Венецианский альбом

Глава 23

Джулиет.

Поздний вечер воскресенья 23 июля 1939 года

Не знаю, как изложить все на бумаге, но я должна это сделать. Когда-нибудь мне захочется вспомнить сегодняшний день во всех деталях. Во всех деталях, включая самые мелкие и незначительные.

Это был день Феста дель Реденторе. Квартирная хозяйка поставила меня в известность, что из-за праздника готовить вечером не будет. Вы же помните, сказала она, я говорила вам об этом празднике, одном из самых главных событий в Венеции. В нем участвуют все. Те, у кого есть лодка, будут в лодках. Она сама собирается перейти через мост, чтобы поучаствовать в пикнике, сходить к мессе и полюбоваться фейерверками. Вообще-то это семейный праздник, но раз родственников в городе у нее не осталось, она присоединится к другим вдовам с их улицы, их детям и внукам. Если я захочу, мне тоже будут рады. Большая месса начнется в семь вечера, но перед этим состоятся соревнования гребцов, ярмарка и игры для детей.

— Значит, утром вы не пойдете в церковь, раз месса будет вечером? — спросила я.

Вид у синьоры Мартинелли стал настолько возмущенный, как будто я предположила, что она может прогуляться по окрестностям нагишом.

— Как это не пойду в церковь? Конечно, я должна пойти. Чтобы причаститься. А перед причастием полагается поститься с полуночи, значит, надо идти к утренней мессе, потому что я не дотяну до вечера без еды и питья.

Мне, выросшей в лоне нестрогой, лояльной англиканской церкви, такие правила казались странными. Если для получения причастия важен пустой желудок, тогда достаточно не есть всего час, это же ясно. Почему поститься следует с полуночи? Выходит как-то слишком долго. Но я вообще многого не понимаю у католиков — например, того, что им полагается признаваться в грехах священнику и получать от него прощение. Мои блуждающие мысли прервал вопрос квартирной хозяйки:

— Так вы пойдете на праздник?

— Наверно, но, скорее всего, не на мессу, — ответила я. — Может, посмотрю соревнования гребцов и фейерверки. И, может, кто-то из студентов сходит со мной на пикник, хотя, на самом деле, это же семейный праздник, правильно?

— Вечером меня дома не будет, так что еды я вам не приготовлю.

— Не беспокойтесь, ведь какие-то магазины наверняка еще не закроются? Я сама куплю что-нибудь для пикника.

Хозяйка вдруг похлопала меня по руке.

— Не переживайте, у меня тут полно еды. Ее всегда слишком много. Сможете сами все сделать.

Поспать подольше в воскресный день, если ты в Венеции, просто невозможно. Первые колокола начинают бить в шесть утра, а потом почти каждые полчаса эстафету подхватывают другие церкви. Иногда колокола четырех или пяти храмов звонят одновременно, и тогда весь город наполняется их звуком. Я слышала, как квартирная хозяйка суетится в кухне, как обычно разговаривая со своим котом Бруно. Чем лежать в кровати и ничего не делать, подумала я, лучше тоже встать. Я сполоснулась, надела самое легкое хлопчатобумажное платье, потому что уже становилось жарко и душно, а потом вышла в кухню. Ясно было, что синьоре Мартинелли предстоит непростой день, поэтому я взяла на себя смелость сварить нам кофе и выставить на стол хлеб, сыры и варенье. Когда хозяйка вернулась из церкви, и обнаружила, что ее ждет завтрак, вид у нее стал невероятно довольный.

— Надеюсь, вы не возражаете, — сказала я. — Я же знаю, у вас сегодня много дел.

— Очень вам благодарна, — отозвалась она. — Мне еще булочки печь, а день будет жарким. — Она подумала, а потом добавила: — К счастью, вдова Греви предложила сделать сарде ин саор[19]. Вы же знаете, как я не люблю, когда в моем доме пахнет рыбой.

Я однажды видела такое блюдо в меню и понимала, что это свежие сардины, приготовленные в каком-то соусе, но пока его не пробовала. Может быть, удастся это сделать вечером, если я найду синьору Мартинелли с ее компанией и мне предложат угоститься.

