Вадбольский – 2

Глава 11

Пока она простукивала сейф, поочередно убирая штифты замка, я рылся в ящиках стола, и в самом нижнем за малозаметной загородкой увидел хитро запрятанный ключик.

Жадно ухватил, бросился к сейфу, даже руки задрожали, когда сумел всунуть в скважину и… повернулось легко, словно хозяин каждый день открывал-закрывал сейф, не забывая смазывать механизм!

Сердце застучало снова так, будто лезу по стене здания, цепляясь за микроскопические неровности камня. Тяжёлая, как ворота в имение, дверца сейфа под моим усилием начала открываться, я увидел ровные полки и чуть не захлебнулся слюной.

Какие же операции проворачиваешь, Глебов-старший, если почти весь сейф забит туго перевязанными связками банкнот?

Чуть трясущимися руками начал торопливо перегружать пачки денег в вещевой мешок. Как же здорово, что захватил этот огромный, что брал под туши бозонных тварей!.. Здесь денег больше, да и тяжелее эти десятки пачек, а ещё половину сейфа не очистил!

Самая нижняя полка не полка, а металлический ящик, заглянул и чуть не присвистнул в изумлении. Золотые монеты разных эпох, от нынешних золотых рублей до двойных наполеондоров, причем на одних монетах Наполеон с венком, как уже император, на других ещё как первый консул, попались и наполеондоры, на которых уже не Наполеон, а другие короли, что теперь кажется смешным, монеты как французские наполеоновской эпохи, так и итальянские, шведские, бельгийские, даже российские, называются всё ещё наполеондорами, хотя Наполеона давно нет. Правда, наполеондоры у нас уже называются империалами.

С полсотни набралось тезаврационных монет в сто франков каждая, это пять двойных наполеондоров в одной, я всё засунул в вещевой мешок, с усилием оторвал от пола и охнул. Две проблемы, выдержит ткань — не выдержит, но даже если выдержит, как с таким грузом спускаться?

Жадность рулит миром, а голь на выдумки хитра: отогнув решётку на окне, я окутал мешок стелс-тканью и спустил на толстой шёлковой верёвке, сорванной с тяжёлых величественных штор на огромных окнах.

Дрон мониторит окрестности, я кое-как спустился вслед за мешком, но тут мое счастье кончилось, патруль в составе двух человек сделал красивый разворот через левое плечо и направился под стеной здания в мою сторону.

В груди стало холодно, я накрылся стелс-тканью и накрыл собой мешок, согнувшись, как креветка, что, понятно, не спасет, уже с трех шагов увидят что-то непонятное, переливающееся в воздухе, и захотят пощупать, а мне только драк недоставало, кто мешок потащит?

— Быстрее, — шепнул я дрону, — вон там на углу подними шум!

Дрон исчез, патруль продолжал двигаться ко мне, один наконец насторожился, сказал напарнику:

— Слушай, что вон там как-то странно поблескивает…

— Где?

Первый ответить на успел, за их спинами пронзительно заскрипело, словно кто-то выламывает ставни, для верности перекрытые железной слегой. Оба моментально развернулись, взяли ружья наизготовку и быстрым шагом пошли, не побежали, в ту сторону.

Не теряя ни секунды, я подхватил мешок и, напрягая все силы, перебежал двор к внешней стене каменного забора, быстро поднялся на вершину, там подтянул к себе мешок на верёвке, с ним бы точно не поднялся, а потом сперва спустил его на сторону улицы, следом спрыгнул сам, настолько адреналин буквально раздирает тело.

Домой добрался под утро, извозчиков поменял дважды, наверняка запомнили разбойничью внешность дикого абрека, пусть, всё хорошо, грозная слава должна бежать впереди и потрясать кавказским кинжалом.

Василий вышел из темноты возле калитки, ружьё направлено в мою сторону, узнал, сказал с облегчением:

— Ваше благородие, у вас всё в порядке?

— Да, — ответил я. — Посмотри малость налево по улице, за мной вроде кто-то шёл… Меня не тревожь, отсыпаться буду. Ивану тоже скажи.

Он кивнул, быстро вышел, а я, подхватив почти незаметный мешок, потащил его к ступеням, чуть ли не подвывая на каждом шагу, ощущение такое, что несу нейтронную звезду, спина уже трещит от боли, а руки вышли из суставных сумок.

В своей комнате заперся, на ходу взглянул в зеркало. Ещё когда подходил к дому, вернул себе прежний облик на это потребовалось не больше трех минут, из ощущений словно ошпаренная кипятком кожа, слишком уж форсировал, да и кости черепа побаливают, но ладно, сейчас пройдет…

Пачки денег сперва выкладывал на стол, в каждой по сто сторублевок, тонкая такая пачечка, толщиной в мизинец, у Глебова связаны тонким шёлковым шнурком по десять штук. Если в одной тонкой пачке десять тысяч рублей, то в толстой, когда из десяти одна… это же сто тысяч!

