взгляд, чтобы выразить улыбкой свою признательность ему. Он не смотрел на нее, даже не оглянулся, чтобы посмотреть едет ли она вообще в арьергарде их кавалькады. Лишь Арсеньев поехал рядом с ней.
— Как вам охота, Марина Александровна?
— Все было очень увлекательно, благодарю вас.
— Сей инцидент не испортил ваше впечатление?
— Отнюдь. Я хотела бы поблагодарить вас за проявленную милость к тем несчастным животным.
— О нет, благодарность вы адресуете не по адресу. Не я первый принял решение сохранить им жизнь, — Арсеньев взглянул на Загорского, ведущего оживленную беседу с окружающими его участниками гона.
Марина тоже взглянула на князя и слегка покраснела. Затем перевела взгляд на Арсеньева и улыбнулась тому.
— Но все же только ваше решение было окончательным, ведь вы хозяин гона. За это и благодарю вас.
Арсеньев коротко кивнул в ответ и улыбнулся, увидев впереди машущую рукой жену.
— Э-ге-гей, охотники! — кричала она.
— Э-ге-гей! — крикнул в ответ Арсеньев и с улыбкой повернулся к Марине. — По-моемому, моей супруге напекло голову — я еще не видел ее такой возбужденной и счастливой.
— Это все ваша предстоящая поездка, — сказала Марина. — Она так ждет ее, с такими надежами считает дни.
— Поверьте, Марина Александровна, я тоже. В последнее время Жюли была так подавлена. Я ведь отнюдь не слепой и глухой, вижу, что ей несладко сейчас живется. Да и maman вносит свою лепту. Предстоящее путешествие словно вдохнуло в нее радость жизни, и я готов увезти ее куда угодно, даже если это принесет ожидаемого результата. Только бы Жюли улыбалась так, как сейчас. С вашего позволения, — он вежливо кивнул ей и, пришпорив коня, поскакал навстречу супруге, которая ждала его у края поляны.
Марина улыбнулась, видя, как Арсеньев одним махом соскочил с седла и, притянув к себе за талию Жюли, нежно прижался губами к ее руке. Они так влюблены друг в друга. Какое счастье, что сговор их родителей о браке принес им только счастье и любовь. Следует признать, что далеко не каждый союз похож на их. Может, Загорский прав, и не стоит пытаться объединить чувства и долг, брачные обязательства?
Девушка тихим шагом доехала до поляны и спешилась с помощью берейтора.
— Как охота? Я наслышана уже о malentendu insignifiant[53] .
— Да, я позволила себе испытать жалость, что вызвало недопонимание мужчин, — Марина стянула с ладоней кожаные перчатки для езды и, бросив их на траву, с удовольствием подставила легкому ветерку слегка вспотевшие за время охоты ладони, пользуясь тем, что они с Жюли стояли несколько в сторонке от остальных. — Но твой супруг поступил благородно и пошел навстречу пожеланиям дамы.
— Мой супруг? А почему ты умалчиваешь о князе? — Жюли не отрывала взгляда от лица Марины и сразу же заметила перемену ее настроения при упоминании Загорского. — Он же первый принял решение, Paul только поддержал его.
Марина промолчала в ответ, сделав вид, что занята, и ей не до разговоров — она натягивала на руки кружевные митенки.
— Честь и хвала человеку, придумавшему митенки, — улыбнулась она. — Я бы просто умерла, если бы сейчас была вынуждена надеть перчатки.
— Что между вами произошло? — не унималась Жюли. — Там, у оврага. Вы выяснили?
— Выяснили, — зло бросила Марина. — Князь признался мне в любви. Я ответила ему тем же.
— Ты призналась? Хотя к чему были слова, все было видно и без них, — Юленька предпочла проигнорировать убийственный взгляд подруги. — Прости мне мое любопытство, но я просто схожу с ума при мысли, что самый холостяк и волокита Петербурга попался на крючок.
