Я думала, что уже никогда не доберусь обратно до Лондона.
После нашей ссоры с Мулей по поводу начала войны я настояла на немедленном отъезде с Инч-Кеннета. Муля не сильно-то и возражала. На самом деле ей так не терпелось избавиться от меня, что она предложила отвезти меня к небольшому причалу, где я могла сесть на паром до острова Малл. И это было только начало длинного запутанного путешествия назад в Лондон: долгая поездка через Малл, потом на лодке к побережью Шотландии и, наконец, ночной поезд из Шотландии в Лондон. Неудивительно, что Дебо зареклась когда-либо возвращаться на остров. Пока Муля везла меня на машине к причалу, она пригрозила вышвырнуть меня из машины и заставить идти пешком, если я не перестану клеветать на ее Гитлера.
Когда я, наконец, потрепанная и измученная выматывающим путешествием, оказалась на лондонском вокзале, мне показалось, что я очутилась в совершенно другом городе, не похожем на тот, который покинула всего две недели назад. Несмотря на понедельничное утро, поток бизнесменов в черных шляпах, спешащих в свои офисы, превратился в ручеек. Конечно, я ожидала, что город изменится — что увеселительные заведения будут закрыты по приказу Чемберлена, — но вид заколоченных витрин, штор затемнения почти на всех окнах и плакатов с инструкциями на случай воздушной тревоги и бомбардировки поражает меня.
Я поднимаю руку, чтобы поймать такси, которых, кажется, стало так же мало, как и народу на улице. Неожиданно ко мне подходит мужчина.
— Миссис Родд?
— Да, — осторожно отвечаю я, оглядывая незнакомца. Он похож на обычного бизнесмена — черная фетровая шляпа, пальто в тон. Кто он? И откуда он меня знает? Вряд ли Питер послал его встретить меня, потому что предугадать время моего прибытия было почти невозможно, учитывая количество пересадок, потребовавшихся чтобы добраться от Инч-Кеннета, не говоря уже о том, как часто в дороге все шло не по плану.
— С кем имею часть? — Я от вашего кузена.
О чем он говорит? Что за странные неуместные шутки? Или еще что похуже?
— А можно конкретнее? У меня куча кузин и кузенов.
— Кузен, который женат на… — Мужчина делает паузу, явно замявшись. — Клемми. Это все, что я могу сообщить, миссис Родд.
— Понимаю, — видимо, его появление связано с моим звонком кузине Клемми по поводу встречи с Уинстоном. Но мы не договорились о конкретном времени.
— Вы звонили ей, чтобы договориться о встрече с ее мужем, верно?
— Да, — односложно отвечаю я. Все это слишком уж похоже на шпионский детектив, даже для Уинстона. — Но мы не договорились ни о чем конкретном.
— Это потому, что он только что был назначен первым лордом Адмиралтейства и не может оставить военные приготовления. Он послал меня сюда, чтобы получить информацию, о которой вы говорили по телефону. — Его голос настолько тих, что я едва его слышу.
— Первый лорд? — пораженно выпаливаю я. Члены правительства в последнее время высмеивали и поносили Уинстона из-за его непопулярных взглядов, особенно на Германию, и все они по-прежнему у власти. Но, подумав еще немного, я понимаю, что он с самого начала был прав и, возможно, правительство не смогло не признать этого.
— Именно так.
— Понятно. — Детали пазла довольно хорошо сходятся, но для уверенности я уточняю: — Если вы тот, за кого себя выдаете, то что именно я должна вам передать?
Он хмурится и выглядит не слишком-то уверенным. Затем он берет себя в руки и произносит:
— Давайте назовем это маршрутом.
Мне хочется быть более уверенной, прежде чем я сообщу ему хоть что-то. В конце концов, дело касается Дианы и Юнити:
— Чьем?
— Вряд ли вы хотите, чтобы я произносил имена, так что давайте назовем это маршрутом сестер.
Я удовлетворенно киваю: — Документы у меня в сумочке.
Я ставлю чемодан и начинаю рыться в сумочке. Он кладет руку мне на плечо:
— Не здесь. Почему бы нам не зайти в чайную? Сядем за столик, закажем чай, и вы просто положите их на стол. Чуть менее явно.
Он практически шепчет.
Мы молча идем в темную чайную на вокзале. Нам наливают чаю, мы делаем по несколько глотков, и потом я, стараясь сделать это незаметно, передаю ему рукописный отчет о поездках Дианы и Юнити в Германию, их расписание там и имена нацистов, с которыми они встречались, насколько я смогла их разобрать, а также все комментарии сестер о Гитлере и его планах, какие я смогла запомнить. Больше мне нечего добавить, кроме своих подозрений, но их я не могла упомянуть в отчете, так же как и радиостанцию Дианы, потому что у меня нет никаких документальных подтверждений. Может быть, это было всего лишь беспочвенное замечание Мули, которое я неправильно поняла.
