Венецианский альбом

Глава 14

Джулиет. Венеция, 3 июля 1939 года

Вначале я решила попытать счастья возле храма Святого Стефана, раз уж это ближе всего к академии. Мне много лет приходилось подниматься чуть свет, поэтому такой роскошью было бы вставать попозже и идти пешочком на занятия к девяти утра!

Миновав красивое белое палаццо, оставшееся по правую руку, я оказалась на длинной просторной площади Кампо Санто-Стефано, где, помнится, сидела и рисовала давным-давно, в день, завершившийся моим падением в канал. «Вот это настоящая Венеция», — подумала я. Тут останавливались поболтать женщины с висящими на локте корзинами покупок, с воплями носились вокруг фонтана детишки, расхаживали в надежде поживиться чем-нибудь голуби, подкрадывалась из переулка кошка. Глядя, как женщина набирает в кувшин воду из колонки, я вспомнила, что в этом районе не везде еще есть водопровод, однако все равно от окружающего пейзажа у меня возникло какое-то теплое, домашнее чувство. Чтобы добраться до места, пришлось потратить некоторое время и не раз спросить дорогу, потому что, как я выяснила, в Венеции далеко не всегда можно сразу попасть из одной точки в другую. Я спустилась к церкви, вернулась обратно, перешла канал и оказалась почти там же, откуда начала свой маршрут, неподалеку от Гранд-канала. Вид у нужного дома был не слишком располагающий — розовая краска на стенах облупилась, обнажая кирпичную кладку, синие оконные ставни выцвели. Но в ящиках перед окнами росла герань, а на высоко натянутых веревках хлопало выстиранное белье. Значит, именно тут сдается жилье. Я нажала кнопку, табличка у которой гласила: «Мартинелли».

— Си? Коза вой? — раздался резкий голос. — Что вам нужно?

На своем неуверенном итальянском я объяснила, что приехала из Англии учиться и хочу снять комнату.

— Заходите, — послышалось в ответ, дверь в подъезд открылась, и передо мной предстала лестница. Синьора Мартинелли проживала на третьем этаже, и лифта в доме, судя по всему, не было. Ничего, это хорошая гимнастика для ног. Я начала подниматься, прошла первый этаж, второй, где меня облаяла запертая в одной из квартир собака, и, наконец, добралась до третьего, обнаружив у себя позорную одышку. Постояла немного, чтобы собраться, и робко постучала в дверь. Ее открыла женщина, вид которой смутил меня так же, как, помнится, насторожила прошлогодняя монахиня-привратница. Одетая во все черное, с седыми, собранными в тугой пучок волосами крупная синьора сложила на внушительной груди мясистые руки и с головы до ног окинула меня взглядом.

— Вы не такая, как я думала, — сказала она. — На студентку не похожи.

— Да, я старше большинства студентов, — признала я. — Я была учительницей в школе, но получила возможность год поучиться в вашей академии искусств и освежить свои навыки.

— Ну, вряд ли вы будете шуметь и устраивать бардак, не то что остальные, кто ко мне является, — проговорила хозяйка, — так что заходите. Я синьора Мартинелли, а вы?

— Синьорина Браунинг, — сообщила я.

— Не замужем? И не были?

— Не замужем и не была.

Хозяйка фыркнула, а я не поняла, хорошо это с ее точки зрения или плохо. Из квадратной прихожей она провела меня в гостиную, резко отличавшуюся от моей нынешней спартанской комнатушки: с бархатными шторами, покрывалами и чехлами, с мелкими вещицами на всех столах и полочках.

Миг спустя я поняла, что все эти вещицы имеют отношение к религии. Тут были статуэтки святых, распятия, картина, изображавшая Христа в окружении детишек, — с нее свешивались четки. После этого я заметила, что из украшений на хозяйке был только серебряный крест.

— Садитесь. — Она указала на одно из кресел с вязанными крючком подушечками, которое выглядело таким мягким, что я засомневалась, удастся ли потом встать, но все же послушно села. И почти тут же негромко вскрикнула от испуга, когда что-то сзади слегка коснулось моей шеи.

— Не обращайте внимания, это Бруно, — проговорила синьора Мартинелли.

Большой серый кот прошелся по спинке моего кресла и мимоходом потерся об меня.

— Это он проверял, подходите ли вы нам. Если он вас примет, значит, с вами все в порядке. Он хорошо чувствует людей. — Она по-прежнему изучающе разглядывала меня. — Вы любите кошек?

Я не собиралась сообщать, что тетя Гортензия, приехав к нам пожить, привезла с собой совершенно кошмарную кошку. Та устраивала засады под стульями, хватала людей за ноги, когда они проходили мимо, и обижала мамину собачку. Я предпочла тактично ответить:

— Я мало с ними общалась. У моей мамы есть песик, и он очень славный.

— Похоже, вы ему понравились. Идемте, покажу вам комнату.

