— Посмотрите, какого успеха того и гляди добьется Квислинг. