Каролина. Англия, октябрь 2001 года
— Без нее в доме станет пусто, правда? — сказала Каролина, когда чайник засвистел и бабуля сняла его с плиты.
— Ужасно пусто, — согласилась бабуля. — Она жила здесь с тех пор, как умерла наша мама, а твоя мать была еще малышкой. И, знаешь, всегда вела себя очень деликатно. Когда твой дед был еще жив, старалась лишний раз не мелькать тут, понимала, что это наш дом и она в нем посторонняя. Но, думаю, очень радовалась возможности жить здесь в трудные годы после войны. А мне, уж конечно, было лучше со старшей сестрой, особенно когда Джим так неожиданно умер и я осталась с маленьким ребенком на руках.
Каролина взяла в кухонном буфете две кружки, а бабуля тем временем налила кипяток в заварочный чайник.
— Мне было очень тяжело вернуться в Англию после того, как я всю войну прожила в Индии, — продолжила бабуля. — Там все делали слуги. Пока твоего дедушку долго держали в японском лагере для военнопленных, я сидела за многие мили от дома и гадала, увижу ли опять своего мужа. Бедняга, он целых два года не знал, что наш сын умер.
— Я даже не в курсе, что у тебя был сын, — удивилась Каролина.
— Я никогда особенно о нем не рассказывала, тяжелое было время, и мне больно о нем вспоминать. Когда началась война, мы жили в Индии. Дедушку призвали на фронт, а потом наш маленький сын заболел тифом.
— Ох, бабуля, до чего это ужасно. Бедная ты моя. — Мысли Каролины немедленно переключились на Тедди и ту боль, что терзала ее собственное сердце. Если с ним что-нибудь случится, как она это вынесет?
— Я это пережила, — печально улыбнулась бабуля. — Большинство из нас пережило очень жестокие события. Мы довольно стойкие.
— Я стараюсь быть стойкой, — сказала Каролина и отнесла кружки на стол у окна. Дождь уже хлестал садовую лужайку. Они с бабулей уселись друг напротив друга. — Тебе хватит денег теперь, когда бабушки Летти не стало?
Бабуля опустила взгляд к кружке, в которой помешивала чай.
— Признаюсь, ее пенсия помогала покрывать расходы.
— Тогда я точно к тебе перееду. Думаю, Тедди лучше отдать в начальную школу англиканской церкви, как ты считаешь? Если ты, конечно, хочешь, чтобы я тут жила.
— Хочу ли я? Деточка, дорогая, да если вы с Тедди ко мне переедете, ничего лучше просто не придумаешь. И не тревожься, он скоро вернется.
— Господи, я очень на это надеюсь. — Теперь уже Каролина яростно размешивала собственный чай. Она сделала глоток, поняла, что, естественно, ей слишком горячо, и поставила кружку обратно на стол. — Бабуля, бабушка Летти пыталась мне что-то сказать. Ты ее слышала? Поняла, о чем она?
— Практически нет, — ответила бабуля. — То есть я ее слышала, но не поняла, что она говорит. У нее ведь рот перекосило, и ей было трудно произносить слова, к тому же она не могла их вспомнить. Я нашла ее такой, когда принесла утренний чай. Она сказала: «Кажется, у меня инсульт. Не надо в больницу. Каролина. Хочу сказать Каролине…», а потом повторила это, когда ушел доктор.
— Боже, — проговорила Каролина, — хотела бы я знать, что ей было нужно. Вроде бы она упомянула рисунки, но я не совсем поняла. Может, она уже бредила.
— Да, пока не забыла, — перебила бабуля, — Летти все оставила тебе. Она написала завещание, и ты — ее наследница.
— Правда? — Каролина смутилась и покраснела. — Но это же неправильно. Все должно было отойти тебе, бабуля. Ты ведь заботилась о ней все эти годы.
Бабуля улыбнулась.
— По правде говоря, вряд ли это наследство такое уж роскошное. Летти годами жила на пенсию и ничего не зарабатывала, а от мамы нам достался только этот дом, и все. Понимаешь, они с отцом потеряли все деньги в двадцать девятом году после биржевого кризиса, который еще называют «Великий крах». Кажется, папа инвестировал в американские акции и все потерял.
— Да уж, похоже, нашей семье не слишком везло, правда? — сказала Каролина.
— Наверно, отец делал то, что считал самым лучшим для нас. Его ведь ранило в Первую мировую войну, и он так толком и не поправился. Скорее всего, он возлагал все надежды на фондовый рынок.
