Верность сестер Митфорд

Глава пятидесятая ДИАНА

Диана плотно закрывает за Нэнси входную дверь. Требуется усилие, чтобы щелкнул дверной замок, но она инстинктивно толкает еще сильнее, чем надо, — для уверенности. Ее нервы натянуты до предела, того и гляди лопнут. Визит Нэнси в лондонский дом их родителей и такое на редкость близкое общение ее с Юнити оказались более рискованными и опасными, чем Диана предполагала.

Конечно, она любит свою старшую сестру. В каком-то смысле Нэнси — темная сторона Дианиного света, ее вторая половина. Но с годами политическая и человеческая пропасть между ними все шире, и близкие отношения уже почти невозможны. Потому что изобретательная, сверхнаблюдательная Нэнси — единственная, кто мог бы разгадать весь план Дианы. А этого Диана не может допустить.

Задержавшись в прихожей, она гадает, что Нэнси могла подслушать перед уходом. «Глупо», — думает Диана. Почему она не настояла на том, чтобы проводить Нэнси? Потирая живот, Диана знает почему: усталость от этой несвоевременной беременности делает ее рассеянной.

Она вспоминает, о чем они говорили с родителями и Юнити после того, как Нэнси демонстративно громко со всеми попрощалась, обняв каждого, даже Пулю, который всегда от объятий отбивается, и вечно ледяную Мулю. Юнити снова заговорила, что Гитлер аннексирует Чехословакию, несмотря на все договоренности, которых могут достигнуть Чемберлен, Муссолини, Даладье и фюрер. После многочисленных обедов, которые Диана устраивала в Берлине для нацистских лидеров, она хорошо знает, что Юнити права. Но утечка этой информации к широкой публике — или даже к лидерам британского правительства — испортила бы ее игру, и в мгновение ока они с Мосли превратились бы в британских шпионов или предателей, а не в прозорливых коммерческих и политических партнеров, которыми они хотят выглядеть, когда Гитлер неизбежно захватит господство.

Диана вспоминает, что, к счастью, она пренебрежительно отреагировала на болтовню Юнити и сменила тему разговора. Она не знала, ошивается ли Нэнси все еще поблизости, но не хотела, чтобы ее родители знали, что Гитлер проигнорирует любое соглашение, которого сможет добиться Чемберлен, — все это могла подслушать Нэнси. Ее родители так замечательно поддержали нацистский режим, особенно Пуля с его речью и письмами, и она не хочет подвергать их опасности. В предстоящие дни они должны будут выступить единым фронтом, и ей придется еще многих убеждать, когда Гитлер войдет в Чехословакию.

«Вот удача, — думает она. — Мои комментарии были совершенно безобидными». Она шумно выдыхает, а потом вдруг вспоминает. Сразу после того, как Нэнси демонстративно вышла, а Диана поспешно опровергла болтовню Юнити о нацистах в Чехословакии, Муля спросила Диану, не поедет ли она вместе с Юнити в Германию, чтобы заодно продолжить переговоры о коммерческой радиостанции. И Диана ответила, что не может, потому что ребенок вот-вот родится и в любом случае все необходимые немецкие разрешения на открытие радиостанции в Германии и вещание на Бельгию и частично Великобританию уже почти получены. «Черт побери, — думает она. — Что подумала бы Нэнси, если бы подслушала это?» И, что еще важнее, что она сделала бы с этой информацией?

Дина пытается прокрутить в голове этот момент. Что делала Нэнси после того, как вышла из гостиной? Медленно, палец за пальцем, надевала перчатки? Рылась в своей сумочке, притворяясь, будто что-то ищет? Тщательно красила губы своей фирменной кроваво-красной помадой перед зеркалом в прихожей? Как бы она повела себя, если бы Диана застукала ее за подслушиванием? Самое главное, почему ей так важно было подслушать?

— Диана, — зовет из гостиной Муля, прерывая ее размышления.

— Да, — отзывается Диана, она не хочет спешить без особой нужды. Хотя до рождения ребенка остается около двух месяцев, она уже чувствует себя огромной и неуклюжей.

— Тебе звонят.

Кто знает, что она здесь? Прислуга из лондонского таунхауса, который они с Мосли сдают?

— Кто? — Мосли.

При звуке имени своего возлюбленного — теперь мужа, о чем она все еще иногда забывает, — она спешит к телефонному столику. Должно быть, он допросил всех и нашел ее. Она берет у Мули трубку и отворачивается в угол, чтобы хоть немного уединиться.

— Привет, дорогой, — полушепчет она.

— Ты не говорила, что собираешься сегодня с мальчиками в Ратленд-Гейт.

— Не хотела нагружать тебя пустяками вроде нашего визита к Юнити и моим родителям, — отвечает она, стараясь не упоминать Нэнси. Для Мосли она по-прежнему враг и всегда, вероятно, им будет. — Я же знаю, что ты занят подготовкой поездки в Париж.

Хотя Диана этим летом согласовала основные условия сделки по радио с людьми Гитлера, она не хотела, чтобы М чувствовал себя на вторых ролях. Хотя они оба знали, что без нее этого бы никогда не случилось. Поэтому, когда пришло время обсудить тонкости организационной структуры, Диана предложила Мосли и их адвокату встретиться с немецкими участниками переговоров — бизнесменом, экономическим экспертом нацистов Йоханнесом Бернхардтом, инвестиционным банкиром Куртом фон Шрёдером и помощником Гитлера капитаном Фрицем Видеманом в Париже. Она знала: эти последние детали сделки могут оказаться непростыми, учитывая, что правительство Германии может выдать лицензию на вещание только немецкой компании — правило, которое их юристы пытались обойти, создавая сложнейшие схемы и учитывая жесткие ограничения на содержание программ. Это помогло бы М чувствовать себя защищенным от британской разведки и, что более важно, не чувствовать себя приниженным триумфом жены.

— Я надеялся обсудить с тобой до отъезда оставшиеся детали сделки, — говорит М, и раздражение ясно слышно в его голосе. — Ведь ты же настояла, чтобы до сегодняшнего дня переговоры шли через тебя.

Диана ощетинивается. Только благодаря ее очарованию и блестящей тактике их радиоплан зашел так далеко. Намекать, будто она монополизирует переговоры ради собственного удовольствия, нелепо и оскорбительно. Но она не произносит этого. Она знает, какой будет реакция Мосли на такие резкие слова, ей ни к чему отталкивать единственного мужчину, которого она хочет больше всего на свете, ведь только он никогда не поддается на ее уловки. Не сейчас, когда они наконец могут добиться всего, что им нужно как паре, — финансовой стабильности, надежного источника дохода для их политического движения и права сидеть рядом с Гитлером, когда он завоюет Великобританию, — и всего, чего она хочет как женщина: быть женой Мосли и выносить его ребенка.

Два года по настоянию Мосли они держали свой брак в секрете от всех, кроме, разумеется, ближайших родственников. Поначалу он боялся разозлить Бабá, но со временем стало ясно, что из-за отношений с Дианой, неважно — оформленных или нет, невестка лишит его финансовой поддержки. Однако к тому времени у них появилась еще одна причина для секретности. Переговоры о радио шли полным ходом, и Диане было важно, чтобы Мосли официально не был связан со сделкой, дабы не привлечь внимания британской разведки. Но теперь, когда и рождение ребенка, и завершение сделки уже близки, приходит время открыться.

— Мы с мальчиками скоро будем дома. — Диана проглатывает свое недовольство и обещает поскорее вернуться, чтобы подготовить мужа к переговорам о радио.