Вина захлестывает меня, когда я вижу, как он складывает бумаги и засовывает их во внутренний карман пиджака, словно газету. «Может, я зря это сделала?» — спрашиваю я себя, глядя, как он молча идет к выходу. А я остаюсь сидеть над своим остывающим чаем, и внутри меня все сжимается. Правильно ли я поступила? Я действительно верю, что мои сестры будут действовать против интересов нашей страны из-за своего увлечения фашизмом и Гитлером? Как я могу подозревать Юнити и ставить ее под удар, когда мы даже не знаем, где она и все ли с ней в порядке?
С чемоданом в руках я выхожу обратно на лондонскую улицу, думая о том, что мне нужно вызнать побольше, прежде чем я продолжу общение с Уинстоном и его безымянным посыльным. В конце концов, если я обнаружу, что все поняла неправильно, я всегда могу позвонить Уинстону и все объяснить. И тут меня внезапно посещает идея. Сегодня у меня есть уникальная возможность, какой, вероятно, больше не представится. Поэтому, сев в такси на вокзале, я даю таксисту не свой домашний адрес на Бломфилд-роуд, а адрес Дианы — Гросвенор-роуд, 129.
— Доброе утро, миссис Родд. Мне жаль, но супругов Мосли нет дома, — говорит Дороти, горничная Дианы. Она, кажется, нервничает, но кто из лондонцев сейчас спокоен.
Именно потому, что их нет в городе, я и отправилась на Гросвенор-роуд, но я, конечно, не сообщаю об этом.
— Спасибо, Дороти. Я знаю, что Мосли в Вуттон-Лодже… — Муля рассказала мне об этом во время моего пребывания на Инч-Кеннет. — Но когда Диана узнала, что я буду поблизости от ее лондонского дома, она предложила мне заскочить, чтобы забрать кое-что.
— Конечно. Простите, тут такой беспорядок. — Она жестом приглашает меня войти, оглядываясь на коридор, устланный черной тканью, и теперь я понимаю, почему она так обеспокоена. — Мы развешиваем светомаскировочные шторы, как приказало правительство. На случай, если лорд и леди Мосли вернутся в Лондон. Если б мы знали, что вы приедете, мы бы прибрались.
— Вам не за что извиняться, — отвечаю я, входя в холл. — Откуда вы могли знать, что я приду. В Вуттон-Лодже такая суматоха, что наверняка Диана забыла вас предупредить.
— Может быть, тогда и вы не говорите ей про этот беспорядок? — спрашивает Дороти.
— Считайте, что меня здесь не было, — шучу я, понимая, что время выбрано невероятно удачно.
— Спасибо, миссис Родд. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — говорит она и приглашающе обводит рукой прекрасный, хорошо обставленный дом.
— Благодарю, Дороти. Не буду вас задерживать, я справлюсь сама, — предлагаю я, и она с облегчением возвращается к своему делу. По правде говоря, Дороти запаздывает с установкой плотных штор, возможно, она нервничает еще и из-за этого. Правила, требующие ночного затемнения, чтобы вражеские самолеты не могли ориентироваться по свету, были введены три дня назад.
Учитывая, что Мосли меня по-прежнему терпеть не может, мне нечасто доводилось бывать здесь. Меня приглашали только в его отсутствие, а так как Диана и Мосли обычно ездят в Лондон вместе, случалось такое редко. Тем не менее я представляю себе планировку дома и, конечно, знаю свою сестру достаточно хорошо, чтобы догадаться, где могут находиться ее тайники. Не сосчитать, сколько часов мы провели вместе в «заповедной кладовке», делясь секретами. Но я не знаю точно, чего ищу.
Я пролетаю сквозь гостиную и столовую, не тратя на них время — Диана никогда бы ничего не спрятала в месте, где бывает много людей и где любой слуга может наткнуться на тайник во время уборки. Я решаю подняться наверх и в холле сталкиваюсь еще с одной девушкой из прислуги. Я извиняюсь и понимаю, что знаю ее, я видела ее на Ратленд-Гейт, когда подсмотрела, как Диана учила своих сыновей нацистскому приветствию.
— Вы же няня мальчиков? Я думала вы в Вуттон-Лодже со всей семьей.
Девушка — на вид ей не больше двадцати, с мышино-серыми волосами и пронзительно голубыми глазами — отвечает:
— Леди Мосли посчитала, что в Вуттон-Лодже и без меня достаточно нянь и гувернанток, а еще посторонних детей и их нянек, и отослала меня сюда, чтобы я помогла заколотить окна и прислуживала им, когда они приедут в Лондон.
