Венецианский альбом

Глава 9

Джулиет. Венеция, июль 1938 года

Жить в монастыре оказалось куда приятнее, чем мне показалось вначале. Обед накрыли в длинной прохладной трапезной с белеными стенами и простыми деревянными столами и скамьями. Нас плотно накормили спагетти с томатным соусом и тертым пармезаном, вдобавок подали еще хлеба и фруктов. Девочки с удовольствием уписывали все это за обе щеки, и, должна признаться, я тоже наслаждалась едой. Мы обедали без посторонних, похоже, других гостей тут сейчас не было, а монахини ели то ли в другом месте, то ли в другое время. Нам показали комнату отдыха с креслами и диванами, выходившую в садик с фонтаном. Тетушка Гортензия одобрила бы, подумала я. Еще один садик в Венеции.

Я спустилась туда со своим портфелем и уселась в тени, пока девочки и мисс Фробишер прилегли вздремнуть. Вначале я вытащила альбом для рисования, не такой роскошный, как тот, что отец подарил мне десять лет назад, но теперь ничего роскошного было днем с огнем не отыскать. Для большинства людей жизнь превратилась в борьбу, и я понимала, что мне повезло больше, чем многим, — во всяком случае, не приходилось стоять в очереди за бесплатным хлебом и супом, как безработным беднякам.

Я открыла альбом, неуверенно написала дату и уставилась на чистую страницу. Будет ли у меня время для набросков? Захочется ли вообще рисовать с натуры? Не разучилась ли я? За последние несколько лет я рисовала, только занимаясь с девочками, учила их перспективе, колориту, тому, как изображать деревья и лица. По правде говоря, после того, как мне пришлось бросить художественную школу, желание создавать картины у меня пропало, к тому же лишних денег, чтобы легкомысленно тратить их на краски и холсты, просто не было. Я засунула альбом обратно в портфель и вместо него развернула карту Венеции. Это была карта тети Гортензии, я сохранила ее, когда в тысяча девятьсот двадцать восьмом году вернулась в Англию, потому что твердо намеревалась приезжать в этот город во время каникул и писать его. С тех пор я неоднократно разворачивала и сворачивала ее, и мне казалось, что я смогу ориентироваться тут даже во сне. Но в этой части города я раньше не бывала, туристы ее обычно не посещают, слишком уж близко к железнодорожному вокзалу и докам. Ведя по карте пальцем, я проложила рациональный маршрут к мосту Риальто. Оттуда я без особого труда смогу отвести девочек на площадь Святого Марка. Неподалеку ходили водные трамвайчики, но нас просили экономить на случай непредвиденных обстоятельств и не совершать лишних трат. Но нам все равно неизбежно придется воспользоваться водным трамваем по Гранд-каналу хотя бы один раз. Возможно, будет и второй раз, если мы поедем на остров Мурано. Тогда я все-таки куплю там себе бусы.

Проснувшаяся мисс Фробишер была потрясена, узнав, что в четыре часа нам не подадут чаю.

— Я просто не смогу существовать без чашки чая, мисс Браунинг, — заявила она. — Нет ли поблизости какой-нибудь чайной?

— Я знаю тут всего одну чайную на площади Святого Марка, она называется «Флориан», очень шикарная и богато обставленная. Там наверняка дорого. Обычно народ тут не пьет чай, только кофе.

— Кофе во второй половине дня? И чего еще от них ждать? — покачала головой мисс Фробишер.

Я вспомнила, что в пансионе, где останавливались мы с тетей, чай все-таки подавали, но там это делалось, чтобы угодить постояльцам из Англии. От монастыря, конечно, такого ждать не приходилось.

— Думаю, девочки предпочтут мороженое, — предположила я. — Оно тут действительно отличное.

— Да, это, может, и неплохо, — согласилась мисс Фробишер.

Девочки стали появляться одна за другой. Глаза у них были заспанные, и они не хотели особенно напрягаться.

