Вадбольский – 2

Глава 4

Я на всякий случай промолчал, к тому же к нам медленно и грациозно подходит Сюзанна. С нею пара подруг и тот рослый мужлан в гусарской форме полковника, весь в широких и блистающих золотом бранденбургерах, эполеты почти вдвое крупнее, кант шире, а золотая бахрома гуще и длиннее.

Аксельбанты такого типа положены только офицерам Генерального штаба, в походных условиях и быту заменяется аксельбантом коричневого цвета, но этот могучий дурак предпочитает всё, что поярче, словно сорока.

— О чем шепчетесь? — проговорила Сюзанна таким щебечущим голоском, что я на миг увидел на её месте Иоланту, — нам тоже интересно!

Дроссельмейер улыбнулся, произнес светским голосом:

— Да мы уже всё обговорили, пойду-ка к старикам, а вы тут пообщайтесь.

И ушел, быстрый и легкий, как юноша, Сюзанна вперила в меня требовательный взгляд.

— Вадбольский, признайтесь, на что подбивали моего папу?.. Кстати, это мои подруги, графини Виктория и Раймонда….

Она не успела назвать имя этого толстого молодящегося франта, тот заявил жирным голосом, обращаясь к Виктории и полностью игнорируя меня:

— Наша Сюзанна слишком добра, но скоро этому положим конец. В этот дом допуск будет только лицам благородного происхождения!

Я хотел напомнить, что я баронет, но осадил себя, хватит оправдываться, никому себя не навязываю, кто со мной хочет общаться, вэлкам, остальные пусть идут тёмным и глубоким лесом навприсядку с барабаном на шее солнцу и ветру навстречу.

Подруги именинницы поморщились при такой беспардонной речи, но благовоспитанно смолчали, зато Сюзанна сказала горячо:

— Арчи, перестаньте! Это мой друг по Академии, я его пригласила лично!

Ничего себе «Арчи», мелькнуло у меня. Да этому Арчибальду лет сорок! Хотя да, у мужчин принято жениться именно в таком возрасте. Берут молодых дурочек, используют как кур-наседок для выведения многочисленного потомства.

Этот Арчи продолжал давить меня тяжёлым взглядом.

— И вообще, что здесь делают сосунки из Академии?

Сюзанна вскрикнула:

— Арчи, перестаньте!

— Но Сюзи…

Она топнула ножкой.

— Я сама выбираю кого приглашать, а кого нет!

Он сказал мощным голосом:

— Дорогая, скоро только я буду выбирать, кого приглашать в наш дом.

Девушки вдохнули, бросили на меня сочувствующие взгляды. Сюзанна возразила гневно:

— Но вы ещё не муж!

— Но мы обручены…

Она замотала головой из стороны в сторону так отчаянно, что из прически вырвались на свободу пара тщательно уложенных локонов.

— Всё равно! Это не даёт вам право распоряжаться мною уже сейчас!

Эх ты, мелькнула мысль, а ещё суфражистка. Сейчас распоряжаться тобой нельзя, а после венца можно, так надо, так принято. Покорная воле отца, потом мужа… а сама что?

Я кашлянул и сказал кротко:

— Думаю, барышня вправе сама выбирать с кем общаться, с кем нет, кого приглашать в дом…

Он повернулся ко мне всем корпусом, громадный, массивный, крупное лицо налилось дурной кровью,

— Молчи, щенок! Пока я тебя не вышвырнул!

Злость начала подниматься во мне, но я придавил её и заметил кротко:

— Вышвырнуть меня может только хозяин дома.

Он прорычал:

— Мне не понадобится дожидаться свадьбы, чтобы выбросить тебя отсюда!

Я ответил чуть громче:

— Попробуй, скотина. Ты не воин, а тыловая крыса, за версту видно. И чин полковника получил, протирая штаны в генеральских штабах столицы. Воины не цепляют на себя все цветные перья, какие летят мимо!

В стороне, где беседуют родители подруг Сюзанны, её отец повернулся и взглянул на меня с интересом. Дескать, я-то знаю где и как этот хлыщ получал звания, а вот как такое узнал ты, юный курсант Академии, любопытно, зато Сюзанна расцвела в улыбке, хотя во взгляде я видел нарастающую тревогу.

Этот Арчи так раздулся от ярости, что едва не лопнул, но ухитрился стать в полтора раза шире, а глаза едва не вылезли из орбит.

— Щенок!.. Я тебя запорю на конюшне!.. Если бы ты был взрослым…

Я прервал:

— Мне семнадцать. С шестнадцати имею право вызывать на дуэль и быть вызванным. Что, ссышь?

Подруги Сюзанны посмотрели с укором, в Академии явно нет преподавателей хороших манер и благородной речи, а без этого нет аристократии.

Арчи даже подпрыгнул, несмотря на свою слоновость.

— Что? Дуэль?.. Если меня не сочтут убийцей малолетки, то я хоть немедля!

— Прекрасно, — сказал я. — Только схожу за мечом.

