Верность сестер Митфорд

Глава пятьдесят девятая ДИАНА

Мосли сходит с ума, и каждый его гулкий шаг по Вуттон-Лоджу усиливает беспокойство Дианы — потому что разъяренный Мосли далек от здравомыслия. А они больше не могут позволить себе ни единой ошибки.

— Как могли власти допустить нападение на Кингз-роуд? — кричит он, маршируя по гостиной, а Диана терпеливо ждет, пока он утихомирится. Бессилие М, его неспособность пресечь разгром главного лондонского офиса БСФ на Кингз-роуд побуждают его проявить свою власть в другом месте, например дома. Прошлой ночью она позволила ему командовать в постели, но это не утолило его жажду движения и власти.

Диана догадывается, что на самом деле Мосли не ждет от нее ответа на этот вопрос. И даже если бы ждал, она бы промолчала: объяснение очевидно и удручающе. Мосли и БСФ — давние сторонники фашизма и самого Гитлера — стали доступными публичными мишенями, на которых британский народ может выместить гнев. Властям это на руку. Им удобнее, если граждане направят ярость на офисы БСФ, чем на что-то другое. И с эскалацией войны станет только хуже.

— Где так называемый порядок и контроль, которые якобы обеспечивает это проклятое правительство? Я не вижу их ни на йоту! Гитлер не потерпел бы такого хаоса. И БСФ тоже, если бы мы были у руля!

Диана кивает, отключаясь от него и прислушиваясь к репортажам по радио. Дикторы подробно рассказывают о реакции других стран: Франция, Австралия и Новая Зеландия также объявили войну Германии, но на удивление многие государства сохранили нейтралитет, включая Соединенные Штаты. Также сообщают о военных действиях в Польше и о новом военном совете Чемберлена, но в центре внимания по-прежнему шокирующая атака на британское круизное судно, которое немцы торпедировали прошлой ночью. Лайнер «Атения» подвергся нападению по дороге из Глазго в Монреаль через Атлантику. На борту находилось более тысячи гражданских пассажиров, и сейчас спасательные команды оценивают количество жертв.

«Почему всего через восемь часов после объявления войны Великобритании Гитлер первым делом решил потопить гражданское судно?» — раздумывает Диана. В этом нет никакого смысла, такой военный гений, как он это прекрасно должен понимать. Фюрер знает, что позже, когда Великобритания подчинится его правлению, ему будет труднее завоевать расположение местного населения. Следовательно, она склонна согласиться с Мосли: потопление лайнера «Атения» вполне может быть делом рук самих британцев, уловкой, направленной на то, чтобы склонить мировое общественное мнение в пользу Британии. Однако она достаточно мудра, чтобы высказать это крамольное мнение только Мосли.

Настырные телефонные звонки то и дело слышны на фоне голосов по радио и разглагольствований Мосли. Диана проинструктировала одну из горничных отвечать на звонки, но хозяев звать только в случае крайней необходимости. Иначе они с Мосли провели бы весь день, выслушивая отчаянные причитания Мули по Юнити либо разбираясь с ерундовыми вопросами сотрудников БСФ.

Мэри заглядывает в гостиную, явно опасаясь Мосли, который по-прежнему мечется по комнате.

— Звонок лорду Мосли. Это из «Таймс».

— «Таймс» не входит в список экстренных случаев, Мэри, — Диана старается говорить ровным тоном.

— Но… но… это «Таймс», леди Мосли. И они сказали, что это срочно.

Диане хочется выместить свой гнев на этой девушке, но она понимает — винить можно только себя за то, что доверила деревенской простушке столь важную задачу.

— Мэри, пожалуйста, скажи репортеру, что лорд Мосли занят и что…

— Нет, — рявкает Мосли. — Скажи, что я сейчас подойду.

«Боже, нет», — думает Диана. В теперешнем состоянии Мосли скажет что-нибудь не то и навлечет на себя пристальное внимание британской разведки. Но если она попытается удержать его, он разъярится еще сильнее и его заявление станет еще более взрывоопасным.

Когда Мосли уходит в холл, Диана пересаживается ближе к двери гостиной. Мосли никогда бы не позволил ей слушать свои разговоры, но если она пересядет, то сможет разобрать его слова.

— Вы хотите заявление от имени Британского союза фашистов по поводу потопления «Атении»? — спрашивает он.

Репортер, должно быть, ответил на вопрос утвердительно, потому что Мосли продолжает:

— Хорошо, я продиктую его с условием, что вы опубликуете официальную позицию БСФ.

Диана вскакивает и делает шаг ближе к холлу. Она должна запомнить каждое слово, которое скажет Мосли.

— Да, это трагедия. Разумеется, я осознаю это, — говорит он. — Но пока не будет проведено тщательное расследование, откуда нам знать, что это не провокация британского правительства, направленная на то, чтобы втянуть нейтральные страны в войну?

У Дианы земля уходит из-под ног. Как он мог сказать это репортеру «Таймс»? Публично предположить, что британское правительство спланировало убийство своих граждан, включая женщин и детей? Одно дело сказать это Диане или одному из своих сторонников по партии, и совсем другое — сделать это ключевой мыслью публичного заявления.

Комната начинает раскачиваться, и ее накрывает волна тошноты. «Что делать, что делать…» Эти слова неотвязно крутятся у нее в голове. Она так усердно и так долго работала, чтобы обеспечить Мосли блестящее будущее, — дошла даже до того, что использовала собственную сестру, которая теперь неизвестно где. Даже сейчас, когда М перешел черту и может быть обвинен в подрывной деятельности, Диана ломает голову над тем, как не растерять свои достижения: тесные отношения с Гитлером, стабильное положение БСФ и радиостанцию, которая, конечно, тесно связана и с тем и с другим. Все ради него. Все для их будущего.

Голос Мосли становится лихорадочным, он спорит с репортером «Таймс». Диана не знает — винить ли в подступающей тошноте ситуацию или беременность, но, не в силах сдержаться, она мчится в ванную, едва успевая вовремя. Закончив, она садится на холодный кафельный пол, впервые в жизни сомневаясь в себе. Неужели она теряет контроль?