— Мы приехали сюда совсем ненадолго, поэтому нужно сегодня куда-нибудь сходить, — сказала им я. — Как насчет мороженого? Я знаю неподалеку от моста Риальто место, где делают прекрасное джелато.

Это их приободрило. Я повела всех по карте через переулки и закоулки, пока мы не оказались в знакомом месте — возле рынка. А когда мы поднялись по узким ступеням моста Риальто и перед нами в обе стороны раскинулся Гранд-канал, наши подопечные восхищенно заахали.

— Смотри-смотри, вот там! Видишь гондолы? А какие дома красивые… Это как в фильме, мисс. Или в сказке.

Я поймала себя на том, что улыбаюсь, будто лично сотворила все это для их удовольствия.

— Погодите, вы еще не видели площадь Святого Марка и Дворец дожей. Завтра пойдем туда. Все взяли альбомы для рисования? Сейчас купим мороженое, а потом найдем место, сядем там и порисуем. Можете изобразить мост, либо рыночный прилавок, либо даже интересную крышу или дверную ручку. В Венеции всегда можно найти что нарисовать.

Все девочки выбрали разное мороженое. Я предпочла лимонное и с фундуком, потому что оно хорошо освежает, и некоторые ученицы последовали моему примеру. Потом мы сели на ступенях старой церкви, лихорадочно лизали джелато, чтобы оно не успело растаять, и довольно вздыхали. Затем где-то час делали наброски и двинулись обратно к монастырю по другому берегу канала, который вел к железнодорожному вокзалу, По пути нам попалось множество интересных магазинов, которые торговали золотом и ювелирными изделиями, кожаными вещами и карнавальными масками, и ясно было, что девочек придется отговаривать от покупок, а не от созерцания красот. «В точности как меня много лет назад», — подумала я.

На ужин был салат из помидоров с моцареллой, еще одно блюдо пасты, на этот раз с крошечными моллюсками, сырное ассорти и фрукты на десерт. Когда мы вышли из-за стола, монахиня, которая за нас отвечала, вышла пожелать нам спокойной ночи.

— В девять у нас начинается режим тишины, так что не шумите после этого, — сказала она. — И, пожалуйста, помните: двери монастыря закрываются в десять часов, и до утра никто не сможет ни войти, не выйти.

— Все слышали, девочки? — грозя пальцем, проговорила мисс Фробишер. — Чтобы даже и не думали улизнуть, а то придется спать перед входом. Мы с мисс Браунинг за вас отвечаем, и я уверена, что вы будете хорошо себя вести.

— Нельзя будет даже выйти и посмотреть, нет ли где-нибудь танцев, джаз-бандов и всякого такого? — спросила одна из учениц.

Я покачала головой.

— Боюсь, я ничего не знаю ни о танцевальных клубах, ни о джаз-бандах, Мэри. Я была тут со строгой тетушкой, и она говорила, что леди не выходят после обеда без сопровождения.

Едва я произнесла это, воспоминания нахлынули на меня с такой силой, что едва не сбили с ног. Я вспомнила, как выходила поздним вечером, музыку и ветер, заставлявший развеваться волосы. Живой образ Лео встал перед глазами, то, как он оглядывался и улыбался мне, правя лодкой, как держал за руку, пока мы шли по темному саду, как поцеловал меня. Теперь все это казалось прекрасным сном. Был ли он в действительности тем, кем себя называл, жил ли во дворце? Или он — просто самозванец, решивший немного развлечься с простодушной иностраночкой? Думал ли он обо мне после той ночи? Я понимала, что, возможно, никогда этого не узнаю. Моего английского адреса у него не было, и даже при желании ему не удалось бы со мной связаться. И, конечно, я не заявлюсь в палаццо, где он предположительно жил, и не попрошу о встрече — особенно имея на буксире двенадцать школьниц и мисс Фробишер. К тому же прошло десять лет, и я уже не чувствительная, полная надежд барышня, а он, вероятно, отец семейства, не заинтересованный во встрече с наивной девушкой, которую когда-то поцеловал.