Мы вместе позавтракали, потом я вызвалась помыть посуду, а хозяйка тем временем достала свои книги с рецептами и принялась за дело. В кухне аппетитно запахло чесноком и луком, а потом и выпечкой. Я вернулась к себе в комнату и уселась там поработать над некоторыми из набросков и довести их до ума. Где-то в полдень синьора Мартинелли постучалась ко мне и сказала:

— Ну так я пошла. — На ней были цветастое шелковое платье и выходная шляпка — весь наряд подходил скорее для свадьбы, чем для пикника. — Синьора Бертолини только что вышла из дому, я видела. Могу я попросить вас запереть дверь и взять с собой ключ? Я оставила вам на кухонном столе еду для пикника.

Я наблюдала из кухонного окна, как она вышла из дому и присоединилась к ватаге вдов, каждая из которых несла большую коробку или корзину с едой. Ясно, что голодать им не придется. Потом я увидела, что она разложила на тарелке нарезанную ветчину, салями, помидоры и сыр. Отдельно лежали ломтик какого-то открытого пирога и несколько слив. Я упаковала все это, подождала того времени, когда, по моему разумению, все должно было начаться, и тоже надела шляпу. Сидеть на солнце наверняка будет жарко. Мне не хотелось нагружать себя множеством вещей, поэтому я положила в карман платья ключи и немного денег, а сумку с кошельком оставила дома, подозревая, что в праздничный день карманникам самое раздолье. Хотя у меня им много и не взять.

Улицы были почти пустынны, когда я вышла на пьяцца перед Санто-Стефано, подняла глаза и только сейчас заметила, что все балконы декорированы гирляндами, бумажными фонариками и цветами. Идя по мосту Академиа, я увидела бесконечный поток лодок, он тек по Гранд-каналу; большинство из них были тоже украшены, и в каждой пила, ела и веселилась многочисленная публика. Глядя на все это с моста, я заметила, что над материком сгущаются тучи. Такое явление не было необычным для этого времени года: над Доломитовыми Альпами часто гремят грозы, но нас на острове они накрывают редко.

Я шла через сестьер Дорсодуро к набережной под названием Дзаттере. Странно, но до сих пор мне не доводилось бывать в этой части Дорсодуро, хотя это довольно небольшой островок. Променад Дзаттере тянулся вдоль широкой водной артерии — широкой настолько, что называть ее каналом казалось неправильно. По другую ее сторону находился остров Джудекка; обычно туда не добраться без парома, но сегодня к нему протянулся импровизированный мост. Баржи выстроились борт о борт, а поверх их палуб проложили деревянный настил. Вся эта конструкция показалась мне довольно ненадежной. Мост заканчивался перед выходящим на набережную красивым белым фасадом церкви. Из книг я знала, что такой стиль в архитектуре называется палладианским — нечто вроде неоклассики с колоннами. Остальная часть церкви была теплого оранжевато-розового цвета, а венчали ее большие купола.

Я осмотрелась, не видать ли кого-то из однокурсников. Мой рассказ о предстоящих гребных гонках, а также о возможности устроить пикник и полюбоваться фейерверками не вызвал особого энтузиазма. Имельда заявила, что не намерена сидеть на солнце, рискуя получить солнечный удар. Гастон сообщил, что не интересуется религией. Франц предположил, что может прийти, если на дом зададут не слишком много, а Генри только заметил, что по описанию вроде бы будет весело. Я сказала, что постараюсь быть где-нибудь неподалеку от моста, но кругом толпились люди, кто-то ждал возможности перебраться на ту сторону, кто-то уже занял места, чтобы пировать, наблюдая за гонками. Генри я не увидела и подумала, что вряд ли смогу найти кого-нибудь в хаотично движущейся людской массе. Да и отыскать место в тени, скорее всего, тоже не удастся: похоже, каждый дюйм по обе стороны канала был уже занят покрывалами, стульями, столами, корзинками для пикника и даже зонтами.

Долетевшие от набережной приветственные крики возвестили о начале соревнований. Я пристроилась в хвост очереди желающих перебраться на тот берег. Странно было идти по настилу, который поднимался и опускался вместе с водой — и никаких тебе перил. Интересно, подумалось мне, сколько народу попадает отсюда до конца дня, особенно если учесть предстоящие возлияния. Я добралась до острова и двинулась к его оконечности, надеясь, что оттуда хорошо видны гребцы, которые вроде бы должны стартовать напротив собора Святого Марка. По всей лагуне кишели лодки, а в центре была очищена трасса для заплыва.