Он зло оскалился.

— В Академию? Иди-иди!

— Не надейся, — ответил я. — Оставил на входе. Сюзанна, могу я тебя попросить подыскать мне секунданта?

Она судорожно кивнула, пальцы правой руки судорожно мяли платочек.

— Да-да, это можно… Но ты уверен?

— А чем он лучше трилобита?

Секунданты нашлись быстро, со стороны графа Арчи вызвались сразу трое, а мне Сюзанна привела парня по имени Пётр, которого я счел её одноклассником. Он оказался родственником, хоть и очень дальним, но тоже из их старинного рода Дроссельмейеров.

Минут десять ушло на то, что секунданты утрясали правила и условия дуэли. Гости графа Дроссельмейера не могли упустить случая посмотреть на кровавую драку, кто ж откажется, а если ещё и схватка до смерти, как настаивал граф Арчи, то как это волнительно и вздыхательно!

Небольшую арену на заднем дворе обширного поместья окружили не только гости, но и слуги, охрана, пришли даже кузнецы и конюхи.

Ладно, зато не будет слухов, что кто-то кому-то подыграл, неверно подсудил, всё на виду, тут не меньше сотни пар глаз. Некоторые, похоже, втихую делают ставки, хотя это и считается неблагородным занятием.

Перед поединком вперед вышел престарелый герцог Зигфрид Штальбаум, старый друг графа Дроссельмейера, выбранный арбитром и судьей поединка, посмотрел по очереди на меня, на графа Арчи, вздохнул и воззвал, обратив лицо к небу:

— Перед лицом опасной дуэли я хотел бы обратиться к разуму дуэлянтов и призвать их примириться…

Граф Арчи заявил гордо:

— Ни в коем случае! Бой до смертельного исхода!

Герцог повернулся ко мне, я развел руками.

— Разум умолкает, когда мечи покидают ножны.

Он посмотрел на меня с интересом, то ли я в самом деле умный, то ли взаправду старые книги читал, вздохнул и поинтересовался в пространство:

— Не желают ли дуэлянты смягчить условия дуэли? Не на смерть, а, скажем, до первой крови?

Граф выкрикнул с апломбом:

— До смерти!

Герцог посмотрел в мою сторону, я ответил мирно:

— Удовольствуюсь мольбой о пощаде.

Герцог отступил на несколько шагов, всё понял, вышел из очерченного круга и резко взмахнул рукой.

— Бой!

Сердце уже не просто колотится, а быстро-быстро трепещет, по всему телу нервная дрожь, это первый опасный противник. Все уверены, что он намного сильнее меня, да я и сам понимаю, единственное моё спасение, что он не знает мои возможности, а они хоть слабее, чем у него, но пока что он видит перед собой школяра, что знает латынь и древнегреческий, откуда-то все уже про это знают и тычут в меня пальцами.

Граф сразу ударил с обеих рук молниями. Я едва не ослеп от жуткого блеска раскалённых сгустков чёрной энергии, но знал куда полетят, и уклонился, а когда он снова взмахнул правой, по движению его тела, по тому как сместил вес на левую, уже рассчитал траекторию и отпрыгнул вовремя, в то же время сократил на шаг дистанцию.

Похоже, у графа прекрасная подготовка и в ближнем бою, в своё время обучали опытные инструкторы, да и потом приходилось поддерживать форму, в Генштабе жёсткие правила, но всё-таки учебные бои не совсем то, что реальные. Правда, и я не боец…

Скорость я взвинтил до предела, только бы мышцы не отрывались от костей, а шкура и кости на пределе прочности.

Снова прыжок, ушел от молний, начинаю зигзагить, на дальней дистанции я просто мишень, а на ближней буду если не на равных, кто знает силу графа, но всё-таки смогу и я ударить…

Он всё лупит шаровыми молниями, я отпрыгивал в стороны, дважды даже прижался, как жаба к земле, чем ближе, тем труднее увертываться, плечо обожгло болью, но смотреть некогда, снова уворачиваюсь, пришлось даже попятиться, пока ещё улавливаю куда бросит, но эта сволочь умеет бросать с двух рук, от двух спасаться труднее, ещё один раскалённый шар с силой пушечного ядра задел бок, потом обожгло ногу…

Я обливался пóтом, сердце вот-вот выскочит, как вдруг граф, взбеленившись от промахов, народ же смотрит и осуждает, не может справится со школьником, вытащил меч и ринулся вперед.

Я видел это сквозь заливающий глаза рассол, вздохнул бы с облегчением, если бы мог раздвинуть скованную болью грудную клетку, но выставил перед собой меч и сумел сделать шажок вперед.

У графа меч длиннее и опаснее, Бог дал дураку силу и рост, зрители что-то кричат подбадривающее, он налетел, как огненная буря с рёвом и топотом, я откачнулся в сторону, меч его с огромной скоростью понёсся сверху вниз, превращаясь с виду в раскрывающийся веер, настолько быстро.