Перед сном я развела учениц по их комнатам и отправилась к себе. Воздух был жарким, стояла духота, и это угнетало. Я стояла у окна в надежде уловить дыхание вечернего ветерка. Снаружи доносились звуки города, пробуждавшегося к ночной жизни: далекий смех, музыка, кто-то распевал арию из оперы… По улочке, в которую упирался наш переулок, рука об руку прошла парочка. Они остановились, будто кто-то подал им знак, и она подняла голову, а он поцеловал ее в губы.

«Со мной никогда такого не будет», — с большим сожалением вдруг подумала я.

В шесть утра нас разбудили колокола ближайшей церкви — от раскатистого боя задрожали ставни. Когда их звуки замерли, стало слышно, как им вторит более тихий и высокий монастырский колокол.

— Что за шум, скажите на милость? — сонно поинтересовалась мисс Фробишер. — Не пожар, нет?

— Подозреваю, что это колокол созывает сестер на молитву. Шесть часов.

— Силы небесные, мы же не должны к ним присоединиться, нет?

— Конечно, нет, — улыбнулась я. — Но все равно ужасно просыпаться в такую рань.

Я надела халат и пошла проведать девочек: некоторые благополучно все проспали, а некоторые сидели в своих постелях и, стоило мне только появиться, принялись жаловаться.

— Так нечестно, мисс Браунинг! Как тут выспишься, если все время колокола звонят?

— Боюсь, с колоколами ничего не поделаешь, Дафна, — сказала я, улыбаясь сердитой мордашке, — они — часть здешней жизни. Видишь ли, люди тут очень набожные, некоторые каждое утро ходят к мессе. А сестры молятся несколько раз за день.

— Мамочки мои, до чего ж мне повезло, что я англиканка, точно? — И Дафна подтолкнула одну из своих соседок по комнате.

Мы позавтракали свежеиспеченным хлебом с яйцами вкрутую и вареньем, запивая все это кофе с молоком; этот напиток показался девочкам очень необычным.

— Никогда раньше не пила кофе, мисс, — сказала одна из них. — Мама говорит, он только для взрослых. Но это вкусно, да?

— Да, вкусно. И хлеб тут тоже вкусный.

После завтрака мы отправились на остановку водных трамвайчиков возле вокзала, сели на вапоретто маршрута номер один и проплыли на нем весь Гранд-канал. Девочек это поразило. Они высовывались из окон, фотографировали, махали гондольерам и обсуждали, кто в каком палаццо хотел бы жить. Заметив палаццо Росси, я стала вглядываться в окна, надеясь увидеть кого-нибудь, но ставни оказались закрыты из-за жары.

Мы вышли возле собора Сан-Марко, прошлись пешком вдоль канала, где у причалов покачивались на волнах ряды гондол, и оказались у входа на площадь Святого Марка. Девочки реагировали так же, как я десять лет назад, восхищаясь высокой колокольней, куполами базилики, кафе под открытым небом, столики которых в десять утра были еще почти пусты. Они посидели над альбомами с набросками, потом посетили собор и Дворец дожей. Потом, как и я когда-то, мы вышли на мостик и набережную, откуда открывался вид на мост Вздохов. Все девочки сочли, что это очень романтично.

К обеду мы вернулись в монастырь. На этот раз нам приготовили овощное рагу, потом мы отдохнули и отправились есть джелато и рисовать. На следующий день я отвела девочек в академию и, пока платила за билеты, наблюдала за группой студентов, направлявшихся в соседнее здание, где, собственно, и проходили учебные занятия. В руках у них были папки, а смеялись они так, будто им нет дела ни до чего на свете. «Я тоже должна быть среди них», — подумала я, но вспомнила, что мне все-таки удалось поучиться один год, а это лучше, чем ничего. И уж куда лучше, чем оказаться среди бедняков, у которых нет ни работы, ни надежды.