— Не радуйся ранее, чем следует. Ни какой крючок не способен удержать Загорского.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась подруга. — Не хочешь ли ты сказать, что он осмелился…
— Разумеется, нет. Я же все-таки барышня, — горько рассмеялась Марина. — Он любит, но не желает сейчас говорить о браке. Просит время, чтобы все обдумать. Боится расставаться с привычной жизнью, страшится резких перемен.
— Помолвка? Он предложил длительную помолвку?
— Нет! — резче, чем следовало, ответила Марина. — О помолвке не было и речи. Просто время, в течение которого я не должна, видимо, принимать ухаживания других, а уж тем паче, предложения, в ожидании, когда он решится на этот шаг. Мы оба свободны в своих действиях и желаниях, но я — лишь формально. Подождать… Неужели он не понимает, что я не могу ждать?! Ситуация в моей семье осложнилась уже настолько…
— Если дело исключительно в денежном вопросе, ты же знаешь, — проговорила Юленька. Марина не дала той договорить, положив свою руку на ее ладонь.
— Знаю, ma cherie. Я очень благодарна тебе за помощь, но принять от вас с Павлом Григорьевичем в долг не могу, не смею… К тому же, как я могу быть уверена, что не пройдет время, и Сергей Кириллович не увлечется другой? Я не переживу этого опять. Не хочу обмануться. Уж лучше оставить все, как есть. Скажи мне лучше, приехал ли Анатоль Михайлович? Я писала ему, просила сегодня быть на гоне. Он передал через Агнешку, что непременно прибудет. Но уж полдень минул, а его все нет. Уж не нездоров ли часом?
— Нет, не прибыл покамест. Но он вчера прислал записку, что будет у нас сегодня, так что мы его ждем. Ты знаешь, cherie, служба. Он же человек своего рода подневольный. Но, тем не менее, человек чести — раз обещался, значит, будет, — Жюли взяла подругу под руку, и они вместе направились медленным шагом к остальным гостям. — Зачем тебе вдруг понадобился Анатоль Михайлович? Заскучала по поклоннику?
— Просто вдруг подумала, что, погнавшись за журавлем, я упустила синицу, — улыбнулась Марина. — Маменька этого не переживет.
— А ты, ma bonne? Что думаешь ты?
Некоторое время подруги шли, молча, лишь почти подойдя к месту пикника, Марина остановилась и, взглянув в ясное голубое небо, улыбнулась.
— Я тоже буду переживать. За последние полгода я очень привязалась к нему. Анатоль — очень хороший человек, и я буду благодарна, если он сделает мне предложение.
— Благодарна, но не счастлива? — грустно спросила Юленька.
— Ах, Жюли, счастье — такая переменчивая вещь…
Отличное французское вино в жаркий солнечный день слегка разморило мужчин и развязало им языки. То и дело в рассказываемых ими историях об охоте или анекдотах они немного выходили за рамки приличий, что заставляло дам краснеть и жеманно хихикать в ответ на их извинения. Марину забавляло это. Она сидела на покрывале, подставив лицо ласковому солнышку, совсем не пряча его, как остальные женщины, под зонтиком или широкополой шляпой. Легкий загар был всегда ей к лицу, удачно оттеняя светлый цвет ее волос. Хотя взбучка от маменьки «за неподобающий барышне вид» девушке была обеспечена.
Марина повернула голову в сторону гостей, вдруг поймав себя на мысли, что давно не слышала голоса Загорского.
Его не было.
Она еще раз внимательно огляделась по сторонам, но наткнулась только на ожидающий взгляд обслуживающего их компанию лакея. Куда делся князь? Только она слышала его голос, рассказывающий анекдот, и вот его уже нет.
Марина наклонилась к уху Юленьки и прошептала:
— Я не вижу Загорского.
— Верно, он же получил записку из полка с требованием срочно прибыть, вот и уехал, — Юленька с улыбкой покачала головой. — Замечталась совсем. Он же прощался, а ты даже головы не повернула, словно не желаешь, даже видеть его. Все обратили на этот факт внимание и уже успели обсудить, перешептываясь, а ты все в облаках витаешь. Я-то думала, что так и было тобой задумано — холодная неприступность, знаешь ли, иногда творит чудеса.