— Так ты знаешь, что именно оставила мне тетя Летти? — спросила Каролина. — Если деньги, то я отдам их тебе.
— Да, знаю, так уж вышло. Она назначила меня своей душеприказчицей. У нее есть сберегательный счет, там около тысячи фунтов, но кроме него, ничего, в общем, и нет, только ее одежда и пара оставшихся от матери драгоценностей. Ничего особо ценного. А, есть еще коробка в ее платяном шкафу, на ней написано твое имя. Ей было очень важно, чтобы та оказалась у тебя.
Каролина подняла взгляд.
— Коробка. Это она и пыталась сказать. «Коробка. Вон там».
Бабуля кивнула.
— Она упоминала эту коробку в тот день, когда говорила, что не надо ее лечить — как будто знала, что скоро умрет. Сказала: «Позаботься, пожалуйста, чтобы Каролина ее получила». Я не знаю, что в этой коробке. Она мне не говорила.
— Я не хочу сейчас идти туда за коробкой. Это как-то неуважительно, — сказала Каролина.
Коробка с ее именем. Может быть, там драгоценности, о которых Летти не рассказывала сестре, или деньги, которые она припрятала…
— Бабушка Летти не будет против, — с улыбкой ответила бабуля. — Ее там даже уже нет, только тело, которое ей больше не нужно. А она, я думаю, смотрит на нас сверху и улыбается. И она всегда настаивала, чтобы я проследила, как ты забираешь коробку.
Каролина поколебалась. Потом она встала, прошла к спальне бабушки Летти, на цыпочках прокралась в нее, поглядывая на кровать, словно до сих пор надеясь, что старушка откроет глаза и повернется к ней, и распахнула дверцы шкафа. Оттуда пахнуло средством от моли и чуть-чуть «Же Ревьен» — любимыми духами бабушки Летти. На верхней полке обнаружилась шляпная коробка, но в ней лежало лишь несколько старомодных шляпок. А затем в самом углу Каролина нашла простую старую картонную коробку и осторожно вытащила ее из шкафа. На крышке была наклейка с надписью: «Отдать Каролине Грант после моей смерти. Пожалуйста, проследи, чтобы она все получила».
Каролина была почти уверена, что от кровати до нее донесся тихий вздох удовлетворения, когда она вышла из спальни с коробкой в руках. Она поставила свою ношу на стол перед бабулей и сказала:
— Интересно, что же там может быть настолько для нее важное. Как думаешь, открыть сейчас?
— Конечно, пока мы обе не умерли от любопытства, — засмеялась бабуля.
Каролина подняла крышку. Внутри оказалось два альбома в кожаных переплетах и коробочка для ювелирных изделий. Сердце ее забилось сильнее, она открыла коробочку и проглотила недовольное восклицание, понимая, как грубо было бы сейчас продемонстрировать свое разочарование. В коробочке лежало старомодное колечко с рядом маленьких бриллиантиков, нитка стеклянных бус и три ключа. Два из них выглядели старыми, может, даже антикварными: медный ключ, увенчанный фигуркой вроде бы крылатого льва, и большой железный, им бы в самый раз запирать какие-нибудь казематы. Третий ключ был обыкновенным, серебристым, то ли от шкафа, то ли от серванта, то ли от шкатулки.
— А это еще что? — по голосу бабули стало ясно, что она просто поражена. — Ключи? Откуда у нее ключи?
— Ты ни один не узнаешь?
— Конечно, нет. Понятия не имею, зачем ей понадобилось столько старых ключей. Она была не из тех, кто собирает всякое барахло. Я всегда считала, что она склонна к минимализму и совершенно не сентиментальна.
— А кольцо и бусы? — спросила Каролина. — Они что, ее любимые?
— Никогда не видела, чтобы она их надевала. Ей нравилось носить брошь, которую она унаследовала от нашей матери. Но в остальном она вроде бы не увлекалась украшениями.
Каролина уже отложила ключи, вытащила оба альбома и открыла один из них. На внутренней стороне обложки обнаружилась надпись: «Джулиет Браунинг. Начато: Венеция, 1928 год».
— А-а, это альбом для этюдов, — сказала она. — Рисунки. Так вот о чем говорила бабушка Летти. Она хотела, чтобы я забрала их. Я даже не знала, что она занималась рисованием.
— Одно время она была очень им увлечена, — объяснила бабуля. — Даже, представляешь, училась в художественной школе. Ее считали многообещающей.
Каролина в изумлении вскинула голову.
— В художественной школе? Она никогда даже не упоминала ничего подобного.
Бабуля покачала головой.