— Опять картины, мисс? — пожаловалась Шейла, когда я прошла с девочками в зал, где висели полотна мастеров прошлого. — Это старое искусство такое скучное, всё святые да вещи всякие.

— Да, мисс, когда можно будет походить по магазинам?

— Если вы не забыли, мы с вами совершаем культурно-образовательную поездку, — отметила я. — Завтра мы поедем на Мурано, там можно будет купить что-нибудь из стекла. Оно очень красивое.

Им понравилось такое предложение, поэтому на следующий день мы посетили упомянутый остров. Я увидела там те же бусы, которые так пленили меня еще во время путешествия с тетей Гортензией, и на этот раз купила себе одни. Мы ждали водного трамвайчика, когда я заметила афишу, рекламирующую биеннале. Ну конечно, год-то четный, и значит, большая выставка современного искусства проходит снова.

— Думаю, девочки, вам могут понравиться современные работы, — сказала я, когда мы сошли на берег и двинулись к монастырю. — Тут есть совершенно замечательный сад, где сейчас выставлены творения художников нашего времени. Мы можем сходить туда завтра.

— Вы уверены, что приемлемо показывать девочкам эти работы? — спросила мисс Фробишер. — Видела я кое-что из того, что в наши дни называют искусством!

— Им полезно будет узнать, что сейчас рисуют и ваяют. Нельзя же руководствоваться одним только прошлым, — ответила я. — Пусть сами решают, считать ли современное искусство таким же прекрасным, как и старое.

Итак, на следующее утро мы поехали на водном трамвае в Джардини. Свежо и приятно было идти к павильонам по обсаженным деревьями дорожкам. Я поймала себя на том, что гадаю, где именно дерево со статуей, которые показывал мне Лео, и та лужайка, на которой он меня поцеловал. В саду было много народу, хватало и чернорубашечников Муссолини. Эти члены вооруженных отрядов итальянских фашистов вместе с полицейскими наблюдали за толпой, отчего становилось как-то неспокойно. Ну что они высматривают, чего ищут? Ведь люди, которые пришли сюда сегодня, казались совершенно расслабленными и счастливыми, они просто наслаждались возможностью провести день в парке.

Мы посетили главный павильон, и мисс Фробишер была должным образом потрясена некоторыми картинами и скульптурами.

— Как вы можете называть такое искусством? Это же просто мазня. Выглядит как холст, забрызганный кровью.

— Подозреваю, именно этого и добивался художник, — ответила я. — Картина посвящена гражданской войне в Испании.

Павильон Германии пришелся ей больше по вкусу. Она одобрила всю эту нацистскую пропаганду, белокурых крестьян в полях и грандиозные монументы. Я подумала, что художники-евреи и те, которые не придерживались генеральной линии правящей партии, скорее всего, вынуждены были бежать из Германии.

Мисс Фробишер с интересом, отметила, что некоторые художники были австрийцами.

— Ну конечно, — сказала она, — ведь Германия присоединила Австрию, не так ли? Приятно видеть, как гармонично и счастливо складываются их отношения.

Я промолчала, не сказав вслух то, о чем мне подумалось. Как раз когда мы собирались уходить, в зал вошло несколько немецких офицеров. Они громко разговаривали между собой и с таким высокомерием отстраняли остальных посетителей, что я с трудом пыталась подавить гнев. Когда они приблизились, я отчетливо произнесла:

— Идемте, девочки. Мы уже достаточно тут видели, согласны? Это обычная пропаганда, которую нельзя назвать искусством, — и вывела своих подопечных из зала.

Невелика победа, конечно, но ощущения она оставила самые приятные.

Мы отправились через сад к павильонам других стран и как раз подходили к американскому, когда поравнялись с группой мужчин. Сразу было ясно, что это какие-то высокопоставленные лица — одетые в безупречные костюмы, они источали уверенность, которая приходит только вместе с властью. Я решила, что это какая-то зарубежная делегация, явившаяся посмотреть биеннале. А потом я увидела Лео. Он шел в центре этой группы и что-то говорил окружавшим его людям, а те очень внимательно его слушали. Я мгновенно его узнала. Он почти совсем не изменился, разве что чуть пополнел, да и одежда на нем была другая — явно дорогой деловой костюм. Ну и буйные темные кудри были приглажены.