— Только не в этом случае, — буркнула Марина, расстроившись. И тут же разозлилась на себя за подобный упадок духом — ей совсем не по душе, что ее настроение зависит от присутствия Загорского.
— Кстати, лакей еще одну записку принес, — проговорила Юленька. — От графа Воронина. Он извиняется за свое отсутствие и пишет, что будет нынче вечером.
— Господа, господа! — воскликнул один из гостей, возвращаясь от лакея с бокалом вина. — Недалече показался цыганский табор. Видимо, кочует в здешних местах. Предлагаю разнообразить наш вечер цыганским развлечением.
Мужчины ответили дружным согласием, женщины же только переглянулись слегка укоризненно — мужчины, что с них возьмешь? Разве им известно, что не стоит пускать цыган в дом? Они знают цыган только по ресторациям, а там совсем другие люди. Эти же, кочующие и славящиеся своими воровскими наклонностями, опасны для любого места.
— Ну, же Поль, соглашайтесь, — уговаривали сомневающегося хозяина гости. — Возьмем с барона слово, что за право остановиться в вашей деревне они обязуются быть примерными гостями и вести себя подобающе. Подумайте, какая музыка, какие романсы…
Арсеньев повернулся к супруге, прищурив от солнечного света глаза.
— Что скажешь, милая?
— Решай сам, mon cher. Я же не против при условии, что в доме принимать их не будем, а слуги будут следить за нашими случайными гостями. Можно устроить в саду отличный вечер.
— Отличнейшая идея, Юлия Алексеевна, — откликнулся один из гостей на ее слова. — Нынче стоит преотличнейшая погода, поэтому что может быть лучше вечера на воздухе?
— Единственный минус всей нашей затеи, — возразил ему другой. — Только один — мошкара да мухи.
— Ах, вечно вы брюзжите, ваше сиятельство, — шутливо толкнул его в бок третий гость. Все дружно рассмеялись над этой репликой.
Послали человека в табор, а другого предупредить домашних слуг о намечавшемся вечере. Затем потихоньку стали собираться возвращаться в имение — в такой жаркий день просто необходим был дневной отдых в тиши дома.
По приезду Марина сменила платье для верховой езды на более легкое, батистовое. В отличие от большинства гостей она ничуть не устала от гона и жаркой погоды, поэтому отдыхать ей вовсе не хотелось. Она было думала пойти в диванную и поиграть на фортепьяно, но поняла, что нарушит тем самым покой остальных и загрустила. Читать ей не хотелось, а без какого-либо занятия в голову постоянно лезли разные мысли.
Может, она поступает неверно, отвергая Загорского? Может, это действительно ее единственный шанс на счастье с любимым человеком? Марина присела к окну диванной и стала в задумчивости наблюдать за мухой, пытавшейся попасть в дом сквозь легкие занавеси. Насекомое то и дело тыкалось в ткань, словно недоумевая, что за препятствие у нее на пути, затем меняла путь и снова натыкалась на преграду.
Вот так же и она, улыбнулась Марина. Какой бы путь не выбрала, конец всегда один — тупик, из которого она не ведает выхода. Ждать Загорского? Сколько? Год, два, десять? Этак и жизнь пройдет в девках, а ей этого ой как не хотелось. Она где-то в глубине своей души все же таила грех тщеславия — ей непременно хотелось (хоть чуть-чуть, но все-таки) выйти замуж за достойного, знатного, состоятельного. Чтобы все те, кто когда-то не дал ей возможность получить место фрейлины, поняли, что она может добиться удачной партии и без помощи шифра.
Раздался резкий стук в дверь, заставший Марину вздрогнуть от неожиданности.
— Entrez, — произнесла она, ожидая увидеть кого-то из дворни.