— Да, она вообще не распространялась о своей жизни. Конечно, ей пришлось бросить учебу, когда наш отец потерял все деньги и умер. Я помню, как она сильно из-за этого расстраивалась. Ей удалось устроиться в ближайшую женскую школу учительницей рисования. Ну, кто-то же должен был содержать нас с мамой. Я ведь на шесть лет младше и еще училась тогда в школе.
Каролина начала листать альбом.
— А она хорошо рисовала, правда? И посмотри — это же зарисовки из Венеции, да? Вот гондола, а вот собор Святого Марка. Мне кажется, перед смертью она пыталась сказать что-то про Венецию. Странно, я даже не знала, что она когда-то путешествовала.
— В подарок на восемнадцатилетие наша тетя Гортензия возила ее в Италию, — сказала бабуля. — Меня всегда это немного обижало, потому что, когда мне исполнилось восемнадцать, у нас уже не было денег. Отец распоряжался и деньгами тети Гортензии, поэтому и она, разумеется, всего лишилась. — Она подняла глаза и встретилась с Каролиной взглядом. — В отличие от Летти, я никогда не училась в привилегированной школе-интернате, а ходила в школу при монастыре. И в Европу меня тоже не возили. На самом деле впервые я оказалась за границей, когда вышла за твоего дедушку и мы с ним поехали в Индию.
— А в каком году это было? — поинтересовалась Каролина.
— В тысяча девятьсот тридцать седьмом. Мне только-только исполнился двадцать один год, и я была ужасно наивная. Индия, скажу я тебе, оказалась для меня страшным потрясением. Жарища, пылища, мухи и нищие. Если бы я могла, то сбежала бы прямиком домой, к мамочке. — Она издала смущенный смешок. — Но я все выдержала. Джим был на диво терпелив со мной. Замечательный человек. Мне так жаль, что ты никогда его не знала.
Каролина кивнула, улыбнулась в ответ на бабулину улыбку и снова обернулась к альбому.
— О-о, смотри-ка, она нарисовала симпатичного венецианца — наверно, гондольера, как ты думаешь? А тут она поехала во Флоренцию, видишь? Это же Понте-Веккьо! — Она закрыла первый альбом и взялась за второй. — А здесь снова Венеция. Видишь? И датировано тридцать восьмым годом. Значит, она туда вернулась.
— Насколько я знаю, да, — согласилась бабуля. — Помню, мама писала мне в одном письме, что Летти попросили в летние каникулы сопровождать за границу группу школьниц.
Каролина перелистывала страницы. Во втором альбоме тоже оказались рисунки из Венеции, но сделанные уже более опытной рукой. Перспектива была соблюдена. Лица людей на рынке казались совершенно живыми. Тут был сад с деревьями и фонтанами. И снова гондолы. И уличный ресторанчик с фонариками…
— Она явно любила этот город, заметила Каролина; — Не знаешь, она часто туда ездила?
— После войны — ни разу, — сказала бабуля. — Ее, знаешь ли, не выпускали.
— Не выпускали?
— Да. В тысяча девятьсот тридцать девятом году она получила какую-то стипендию на обучение в Европе. Если вдуматься, глупо было туда ехать в это время. Но я так понимаю, это был шанс, который она не могла упустить. А потом началась война, и ей не удалось вернуться домой. Она умудрилась пробраться в Швейцарию и пересидеть там, пока шли военные действия. Вроде бы она работала с детьми беженцев.
— Да, понимаю, — нахмурилась Каролина, — странно только, что она не вернулась к преподаванию, когда оказалась в Англии. Ей же явно нравилось заниматься со школьниками.
— Не знаю, в чем тут дело, — проговорила бабуля. — Похоже, она повидала за войну всяких печальных событий. Я знаю, что она поехала домой не сразу после капитуляции Германии, все возилась со своими беженцами. Она вернулась в Англию незадолго до меня.
— Как вышло, что я ничего об этом не знала? — спросила Каролина.
— Ты просто не спрашивала. Молодежь жизнью стариков не интересуется. К тому же вспоминать некоторые вещи было слишком больно и мне, и твоей двоюродной бабушке. Я, например, знаю, что ей пришлось поработать с теми, кто выжил в концлагерях. Такое кого хочешь подкосит.
Каролина закрыла второй альбом.
— Мне вот что непонятно: ты говоришь, она все мне завещала, зачем тогда было так выделять эту коробку? Что в ней такого важного?
— Понятия не имею, — покачала головой бабуля. — Летти ничего не говорила об этой коробке, кроме того, что хочет, чтобы она досталась тебе.
