Вадбольский – 2

Глава 9

У Тадэуша глаза стали как у огромной жабы, когда я поднял втоптанную в грязную землю рубашку, залитую кровью и слизью динозавра, отряхнул и натянул её на себя, снова чистенькую, ни единой дырки, ни единого пятнышка.

— Господин…

Я сказал недовольно:

— А у тебя царапины не заживают сами?..

— Понял, — сказал он озадаченно, — ещё как понял… Но это же рубашка…

— А у меня рубашка Тадэуш, — пояснил я. — Только ускоренный Тадэуш.

Он понял и поспешно метнулся на водительское место, но я сказал устало:

— Погодь, на смену человеку прямоходящему пришел человек работающий….

Он так же торопливо вылез, провожая меня взглядом. Жадность — нужное свойство для цивилизации, я вернулся в Щель Дьявола и повыбрасывал оттуда через тёмный Край убитых крабов, а там смекнувший что к чему Тадэуш бегом относил в автомобиль и запихивал во все свободные места.

Когда развернул авто от Щели и погнал в город, крабы тыкались в загривки, иногда переваливались через головы и плюхались нам на колени.

Тадэуш вскрикивал и едва удерживал машину на дороге.

В оружейном магазине Анрыл встретил заинтересованным взглядом.

— Уже смотался в Щель Дьявола? Молодец, быстро!

— Я бедный студент, — сказал я, — нужно успевать до лекций. Там в багажнике кое-что из той Щели…

— Неси!

Я сказал задумчиво:

— Вдруг не подойдет? Тогда повезу дальше…

Он смерил меня негодующим взглядом, нахмурился, а вдруг в самом деле я нашел ещё место, где можно сбывать добычу, крякнул и вышел со мной.

Автомобиль прямо у входа, Тадэуш стоит, облокотившись о багажник, оттирает руки от липкой крови динозавра тряпкой.

По моему жесту он сбросил защелку, дверцы под напором добычи распахнулись, и под ноги опешившему хозяину высыпалось с полдюжины крабов.

Но он ошалелыми глазами смотрел не на крабов. Тадэуш молча улыбнулся мне с торжеством в глазах и показал за его спиной большой палец.

— Это… что? — проговорил наконец хозяин. — Это же…

Я сказал небрежно:

— Главное, за сколько можно продать?

Он почесал в затылке.

— Последний раз такое попалось группе Рокоссовского, продали всю тушу за сто сорок тысяч рублей.

— Туша осталась там, — сообщил я. — И голову едва притащили!

— Тогда за восемьдесят тысяч, — сказал он. — Думаю, автомобиль выкупишь раньше, чем мы думали. Эх, жаль насчёт туши…

— Ещё будут, — сообщил я и отметил, как у него жадно блеснули глаза. — Главное в покупателях.

— Будут, — ответил он твердо. — Да чтоб такую голову повесить на стену в главном зале поместья, богатые любые деньги дадут!.. А за мясо такого зверя ещё как заплатят рестораны…

— Мясо жёстковато, — ответил я.

— Откуда знаешь?

— Хищник, — ответил я со знанием дела, — но могу и травоядных доставлять. Был бы спрос.

— Будет, — заверил он. — Что-то купить хочешь? Ах да, помоги занести эту… эту вещь сразу в подсобку.

Мы с Тадэушем, пыхтя, затащили голову динозавра со двора в небольшой сарайчик. Подойдя к автомобилю, я сделал вид что только что вспомнил:

— Ах да, вот ещё…

И вытащил из автомобиля и поставил на прилавок вещевой мешок. Он быстро распустил шнур, а когда увидел, что там, глаза полезли на лоб.

— Это же, — прошептал он, — это же силища третьего уровня…

— Да? — спросил я. — Как интересно. За сколько берешь?

Он выдохнул, покрутил головой.

— Всё больше удивляешь. Такие вещи стараются не продавать, если уж попадают в руки. Двести пятьдесят тысяч за одну такую! Понял?.. Но эту возьму только за сто восемьдесят. Хочешь знать почему?

Я кивнул, сам чувствую как протестующе пискнула прекрасная человеческая жадность, двигатель культуры и прогресса.

— Такие вещи быстро теряют мощь, — пояснил он. — Их нужно сразу в особый металлический ящик с двойным дном. Умельцы приспособили обычные солдатские котелки, но изнутри выкладывают особым слоем и зачаровывают. Это дорого, зато всё хранится, как было. Понял?

— С трудом, — ответил я скромно, — у тебя такие есть?

— Я не Греция, — ответил он с гордостью, — у меня есть всё, а чего нет, только свистни, добуду. Россия — щедрая душа. Сейчас кое-что покажу.