Я застыла на месте. Мне хотелось окликнуть его, но я не смела. Вдруг он меня забыл и пройдет мимо, как будто меня и не существует? Но я не могла ничего не предпринять и просто позволить ему исчезнуть, поэтому неуверенно шагнула вперед, и тут он посмотрел в мою сторону. В его глазах появилось удивление и узнавание.

— Джульетта? Это действительно вы? — спросил он.

Я едва смогла заставить себя открыть рот.

— Это действительно я.

— Не могу поверить! Вы вернулись. После стольких лет.

— Все так.

Он обернулся к своим спутникам:

— Ун моментино, пер фаворе, — и подошел ко мне. — Сейчас нам не поговорить, — понизив голос, сказал он. — Я показываю этим господам нашу выставку. Понимаете, это важные инвесторы. Но мы сможем потом увидеться? Например, поужинать? Вы снова приехали с тетей?

Я не могла не улыбнуться.

— Нет, на этот раз без нее.

В его глазах мелькнула радостная искорка.

— Ну и хорошо. Значит, можно будет отправиться ужинать, ни у кого не спрашивая разрешения, да? Где вы остановились? Я заеду за вами к восьми.

Я огляделась, чувствуя, как много глаз устремлено в мою сторону.

— Вначале я должна обсудить это с коллегой.

— Так вы в деловой поездке?

— Я преподаю в школе, привезла сюда девочек на экскурсию. Мы остановились в монастыре.

И я направилась к мисс Фробишер.

— Не возражаете, если я поужинаю сегодня с этим господином? Он мой старый приятель, мы познакомились, когда я приезжала сюда с тетей, и много лет не виделись.

— Думаю, это вполне нормально, если он — старый друг вашей семьи, — с сомнением в голосе ответила она, особенно выделив последнее слово. — Только не забудьте о правилах монастыря.

— Да, конечно. — Я снова обернулась к Леонардо. — Я с удовольствием поужинаю с вами, но нельзя ли это устроить чуть пораньше? Двери монастыря запираются в десять, а на окнах, к сожалению, решетки.

— Дио мио! — покачал он головой. — Зачем же вы остановились в таком месте?

— Требования школы. Там сочли, что так за девочками будет должный присмотр.

— И что это за монастырь?

— Матер Домино в Санта-Кроче.

Он снова покачал головой.

— Сочувствую. Даже пансион «Реджина» был бы лучше. Ну да неважно. Я могу зайти за вами?

— Лучше где-нибудь встретимся, — сказала я; не хотелось, чтобы за нами наблюдали девочки или мисс Фробишер. — Заходить за мной незачем, это в стороне от проторенных дорог.

— Каких дорог? — переспросил он с недоумевающим видом.

— Я просто имела в виду, что это далеко. Добираться неудобно. Я легко могу подъехать на вапоретто.

— Хорошо. Чтобы добраться к половине восьмого в Санта-Кроче, пришлось бы суетиться. Тогда давайте поужинаем в «Даниели». Вы, конечно, знаете этот отель, он на набережной, сразу справа от собора Сан-Марко. Это остановка Сан-Дзаккария, добраться легко.

Я кивнула.

— Да. Доберусь.

— Тогда встретимся в холле. В семь тридцать, хорошо?

— Да. Отлично. Спасибо, — услышала я собственный лепет.

Он взял мою руку, сжал ее, сказал:

— Тогда до вечера, — и зашагал к ожидавшим его мужчинам.

— Мисс, у вас ужасно покраснело лицо, — отметила Шейла.

— Сегодня довольно жарко, правда? — проговорила я. — Думаю, нам всем не помешает выпить чего-нибудь холодненького.