При этом глаза ее испуганно распахнуты, и я понимаю, что она предпочла бы остаться в глуши, где, как считается, безопаснее.
— Понимаю, — говорю я, похлопывая ее по руке, пытаясь поддержать чем могу. — Уверена, что в Лондоне вам будет отлично. Правительство надежно держит ситуацию под контролем.
— Спасибо, мэм, — слегка кивая, отвечает она и впервые смотрит мне в глаза, в ее взгляде мелькает благодарность.
— Простите, я должна идти, — говорю я, поднимаясь по широкой лестнице. Сначала я заглядываю в спальню Дианы, украшенную цветами и шелком. Роясь в ящиках, под кроватью и матрасом, перебирая сумочки и шляпные коробки, идеально разложенные на полках, я стараюсь не представлять, что в этой комнате они вытворяют с Мосли. Я ничего не нахожу.
Я вспоминаю про личный кабинет Дианы. Осторожно ступаю по ковру в изысканном, небольшом, залитом солнцем кабинете сестры, сажусь за ее письменный стол, представляя, как Диана разбирает корреспонденцию и пишет ответы своим изящным почерком авторучкой «Монблан». Прекрасная, блистательная Диана. Неужели я и правда ищу компромат на собственную сестру? Неужели и правда хочу найти что-то подтверждающее мои подозрения, будто она работает против Великобритании, — или хочу ничего не обнаружить и отозвать свои собственные слова, переданные Уинстону?
Я отхожу от письменного стола, мое внимание привлекает множество серебряных рамок на столике красного дерева рядом с обитым серым шелком креслом перед камином. Я подхожу, ожидая увидеть снимки детей Дианы и, возможно, одну или две фотографии нас, сестер. Вместо этого с фотографий на меня смотрят Диана и Юнити в компании с Гитлером, Геббельсом и высокопоставленными нацистскими офицерами, имен которых я не знаю. На фото мои сестры отдают нацистское приветствие, улыбаются на фоне строя солдат и даже обедают с лидерами нацистов. Несмотря на все, что я слышала об их близости к этим монстрам, я вздрагиваю, увидев Диану и Юнити среди них. Я наглядно вижу, кто для них важнее, кому они преданы.
Хотя за долгие годы мы не раз ссорились, я люблю сестер. Но я не могу позволить им, особенно Диане, пропагандировать тиранию и служить превращению Великобритании в рабыню Третьего рейха. Осмелев, я возвращаюсь к столу Дианы и обыскиваю каждый уголок, каждый ящик. Что именно я ищу?
Все бесполезно — я не нахожу ничего, кроме письменных принадлежностей, помад и ее записной книжки. И тут я провожу рукой по нижней стороне столешницы и нахожу потайной запертый ящик. Я вытаскиваю из волос заколку, опускаюсь на колени и начинаю ковыряться в замке — этому трюку мы научились с Дианой, когда в детстве рылись в вещах Мули и Пули. Замок со щелчком открывается, и я выдвигаю ящик. Внутри лежит стопка машинописных листов, испещренных рукописными пометками. Сначала я не могу разобрать, что в них написано, так как большинство документов на немецком языке. Но попадаются и документы на английском языке, плюс на полях всех документов есть рукописные комментарии на английском, и, читая их, я начинаю понимать, ради чего это все: используя свои немецкие связи, Диана пытается создать радиостанцию. Зачем? Что будет, если Диана и Мосли получат доступ к эфиру и внезапно кто-то еще помимо Би-би-си, правительственной организации, будет контролировать информацию, поступающую британскому народу? Возможно, это даже хуже, чем если бы мои сестры-фашистки и зять просто общались с врагами.
Ужасные сценарии начинают разворачиваться в моей голове, и я понимаю, что я должна взять кое-какие из этих документов. Поездки Юнити и Дианы в Германию, встречи с нацистами и чертовы разговоры, которые я слышала на протяжении многих лет, бледнеют в сравнении с неопровержимыми доказательствами, лежащими у меня на коленях. Это та самая улика, о существовании которой Уинстон давно подозревал. Я решаю, что если возьму несколько важных страниц, а не всю стопку целиком, Диана, скорее всего, ничего не заподозрит, когда вернется в Лондон и заглянет в этот ящик. Хотя, выбирая страницы, я спрашиваю себя — готова ли я передать их Уинстону? Если я это сделаю, пути назад не будет — ни для Дианы, ни для меня. Может, мне пока просто хранить их у себя, ждать и наблюдать? Но как долго я имею право выжидать, учитывая, что фашизм, несущий смерти и разрушения, уже у порога Великобритании?
За дверью кабинета Дианы слышатся шаги, и мне надо действовать быстро. Нет времени на колебания и раздумья. Я прячу отобранные страницы в сумочку, задвигаю потайной ящик и выхожу за дверь.