Я выбралась из глубин кресла, и она повела меня к комнате в конце темного коридора. Там тоже было, пожалуй, многовато элементов декора, но в целом мне понравилось. Кровать под красным бархатным покрывалом, огромный платяной шкаф из красного дерева и комод ему под стать, письменный стол и стул перед окном. Я подошла к окну, и сердце подпрыгнуло. Честное слово, отсюда можно было увидеть кусочек Гранд-канала!

— О да, — сказала я, — мне все подходит.

Хозяйка кивнула и поманила меня за собой.

— Умывальная комната напротив.

В ней оказалась огромная ванна на когтистых лапах и таз. Туалет был за соседней дверью.

— Кроме меня и вас удобствами никто не будет пользоваться, — сообщила хозяйка, — но, пожалуйста, не набирайте в ванну слишком много воды. И я должна проинструктировать вас, как пользоваться газовой колонкой. — Она показала на какое-то хитрое приспособление над ванной. — Горячий кран нужно поворачивать вначале очень медленно, пока огонь не загорится, ну а потом можно и побыстрее. Если крутнуть его слишком быстро, может взорваться.

Действительно, опасно, тут возразить нечего.

Я осмотрелась по сторонам.

— А какое в квартире отопление?

— Угольным бойлером. От него нагреваются батареи.

— Как вы затаскиваете сюда уголь? — выпалила я, прежде чем сообразила, что вопрос, пожалуй, бестактный.

— У нас есть подъемник на блоке со шкивом, — ответила хозяйка. — Мы спускаем на нем мусор, а продукты и уголь поднимаем. — Она вдруг улыбнулась открытой улыбкой. — Батарея в вашей комнате тоже нагревается от бойлера. Зимой тут довольно холодно. Но вы привыкли к такому у себя на родине?

— Да, — подтвердила я, — зимой у нас тоже бывает иногда очень холодно. И влажно.

— Тут то же самое. — Она провела меня обратно в гостиную. В кресле уже разлегся кот, поэтому я осталась стоять. — В плату входит завтрак и ужин, — продолжила хозяйка. — Во сколько вы желаете завтракать?

— Как вам удобно, — ответила я. — Занятия начинаются в девять.

— Каждое утро я хожу к шестичасовой мессе, — продолжала синьора Мартинелли, — не желаете присоединиться? Я прихожанка Сан-Маурицио, а не Санто-Стефано, мне не нравится тамошний священник. Слишком либеральный, слишком легко отпускает грехи. Три раза прочесть «Богородице Дево, радуйся» — ну что это за епитимия?

Я понятия не имела, что такое епитимия. Хозяйку вдруг осенило:

— Так вы не католичка?

— Нет, я принадлежу к англиканской церкви.

— Дио мио, — пробормотала она. — Но все равно, наверно, все мы одному Богу молимся, правда?

Я кивнула. Сказать по правде, у меня никогда не было особых отношений с Богом. В школе у нас были общие молитвы перед занятиями, почти каждое воскресенье я ходила с мамой в церковь, но все это казалось мне каким-то балаганом, показухой. Я считала, что Бог не сделал для меня ничего особенно хорошего, наоборот, забрал отца и шансы на счастливую жизнь.

— Надо будет на праздник взять вас с собой на мессу. Тогда вы поймете, чего лишены. Скоро праздник Спасителя, Феста дель Реденторе, он будет в конце месяца. Мы идем через канал в церковь Спасителя с горящими свечами. Это очень красиво.

— Мне бы хотелось посмотреть, — сказала я, и она еще раз искренне улыбнулась.

— Значит, завтрак в восемь, и ужин в восемь тоже? У нас тут главная трапеза в середине дня, поэтому вечером обычно что-нибудь легкое, вроде супа или салата. Вас устроит?

— Да, вполне.

Синьора Мартинелли сказала, сколько просит за комнату, но я пока еще плохо ориентировалась в лирах, чтобы понять, нормально это или нет. Сколько лир в фунте? Где-то около сотни, правильно? Раньше я никогда не снимала комнату и предположила, что плата вроде бы разумная.

— Уверена, что о правилах в моем доме даже и упоминать незачем, — сказала хозяйка. — Не пить, не курить, и никаких мужчин в вашей комнате. Но, опять же, вы ведь не какая-нибудь малолетняя свиристелка. Наверняка вам известно, как должна держать себя леди.

— Конечно, — согласилась я. — Вряд ли у меня окажется много общего с другими студентами. Я гораздо старше.

— Я закрываю дверь в десять, если только вы заранее не предупредите, что задержитесь, — объявила она.

И в тот же миг воспоминания перенесли меня обратно в монастырь: его двери закрывались в десять, поэтому нам пришлось поужинать пораньше, и Лео поцеловал меня в темноте переулка. Я до сих пор помнила ощущение его губ, прижавшихся к моим губам, его грудь, вздымавшуюся возле моей.

— И никаких мужчин у меня в комнате, — пробормотала я, когда синьора удалилась.