Я еле нашла тенистый уголок, втиснувшись в толпу на ступенях какого-то здания, и почувствовала, что разделяю волнение окружающих, которые громко кричали и аплодировали. Вначале состоялся заплыв на гондолах с двумя гребцами, которые двигались на диво быстро. Ради праздника обычно черные гондолы раскрасили в яркие цвета. Я подметила, что некоторые болельщики надели шейные платки цветов своей команды. Эти особенно шумели. Сама я ни за кого не болела и просто наблюдала за происходящим. Зрелище захватывало, особенно когда одна команда, поравнявшись с другой, переворачивала лодку противника на финишной прямой. Заплывы следовали один за другим. Церемония награждения происходила на одной из пристаней у дальнего берега и сопровождалась взрывами ликования, когда побеждал гондольер, которого народ особенно поддерживал. Потом прошли соревнования для юниоров, и, наконец, начались гонки для лодок с двумя гребцами. Мне показалось, что я узнала Лео еще издалека, хотя почти все гребцы были темноволосыми и мускулистыми. Я тоже стала махать и кричать, в точности как и все остальные. Лодка Лео пришла третьей, обоим гребцам помогли подняться на пристань, где их окружили родственники и друзья, поздравляя, обнимая, хлопая по спинам. Потом я получила подтверждение того, что не ошиблась: сквозь толпу пробиралась одетая в простое льняное платье, но невероятно прекрасная Бьянка. Даже отсюда я мгновенно ее узнала. Она подошла к Лео и демонстративно одарила его поцелуем. Он обнял ее одной рукой, и они смешались с толпой.

Гонки завершились, и все вокруг устраивались, чтобы заняться серьезным делом: едой. Я немного походила туда-сюда в надежде найти компанию синьоры Мартинелли, но быстро поняла всю безнадежность этой затеи. К тому же мне не хотелось навязываться кому бы то ни было. Да и, честно говоря, после сцены, увиденной буквально несколько минут назад, аппетит напрочь исчез. Я была совсем одна и чувствовала себя не в своей тарелке. Всех тут окружали родственники и друзья, все смеялись, поддразнивали друг друга, ели и пили. Мне вдруг стало ясно, что даже если бы дело происходило в Англии, это мало что изменило бы. Мы с матерью пришли бы вдвоем — ведь у нас нет ни большой семьи, ни многочисленных друзей. Настроение совсем упало. Я присела на ступеньку, открыла пакет с едой, заглянула в него и решила убрать обратно. Лучше вернуться в свою комнату, пока не начался фейерверк. Нет никакого смысла тут торчать.

— Синьорина! Сюда! Идите сюда!

Я подняла взгляд и увидела, что мне машет корпулентный мужчина средних лет, который сидел за столом в окружении семьи. Только я не сразу поняла, что он машет именно мне. Потом он что-то сказал молодому парню, который поднялся и подошел.

— Отец говорит, что в такой день вы не должны есть в одиночестве. Пожалуйста, пойдемте к нам, у нас много всего.

Я попыталась отказаться, потому что не представляла, как можно вот так влезть в чужое семейное празднование. Но юноша настаивал, взял меня под руку, и мне против желания пришлось последовать за ним. Отец семейства быстро представил. мне всех по порядку: жену, дочь, мужа дочери, их двоих детей, двух своих сыновей, свою мать. Услышав, что я англичанка, они пришли в восторг и засыпали меня вопросами. Бывают ли у нас в Англии такие праздники? Сколько у меня братьев и сестер? Почему я до сих пор не замужем? Я отвечала им всем. Они были очень удивлены тем, что у такой красивой молодой женщины нет мужа.

— С этим нужно что-то делать, — заявила мать семейства. — У кого из наших знакомых есть неженатые сыновья?

Посыпались предложения, все смеялись, и я потихоньку начала расслабляться в их кругу. Меня угощали разной едой, в том числе сардинами в собственном соусе, полентой, пастой, и все это было чудесным на вкус. Я поймала себя на мысли о том, как бледна и тускла наша жизнь в Англии по сравнению со здешней. А потом в голову закралась крамольная мыслишка: да захочу ли я вообще возвращаться домой, когда этот год закончится? Что, если просто взять и остаться, найти работу и прожить жизнь среди этих счастливых, шумных, душевных людей?