Я в самом деле едва успел метнуться вбок, сам ударил остриём, как шпагой, меч для такого не предназначен. Но графа то ли ранил, то ли просто озадачил, он шагнул назад и начал рубить с той же яростью, но осторожнее, используя технику, которую выучил в воинских заведениях Генштаба.

Наши мечи то и дело сталкивались в воздухе, я всякий раз трепетал в страхе, что мой переломится, удары встречал не лоб в лоб, у графа меч тяжелее, а пускал по касательной, всё стараясь выбрать момент для удара, но эта разъяренная сволочь умеет и защищаться…

И всё же грузный граф устал быстрее меня, дыхание вырывается с хрипами, глаза вот-вот лопнут, из перекошенного рта брызгают слюни, но продолжал напирать, как взбесившийся носорог… и но вдруг захрипел ещё страшнее, лицо перекосило судорогой, попер дуром.

Я отпрыгнул, а он грузно повалился лицом вперед, я едва удержал руку с мечом, нельзя бить упавшего, да ещё в спину, хоть и хочется…

Он дёрнулся пару раз всем телом и затих, только левая нога всё ещё подрагивает. Я отступил на шаг, самого трясет, что хоть ложись рядом. Оперся на меч, чтобы не упасть, оглянулся на герцога. Тот смотрит непонимающе, потом произнес немножко растерянно:

— Лекаря!..

На площадку выбежал господин в длинном сюртуке и с характерным саквояжем в руке. Быстро пощупал пульс на руке графа, расстегнул ему камзол, приложил к обнаженной груди нечто похожее на стетоскоп.

Через некоторое время произнёс без особой уверенности:

— Похоже, апоплексический удар… или грудная жаба…

Он почему-то посмотрел на меня, я произнес вяло:

— Это заразно? Я думал, от жаб только бородавки.

Он потряс головой.

— Нет-нет, вам пока не грозит. Хотя кто знает, медицина еще не уверена…

На площадку начали выскакивать служащие Дроссельмейера, графа подхватили на руки и вчетвером понесли в дом, по дороге разок уронили, граф тяжел, а я с трудом потащился вслед за ними.

Ко мне подбежали Сюзанна и мой секундант, помогли удержаться на ногах, что-то колени подгибаются.

— Вадбольский, — вскрикнула Сюзанна, — ты ужасно ранен!

Я поморщился, жутко ноет обожженное плечо, но рубашка спасла, а ещё чувствую, как регенерация взялась за правую сторону груди, где меч графа рубашку не просек, но как ломом перебил два или три ребра, больно, жарко и жутко чешется.

— Ничего ужасного, — сказал я как можно бодрее, — только мундир опять покупать…

От него лохмотья, раскалённые шары сожгли всю правую сторону, а на левой спалили плечо. Хорошо, что рубашка вся в чёрной копоти, не так подозрительно, что уцелела.

Меня отвели в ванную, а пока я там отмывался, приготовили камзол примерно моего размера, только сукно получше и пуговицы подороже.

Когда я переоделся, и вышел к гостям уже сияющий и с улыбкой, боль в ребрах наниты по моей команде приглушили анестезией, гости встретили меня, как звезду вечера.

Я тихо поинтересовался у Сюзанны:

— Как там с Арчибальдобекером?

— Арчибальдом, — поправила она с укором, скривилась, будто хлебнула уксуса: — Ещё возятся с ним. Врач говорит, выживет, но правая рука и нога останутся мертвыми.

— Вот и хорошо, — сказал я с подъемом. — Книги умные писать станет! Как Сервантес, Лойола, Павка Корчагин… Сила — уму могила, а калеки самые умные…

Она покосилась на меня с подозрением, сибирский юмор какой-то особенный, хотя я не юморил, но кто тут знает о переквалификации?

— Пойдем за стол, — предложила она.

— А это уместно?

— Вполне, — сказала она. — Никто не погиб, а гости уже собрались. Хороший стол, а там, возможно, ещё и потанцевать можно.

— Мне не можно, — возразил я. — Я ранетый, слабый и ленивый. Мне бы поесть, поспать и можно посовокупляться. Хотя посовокупляться лучше сперва, а поспать потом.

Она в великом презрении сморщила нос.

— Фи, как пошло… Как вы, мужчины, всё приземляете!

— Так я не о великой чистой любви, — пояснил я. — Так, простенькая вязка перед ужином. Можно и после ужина. Малость подразгрузить семенники.

Смотрю при этом наглыми глазами, дескать, ты же друг, всё понимаешь, чего тебе стоит, мы же в Щели Дьявола были, а это роднит.

— Фи, — повторила она. — Заночуешь у нас? Тогда пришлю служанку на ночь.

— Заночую, — пообещал я. — Если твои родителя разрешат.

— Уговорю, — пообещала она.

Лицо её оставалось полным недовольства, мне и самому неловко насчёт служанки, но избавившись от постылого жениха вдруг да захочет на его место меня, потому надо срочно возвести между нами хоть слабенький, но заборчик.