Я откинулся на спинку стула и уставился ошалело. Никогда таких денег не видел, сейчас я себе напоминаю Ивана, когда он пересчитал монеты в том медном кувшине и понял, что там целых двадцать тысяч рублей!

Но в мешке это одна из таких пачек, так что там совсем не сто тысяч, совсем не сто…. Не считая ещё множества золотых монет и всякого рода драгоценностей в виде бриллиантов, золотых колец и замысловатых украшений.

Как помню, в «дипломат», так называли одно время очень модный и потому распространенный небольшой компактный чемоданчик, помещалось ровно пять миллионов долларов, но эти вот ассигнации крупнее по размерам, в чемодан вряд ли поместилось бы больше трех, зато мешок у меня впятеро больше «дипломата», такие объемные делал разве что чемоданных дел мастер Дмитрий Иванович Менделеев.

Откуда у Глебова такие суммы?.. Понимаю, у него несколько крупных металлургических заводов, свои железные дороги, два крупных рудника, а третий пока только, как пишут в отчетах, начинает осваиваться, но это рудник с богатым месторождением золота, и что-то слишком медленно начинает, вот уже пять лет никак не доведут до разработки, когда можно начинать вести учет и взимать налоги.

Похоже, разработка идёт давно и очень успешно, отсюда и чёрный нал, а все, кто к этому причастен, получают свою мзду. Даже в банк эти деньжищи Глебов не складывает, боясь привлечь внимание, да и кто знает, какие суммы в высшем свете крутятся вне внимания налоговых органов.

На улице посветлело, и хотя через плотную занавеску с улицы не увидеть, чем занимаюсь, но лучше пусть Иван и Василий в самом деле сочтут, что отсыпаюсь, а я в постели подумаю, как распорядиться добычей.

Но успел вырубиться раньше, чем голова коснулась подушки.

Сон не только освежает, но и приводит в порядок сумбурные мысли. Проснулся с уже готовым планом, что и как с сокровищами. Для ассигнаций куплю другой мешок, буду держать под кроватью, пока не приобрету сейф, а золотые монеты и драгоценности лучше перепрятать следующей ночью в саду.

И хотя участок невелик, но можно выбрать место между домом и деревьями, дрон последит, чтобы никто из редких ночных прохожих ничего не увидел.

Или золото лучше разместить в банке?

Хм, а я потребовал тогда от Глебова-старшего всего лишь сто тысяч рублей золотом за непутевого сынка!.. Как хорошо, что Глебов не согласился. Здесь несколько миллионов, заморюсь считать.

В Санкт-Петербурге семь банков, крупнейший из них Санкт-Петербургский международный коммерческий, но все руководящие посты занимают граждане Германии, банковская переписка ведется только на немецком языке, директор банка — Адольф Юльевич Ротштейн, прусский подданный.

Я же выбрал Санкт-Петербургский частный коммерческий банк, хотя и там руководят по большей части немцы, однако здесь уставной капитал вдвое выше, и в его правлении нет государственных чиновников, что дает банку больше свободы в банковских операциях.

Ночь снова провел в Щели Дьявола, сейчас даже не ради добычи, которую могу сбыть за жалкие гроши, просто каждый рейд дает хоть крохотное, но усиление.

Выгляжу, конечно, отвратно: небритый, лохматый, невыспавшийся, только и того, что для визита в банк рубашку и брюки надел свои родные, да и вместо штиблет родные кроссовки.

Выгляжу, конечно, весьма затрапезно: да ещё с вещмешком за спиной, что выглядит полупустым, уверенно подошел к щеголевато одетому мужчине за канцелярским столом, раз уж стойки хостесс пока не придумали. Он что-то старательно выписывает на большом листе с гербовой печатью в левом углу, в руке большое гусиное перо, заостренный кончик которого только что макнул в высокую чернильницу, заполненную почти доверху.

— Любезный, — сказал я громко и нагло, — у меня желание открыть здесь счет. Можешь это сделать быстро, а то мне ещё рыбок кормить?

Он поднял голову, взгляд полон неприязни, сам одет с иголочки, галстук-бабочка строго подобран к идеально сидящему костюму, волосы аккуратно зачесаны и смазаны чем-то вроде бриолина, поинтересовался сухо:

— Вы не ошиблись? Это банк.

— Это я прочесть сумел, — сообщил я. — Хоть и с трудом. Ну-ка, займись да побыстрее!