Достали и разлили вино, мы провозглашали тост за тостом. А потом зазвонили церковные колокола.

— Надо идти к мессе, если мы хотим занять сидячие места, — сказала мать семейства. — Вы с нами?

Отказаться было невозможно. Мать семейства и ее дочь взяли меня под руки. Вроде бы их звали Джованна и София, но я точно не разобрала, кто из них кто. Мы оставили стол с едой в абсолютной уверенности, что никто ничего не тронет, и отправились в церковь, которая быстро наполнялась. Народ набивался на скамьи. Мне было ужасно неловко оттого, что ко мне с двух сторон прижимаются чужие тела, запахи пота и съеденного во время пикника смешивались с ароматом ладана. Людей становилось все больше и больше, они уже толпились в проходах, стояли вдоль стен. Потом зазвонил колокол, и появилась величественная процессия, состоящая из священников, причетчиков и хористов. Я мало что понимала в происходящем, вставала, когда вставали все остальные, преклоняла вместе с ними колена. Когда пели гимны, вся церковь гудела от величественных звуков. Окружавшие меня явно испытывали воодушевление, а я невыносимо страдала от жары. У многих женщин, включая и тех, что входили в приютившую меня семью, были веера, и от легкого движения воздуха становилось немного легче, но служба все тянулась и тянулась. Мне стало нехорошо, я чувствовала себя липкой от пота и боялась, что могу вот-вот потерять сознание. Когда все встали под последнее благословение, за которым последовала заключительная молитва и серьезная борьба за то, чтобы поскорее преодолеть дверной проем, я почувствовала настоящее облегчение.

Когда мы оказались снаружи, уже темнело. Обычно в это время царят светлые сумерки, но сегодня над городом стояли тучи, которые принес с материка порывистый ветер.

— Нехорошо это, — сказала мать семейства, бурно жестикулируя обеими руками. — Как же фейерверки? Во время дождя их не устроишь. По радио говорили, что может быть гроза, да кто же верит радио? Но, может, лучше все-таки собраться, пока все не намокло, а, Луиджи?

Я помогла им уложить еду в две корзины. Оказалось, что они жили на Джудекке и намеревались унести домой продукты и мебель. Если не будет дождя, они вернутся посмотреть фейерверк. Не хочу ли я пойти с ними?

Пока мать семейства говорила, с неба упали первые капли, и ветер стал трепать скатерти на соседних столах.

— Наверно, мне лучше пойти домой, пока еще не поздно, — ответила я. — Не хочу промокнуть, пока буду идти по двум мостам.

— Приходите нас навестить, — сказал отец. — Мы — семья Оливетти. Все знают, где мы живем, тут недалеко, сразу за углом. Договорились? Обязательно приходите в гости. В любое время. Лучше в воскресенье, у нас всегда по воскресеньям много еды, как сегодня, да, Джованна?

Его жена, улыбаясь, кивнула в знак согласия.

Я горячо их поблагодарила. Мать семейства ущипнула меня за щеку и сказала, что постарается найти мне хорошего мужа. Остальные обняли меня. Это было одновременно странно и замечательно. Я смотрела, как они уходят, по-прежнему громко болтая и смеясь, и тут дождевые капли стали чаще и крупнее. Не поискать ли укрытия, подумала я, но потом решила, что разумнее будет перейти мост, пока гроза не усилилась. К сожалению, такая идея посетила слишком многих, и к мосту выстроилась длинная очередь. Я тоже встала в нее, и мы черепашьим шагом двинулись вперед, все сильнее намокая. Вокруг раздавались причитания и жалобы, дождь все усиливался. Я была где-то на середине моста, когда небесные хляби наконец разверзлись, и ливень обрушился стеной, а потом превратился в град. Ледяные шарики отскакивали от настила и жалили тело. Неподалеку сверкнула молния. Загремел гром. Налетел яростный ветер и поднял волну. Люди кричали и молились. Я с трудом удерживала равновесие, и вдруг какая-то толстушка рядом оступилась и схватилась за меня. Волна ударила в деревянный настил, и мы обе шлепнулись в воду.