Верность сестер Митфорд

Глава двадцать третья ДИАНА

Руины замка, осенние поля, высокие церковные шпили, время от времени заснеженные вершины гор. Пейзажи Германии за окном мчащейся машины напоминают Диане французские, отличаются только дорожные знаки. Как чудесно и привольно ехать из одной страны в другую в полном одиночестве, в волосах — ветер, руки — на руле.

«Без сомнения, — думает она, — эта машина — лучший подарок из всех, что М когда-либо мне делал».

Он подарил ей этот гладкий серебристый «вуазен» с изогнутой крышей и вытянутым капотом недавно, во время поездки в Париж. За рулем она чувствует себя африканской кошкой, мчащейся по саванне. Она рада, что машина уже ждала ее в Париже, когда Юнити позвала ее к себе.

Удивительно, что сейчас так много зависит от Юнити. Ее странная младшая сестра приобрела такое влияние благодаря настойчивости и одержимости. Именно сейчас, когда Бабá обеспечила М неожиданную поддержку, Диана отчаяннее всего нуждалась в том трофее, который наметила себе еще в первый Партайтаг. Приближение к цели воодушевляет Диану, и одновременно улетучивается ее досада на Нэнси, которая, несмотря на протесты сестры, опубликовала роман.

Диана заканчивала сеанс позирования русскому художнику-мозаичисту, Борису Анрепу, для вестибюля Лондонской национальной галереи, когда прибыл посыльный. Анреп попросил одиннадцать друзей позировать для мозаичных изображений девяти муз, плюс Аполлона и Диониса, которые он собирал на полу холла знаменитого музея. Избранные модели облачились в тоги и застыли в томных позах — Клайв Белл в роли Диониса, Вирджиния Вулф в роли Клио, Грета Гарбо в роли Мельпомены и Диана в роли Полигимнии, музы духовной музыки и ораторского искусства. Почтальон в униформе вручил ей конверт с пометкой «срочно». На мгновение ее сердце бешено забилось, она испугалась, не случилось ли что с Джонатаном или Десмондом, за которыми сейчас присматривал Брайан.

Она извинилась перед Анрепом и другими моделями и отошла в тихий уголок Национальной галереи, дрожащей рукой вскрыла конверт. Записка была от Юнити: «Немедленно приезжай в Мюнхен. Я встретилась с НИМ. И он хочет познакомиться с тобой». В волнении Диана тем же вечером отправилась в Париж, чтобы дальше поехать за рулем «вуазена».

Пейзаж меняется, он уже не такой буколический, более урбанистичный, но все равно по-баварски живописный, если, конечно, не обращать внимания на следы недавней войны. Начинают мелькать дома с двускатными крышами в стиле Тюдоров, выстроившиеся вкруг центральных площадей и церквей, полей становится все меньше, постепенно деревни сливаются в один разросшийся город. Диана въезжает в Мюнхен, и сегодня он кажется ей таким же прекрасным, как в тот день, когда она приехала сюда впервые. Интересно, она так обожает немецкую архитектуру и облик здешних городов, потому что дедушка прививал младшим Митфорд любовь ко всему тевтонскому? Или это потому, что каждая поездка сюда на шаг приближает ее к полному обладанию М, ведь она знакомится со все более влиятельными представителями нацистской элиты? Как бы там ни было, это место очень многообещающее.

«Вуазен» громыхает по мостовым, Диана петляет по улицам города. Она несколько раз ошибается и сворачивает не туда — оказывается, передвигаться по Мюнхену за рулем совсем не то же самое, что ездить по нему на такси или бродить пешком. Наконец улицы и здания становятся более знакомыми, вот уже и Шеллингштрассе, она почти на месте.

Она видит вывеску «Остерия Бавария». Притормаживает и с радостью замечает необычно просторное место для парковки — очень кстати для такой длинной машины, как у нее. Она смотрит на себя в карманное зеркальце, слегка подкручивает кончики волос и решает не освежать губную помаду. Ганфштенгль предупреждал их о том, как Гитлер относится к косметике, тем более губы у нее и так достаточно розовые.

Первое, что замечает Диана, войдя в ресторан, — лицо сестры, которая смотрит на нее из-за своего обычного столика. Юнити вскакивает и стискивает сестру в объятьях. «Получилось! Наконец-то получилось!» — почти поет Юнити Диане на ухо. Лишь она знает, как много это знакомство значит для Дианы и М.

Диана уговаривает Юнити сесть за стол, заказывает два бокала вина, чтобы успокоить нервы. Ее сердце трепещет при мысли о том, какие ошибки Юнити может совершить в этот ответственный момент, если будет перевозбуждена.

— Он здесь? — спрашивает Диана, оглядывая зал.

Юнити делает глоток вина и качает головой. Она указывает на большой стол в нише, за которым обычно сидит фюрер: сейчас он пуст. Неужели Диана проделала весь этот путь, почти на неделю оставила детей на попечение няни — и все впустую? Что если Гитлер уехал в Берлин?

— Но, — добавляет Юнити, — стол накрыт к его приезду. И Элла, — она кивает в сторону пожилой официантки, обслуживающей столик в глубине зала, — сказала, что его ждут в обычное время. В два часа.

Диана бросает взгляд на часы с кукушкой на стене у входа. Сейчас без пяти минут два. Хорошо, что она приехала в «Остерию Бавария» до, а не после того, как Гитлер сел за стол. Это сильно уменьшило бы шансы получить приглашение на обед. Теперь ей хочется, чтобы минутная стрелка двигалась поскорее, ведь Диана уже почти у цели.

Словно исполняя ее желание, входная дверь широко распахивается, входят два солдата. За ними следует темноволосый мужчина в униформе, но его лицо загораживают спины охранников. Диана замирает. Это он? Она не хочет выглядеть чересчур взволнованной и тянуть шею, но ожидание невыносимо.

Наконец мужчина останавливается и, кажется, поворачивается к их столу, охранники замирают рядом с ним. Блестящие черные ботинки, которые только и может рассмотреть Диана между ног охранников, приближаются. Охрана расступается, Диана видит знакомый профиль и усы. Это он.

Чего требуют приличия в такой ситуации? Надо ли ей встать? Диана редко бывает растеряна, но сейчас она разрывается между тем, чего, по ее мнению, требует протокол, и тем, чего требует вежливость. Обычно леди ждет, пока джентльмен засвидетельствует свое почтение. Пока она колеблется, решение уже принято за нее.

Гитлер кланяется им с Юнити и говорит по-немецки: — Вы, должно быть, миссис Гиннесс.