Он ушел в подсобку, вернулся в самом деле с солдатским котелком, с торжеством поставил на прилавок. Я снял плотно подогнанную крышку, она с тугой защелкой, вжимает края в нечто мягкое, как резина, ни один квант даже запаха изнутри не вырвется.

Заглянув вовнутрь, я вздохнул.

— А побольше нет?

Он в изумлении покачал головой.

— Ну ты и наглый… Никто не заказывал больше. А если идут очень большими группами, то берут два котелка, а то и три. На весь отряд человек в двадцать-тридцать.

— Беру, — сказал я. — Я бедный, мне нужно стараться.

Тадэуш стоит молча, даже не шевелится, только ноздри раздуваются, когда слышит запредельные суммы за нашу добычу.

Крабов я сдал за сорок тысяч, хотя чувствую, что на них хозяин наварится неплохо, всё наше внимание как бы только на голове динозавра и на особом котелке для сбора внутренних желёз монстров, а крабы мелочь, хотя даже Тадэуш врубился насчёт заниженной цены за крабов, но смолчал.

Наконец я выбрал меч, не особо придираясь к качеству, что хозяин заметил, но ничего не сказал, у всех свои тайны.

Когда я засовывал котелок в мешок, Тадэуш указал на пару крючков на внешней стороне мешка.

— Можно зацепить за дужку.

— Можно, — согласился я. — Но, как человек скромный и даже застенчивый, не хочу светить трофеями. Хвастаться вообще не по-христиански. Господь не одобряет.

Он вздохнул.

— Ну, если сам Господь. А так что за жизнь, если не хвастаться?

— Нельзя, — сказал я категорически. — Но если очень хочется, то можно.

В империи то же самое, что и в Лицее, только помасштабнее. Все роды и кланы в постоянной готовности нагнуть соседа, урвать, отхватить, прижать. Родовые поместья редко остаются такими же, какими были получены от Ивана Грозного или Петра Великого, одни растут и поглощают соседей, другие скукоживаются, а то и вовсе исчезают.

Идёт постоянный передел власти, если раньше была только власть и мужики, то теперь быстро появились купцы, промышленники. Крепостное право еще существует во всей своей дикой мерзости, освобожденных и просто выкупившихся все больше, эта новая сила начала покупать разорившиеся имения, с ними и дипломы о дворянстве. В жилы империи плеснула новая горячая кровь, молодая и своенравная, ещё не знающая пределы своей силы и, как молодой щенок, постоянно пробующая всё на зубок.

Вечер я провел у Одиллии. Женщины чувствительнее нас, мужчин, к необычному в повседневном чувствуют странную тягу. Всё вообще-то легко объясняется с позиций биологии, но так хочется научную логику разбавить флёром таинственности и непонятности, а я никак не укладываюсь ни в одну из простейших и понятных схем общения и ни в один из типов примелькавшихся мужчин.

Там же в постели, куда служанка подает вино, кофе и сладости, графиня подробно и тщательно вводила меня в курс взаимоотношений власти и аристократических родов, крупнейших промышленников, кто с кем в союзе, а те легче всего устанавливаются через браки.

— Понятно, — сказал я озадачено, — значит, нужно как-то отжать себе кусок земли…

Она тихо засмеялась.

— Ну и выводы делаете, молодой наглец.

— А что, — переспросил я, — не те выводы?

Она смотрела с легкой насмешкой, ещё в первую встречу в постели перестала смущаться своей наготы, да и чего смущаться, тело по меркам этого времени почти совершенное.

На прикроватном столике пустые чашки и тарелочки от бисквитов, неслышно появилась молоденькая служанка, собрала тарелки и чашки, попутно бросив на меня любопытный взгляд, щечки чуточку зарделись, мы с графиней, как древние греки на берегу жаркого Пантикапея, в стиле nu, торопливо унесла, а минут через пять появилась с тем же подносом, с двумя чашками горячего кофе и большой тарелкой с горкой хрустящего песочного печенья.

— Ваши вкусы, баронет, — сказала графиня с улыбкой.

— У вас хорошая память, — заметил я и, приподнявшись, осторожно взял чашку с кофе. — А что, в нынешнем мире без войны и революций отжать землю невозможно?

Она заметила мирно:

— Иногда вы кажетесь мудрым старцем, а вот сейчас вижу рядом совсем молодого наглеца, который понятия не имеет…

— Ещё какой наглец, — согласился я. — Вот смотрю на ваши замечательные сиськи, графиня, и всё больше понимаю, что отжать надо!

Она посмотрела хитро.

— Не хочется быть безземельным баронетом?

— Точно.

— Вадбольские, — сказала она и задумалась, — Вадбольские… это же стариннейший род… У вас были земли по всей империи. Нет, не по империи, а больше по России. Правда, за кордоном тоже какие-то угодия, даже заводы, но подробности не знаю.