Он вздохнул, сказал в сторону:

— Ванька, скажи там, кто свободен, простолюдин желает то ли рубль положить в банк, то ли полушку нашел по дороге…

У лестницы наверх шевельнулся скромно но дорого одетый мужчина, то ли охранник, то ли лакей, быстро поднялся по лестнице и пропал.

Я ждал, через пару минут к нам спустился высокий и поджарый господин с пышными бакенбардами и острым взглядом. На его лице благодушная улыбка, пахнуло вином, жареным мясом и ароматом дорогой сигары.

Он ещё с лестницы окинул меня оценивающим взглядом, подошел, всё ещё рассматривая меня внимательно.

— Барон Людвиг Гауф, — представился он нейтральным голосом. — Чем можем помочь?

— О, — сказал я, — один из учредителей?.. Что ж вы лично, могли бы халдея послать. Или этого ресепшиониста.

Он при слове «ресепшиониста» взглянул остро, но тут же усмехнулся.

— Я только что пообедал и ещё не решил, за какую кучу дел взяться.

— Мне счет открыть, — сообщил я.

— На какую сумму?

Я водрузил на стол ресепшиониста рюкзак, вытащил и положил на блестящую поверхность массивный такой кирпич, где десять пачек, каждая в сто тысяч, небрежно связанные в одну уже моим шнурком.

Мужик с бабочкой дёрнулся, вскочил и задел чернильницу, что слетела со стола и залила чернилами мне брюки, а несколько тёмных пятен попали на рубашку. Барон охнул, но пятна тут же сползли на пол, рубашка осталась такой же девственно белой, как и брюки, даже кроссовки, которым досталось больше всего, выглядят так, словно только что из сапожной мастерской.

Я поставил чернильницу на место, успел подхватить на лету, а правой продолжил вытаскивать пачки ассигнаций. Ещё четыре, на сегодня всё.

Барон медленно переводил взгляд с моей белоснежной рубашки на пачки денег и обратно. Ресепшионист вообще застыл столбом, только со снятой корой, такой же белый и взмокший.

— Гм, — проговорил барон медленно, — здесь примерно полмиллиона?

— Пересчитаете, — сказал я небрежно, — я доверяю вашему банку. Счет откроете здесь?

Он качнул головой.

— Вас проводят наверх. У нас прекрасный кофе, почитаете газету, пока пересчитывают деньги. На какое имя хотите открыть счет?

— На своё, — ответил я. — Баронет Вадбольский.

На слове «баронет» я сделал едва заметное ударение, так чтобы барон понял, у меня есть и другие титулы, но сейчас выбрал наименее заметный. А что не просто человек с улицы, говорит уже то, что моя рубашка и брюки остаются чистыми, а такое могут позволить себе только богатейшие люди мира… если сумеют найти или заказать себе такую одежду.

Меня с величайшим почтением провели в отдельную комнату, и пока пятеро срочно выдернутых со своих мест сотрудников пересчитывали купюры каждый в отдельной пачке, всё ещё вручную, я наслаждался кофе, действительно прекрасным. Когда появился барон Гауф, я сказал одобрительно:

— У вас прекрасная ВИП-зона. Только лучше бы кофе подавали милые девушки.

Он чуть поклонился.

— Да, так было бы, наверное, приятнее… Простите, а что такое ВИП-зона?

— Very Important Person, — ответил я. — Чтобы отделить крупных вкладчиков от… остальных. Не обязательно аристократов, но очень богатые промышленники тоже по-своему аристократы, верно? Им будет приятнее.

Он на мгновение задумался, снова посмотрел на меня так, словно хотел бы увидеть, что у меня внутри.

— Неожиданная, — сказал он медленно, — однако очень здравая идея. В конце концов, в банке начинают открывать счета и достаточно… простые люди. Надеюсь, у нас будет плодотворное сотрудничество. Вы не изволили бы войти в Совет Банка?.. Это позволяет быть в курсе денежных потоков.

— Неплохая мысль, — ответил я после точно выдержанной паузы. — Если Совет Банка поддержит мою кандидатуру, то я, пожалуй, приму предложение.

Совет Банка — это не руководство банка и даже не пайщики, что принимают решения и определяют дальнейший курс. Но Совет позволяет быть, как правильно сказал барон, в курсе, куда пойдут деньги, а это значит очень многое, если вовремя подсуетиться.

Он проводил меня до самого выхода из банка, мне жалко было смотреть на халдея, что старается вжаться в стол и стать как можно незаметнее, а барон сказал на прощанье самым доверительным голосом:

— Тайна вкладов, имена вкладчиков и всё, что касается нашей деятельности, у нас абсолютнейшие! Скорее весь банк рухнет, чем посторонний узнает хоть что-то.

Я указал взглядом через его плечо на несчастного ресепшиониста. Барон сказал успокаивающе:

— Это младший сын одного из управляющих. Повязан Клятвой Крови.