Дверь открылась, и в комнату ступил Воронин. Раскрасневшиеся от жары скулы, его сбившееся дыхание говорили о том, он выдержал хорошую скачку, и видимо, скачку от самого Петербурга.
— Анатоль Михайлович, — растерянно произнесла Марина. Она была удивлена его неожиданным появлением и непривычным для него, вечно застегнутого на все пуговицы, видом.
Он несмело шагнул в ее сторону, но резко остановился на полпути, сжимая в руках головной убор.
— Марина Александровна, простите меня великодушно за то, что обманул ваши надежды, и не был на гоне. Я… — он замялся, не зная, как продолжить разговор. — Я не нахожу себе оправдания. Вы просили меня, я обещался, и … Мои причины неуважительны, недостойны, чтобы упоминать их в разговоре с вами… О Боже!
Он окончательно сбился и в раздражении запустил пятерню в свои волосы, словно этим движением старался поправить мысли в головы.
— Я вас люблю, — вдруг сказал Анатоль, резко вскинув голову и посмотрев прямо Марине в глаза. — Я полюбил вас сразу же, как увидел, и так же без раздумий решил, что хочу видеть вас своей супругой. Хочу пройти с вами через все жизненные невзгоды и радости, разделить с вами счастье и беды. Хочу иметь детей с вашими глазами и улыбкой. Хочу встретить бок о бок старость, если судьба будет столь благосклонна к нам. Я прошу вас быть моей супругой, матерью моих детей, моих другом и моей возлюбленной до конца моих дней.
Он замолчал. Молчала и Марина. Ее так тронуло это маленькое, но в тоже время такое огромное признание мужчины, что она не находила слов для ответа ему. Она смотрела в его карие глаза, которые с такой надеждой глядели на нее, и чувствовала, как замирает ее сердце. Признание Анатоля столь отличалось от слов любви Загорского, было так нежно и трогательно. В нем ясно чувствовалось, как нужна ему Марина, здесь и сейчас, несмотря на обстоятельства и чужие мнения.
— Я согласна, — тихо произнесла Марина и протянула мужчине руки. Тот с каким-то странным полувскриком-полустоном выронил головной убор из рук и бросился перед ней на колени. Он обхватил ее ноги руками в цепком объятии и уткнулся головой в ее юбки. Марина легонько гладила его по волосам нежными движениями и с улыбкой думала о том, как трогателен этот большой мужчина, которого лишь одна короткая фраза способна поставить на колени.
Воронин поднял голову и посмотрел Марине в глаза.
— Я клянусь вам, вы никогда не пожалеете о своем решении. Отныне моя жизнь будет посвящена только вам. Вам и вашему счастью.
Марина промолчала. Она просто напросто не знала, что ей сказать. Она смотрела в глаза Воронина и повторяла про себя: «Mon époux Анатоль Михайлович, mon époux…», словно стараясь убедить себя в правильности принятого решения.
Анатоль быстро поднялся с колен и достал из извлеченного из-за обшлага мундира платка некий предмет. Затем взял в ладонь правую руку Марины и одел ей на безымянный палец кольцо.
— Это наше фамильное кольцо Ворониных, которое по традиции жених преподносит невесте в день заключения помолвки. Я бы хотел дать вам его в знак моей безграничной любви к вам и моей преданности.
Кольцо было довольно крупным, но очень красивым и явно старинным. Мерцающее серебро, ярко блестевшие синие камни, выложенные в форме цветка с серебристыми лепестками.
Марина почувствовала тяжесть кольца на своем пальце и внезапно осознала, что теперь уже почти принадлежит этому человеку напротив нее, который со счастливой улыбкой на губах целовал ее руки. Ее сердце тревожно сжалось. Не натворила ли она беды, поддавшись эмоциям и согласившись на брак? Ведь она руководствовалась в этот момент лишь трогательностью момента, радостью осознания, что она столь любима Анатолем, злостью на Загорского.
Графиня Воронина Марина Александровна.
Душа ее похолодела от тревоги и какого-то неясного чувства беды.
Ради моей семьи… Я должна.