— Всё просрали?

Она чуть поморщилась, но ответила серьёзно:

— Что-то в самом деле проиграли в карты, что-то было отобрано в казну за долги, а что-то соседи отжали, пользуясь силой. Можно порыться, но вряд ли это что-то даст. Что с возу упало, то пропало. Чтобы вернуть незаконно отобранное, одного закона мало.

— Нужна сила?

Она кивнула.

— И немалая.

Нужна сила, повторял я себе на следующий день, когда прямо со стоянки у Академии, забрался в автомобиль Иоланты и сел рядом с шофёром, а сама Иоланта с заднего сиденья сказала повелительно:

— Гони, Жерар!.. Вот карта, здесь все повороты.

Шофёр молча кивнул, автомобиль сумел завести всего с третьей попытки, я откинулся на мягкую спинку сиденья и молча наслаждался поездкой в очень дорогом и предельно уютном автомобиле.

Иоланта сзади весело щебечет, рассказывая о последних новостях в их женском корпусе, сама смотрится как жаркое солнышко на закате. При всей её аристократичности и утонченности черт лица нельзя не улыбнуться, глядя на весёлые веснушки вокруг задорно вздернутого носика.

А волосы не рыжие, а действительно красные, багряные, как будто смотришь на осенний лес, весь в красно-багровой листве. Про сиськи можно и не говорить, я сразу увидел в этом мире какое бы платье женщины ни носили, у всех глубокое декольте, даже у крестьянок, потому сразу можно понять, где положительные персонажи, где отрицательные. У положительных, понятно, только третий размер, редко у кого четвёртый, эти тоже наши, но как бы на вторых ролях, а у враждебных мне от нуля и до первого, редко до второго.

Потому некий когнитивный диссонанс, Дроссельмейер очень не нравится снобизмом и высокомерием, но грудь у неё вроде бы под третий размер, хотя видел её всегда плотно прикрытой, как во дворе Академии, так и во время рейда в Щель Дьявола, только у неё в доме убедился, что сиськи у неё от положительного персонажа.

Может быть, у неё там подушечки?

А ещё Иоланте абсолютно пофигу какой у меня титул и размер владений, стрекочет, как весёлый кузнечик, нравлюсь, как надежный член команды, как собеседник и даже как мужчина, перед которым можно красоваться, строить глазки и наслаждаться, что и ему нравлюсь.

Проселочная дорога давно заброшена, в глубокой колее зелёная сочная трава, тяжёлый автомобиль Иоланты безжалостно вбивает её в землю, деревень поблизости не видно, а дорога ведет, как уже догадался к Щели Дьявола.

Когда-то был ажиотаж, народ сюда пёр, но сокровищ не обнаружилось. А возвращались немногие. Да и то покалеченные, вот и заглохла сюда народная тропа.

Дрон, который вижу только я, незримо несется на небольшой высоте, метров двести-триста, передаёт красочную картину девственного леса. Поднялся выше, километрах в двадцати небольшой форт, а рядом с ним багровая воронка в земле, похожая на жерло вулкана, сама Щель Дьявола.

Я бы не рискнул в такую спускаться, если не знать, что эту дорогу протоптали предыдущие охотники за удачей.

У небольшого форта пришлось подождать, двое солдат проверили наши документы, переписали адреса, по которым в случае чего сообщат родным, что такие-то пошли в их Щель Дьявола и не вернулись в оговоренные инструкциями сроки.

На нас солдаты поглядывают с унылыми лицами, но ничего не спрашивали. Понятно, аристократы с жиру бесятся. У них всё есть, чего в такое гиблое место лезть? Другое дело — отчаявшиеся, кому жизнь не мила. Тут уж пан или пропал.

Иоланта рассматривала меня с весёлым любопытством.

— Вадбольский, а почему вас называют специалистом по Гомеру?

Я поморщился.

— Конечно, обидно. Я и по Овидию специалист!.. И по Сафо, хотя её ориентацию как бы осуждаю…

Она спросила живо:

— А что у неё?

— Суфражистка, — буркнул я, — с предельно левой повесткой. На таких пока что равняться низзя, бросит пятно на всё движение. А потом можно, потом всё можно.

— Хорошо, — сказала она озадаченно, — не буду… Но вы по секрету расскажете? Я никому не скажу!

Я кивнул на показавшийся на лесной дороге роскошный автомобиль, из-за обилия золота весит не меньше танка. Прет с трудом, увязая в рыхлой земле, но престиж выше удобств, а Глориана выше общественного мнения.

— Не при нашем диктаторе.

Автомобиль Глорианы с натужным рёвом, как штурмовой танк, развернулся в трёх шагах от нас, остановился, сразу наступила тишина и мы услышали, как встревоженно щебечут пташки.