— Альбомы с рисунками и старые ключи. Бессмыслица какая-то. Или, может, эти ключи что-нибудь символизируют? Может, бабушка Летти хотела, чтобы я вернулась к творческой профессии?
— Тогда она, конечно, так бы и сказала, — возразила бабуля. — Она ведь была очень прямой женщиной. Если бы она считала, что знает, чем ты должна заниматься, то сообщила бы об этом в самых недвусмысленных выражениях.
Каролина с улыбкой кивнула.
— Она хотела, чтобы я что-то нашла. Может, речь шла об этой коробке? Но она велела мне куда-то отправиться. Я подумала, она хочет, чтобы я оставила ее одну, но тогда зачем так вцепляться мне в руку? А потом она вроде бы сказала «Венеция».
— Как странно!
Некоторое время обе женщины смотрели на коробку, а потом одновременно подняли глаза, и их взгляды встретились. Бабуля явно поколебалась, прежде чем сказать:
— Могу только предположить…
— Что?
— Это прозвучит по-дурацки, но я спрашиваю себя, уж не хотела ли она, чтобы ты поехала в Венецию.
Каролина уставилась в безмятежное бабулино лицо.
— Она что-то говорила тебе об этом? Объясняла, зачем оно нужно?
Бабуля пожала плечами.
— Может, она думала, что тебе полезно будет уехать от переживаний насчет твоего распавшегося брака и Тедди.
— Но почему именно Венеция? Почему не просто в путешествие за границу?
— Не знаю, деточка. Знаю только, что эта коробка у нее как заноза в голове сидела. Летти хотела, чтобы я пообещала, что ты ее получишь.
— Почему тогда было не написать мне записку, что, мол, мечтаю, чтобы ты съездила в мою любимую Венецию? Или, может, она хотела, чтобы там развеяли ее прах?
Бабуля в очередной раз покачала головой.
— Не могу тебе сказать, чего она хотела.
— Я как-то уже ездила в Венецию, — сообщила Каролина. — На медовый месяц, в июле, и там было полно туристов, жарко и воняло. Джошу очень не понравилось. Мы пробыли там всего день и уехали в Хорватию.
— А тебе тоже не понравилось в Венеции?
— Почему же? На самом деле мне даже захотелось разведать там все получше, — Каролина постукивала по ладони тремя ключами. — А эти ключи, что они могут значить? Ключи от Венеции? В любом случае я не могу поехать на континент. У меня работа и сын. И ты.
— Ты вроде бы говорила, что у тебя в этом году еще не было отпуска.
Каролина подумала и сказала:
— Не было. Потому что Тедди увезли на лето, а мне не хотелось куда-то ехать без него.
— Тогда ясно, — улыбнулась бабуля.
— Что тебе ясно?
— Что у тебя вполне есть время на поездку. Тебе ведь сказали, что Тедди некоторое время нельзя летать. И я подозреваю, что после теракта большинство людей еще боится путешествовать, так что отели, наверно, подешевели. Почему бы тебе не выполнить последнюю волю бабушки Летти и не отправиться в Венецию? Доставь себе такое удовольствие!
Каролина посмотрела в окно. Дождь вовсю лупил по стеклу.
— Вряд ли в это время года в Венеции можно получить удовольствие. Вроде бы зимой там наводнения.
— Еще не зима. Сейчас осень — сезон туманов и спелых плодов. Вполне вероятно, что в Средиземноморье еще тепло и солнечно. — Она потянулась через стол и накрыла рукой ладонь Каролины. — А тебе не повредят перемены. С тех пор, как Джош ушел и начались все эти печальные события, ты выглядишь ужасно напряженной и усталой.
— Можно подумать, ты не выглядела бы напряженной, если бы твой муж свалил и попытался вдобавок забрать твоего сына! — вспыхнула Каролина и немедленно пожалела об этом.
— Конечно, выглядела бы. Но дело в том, что сию секунду ты ничего с этим поделать не можешь. Тебе нужно только набраться терпения и ждать. Вот я и предлагаю тебе исполнить то, что мы с тобой считаем последней волей бабушки Летти. Бери ее коробку и отправляйся в Венецию. Развеешь ее прах в городе, который она явно любила.
— А ты не хотела бы со мной поехать? — спросила Каролина.
Бабуля улыбнулась и покачала головой.
— Ой, деточка, нет. Мои дни путешествий миновали. К тому же, если бы Летти хотела, чтобы туда поехала я, она бы это до меня донесла. Но она хотела, чтобы в Венецию поехала именно ты.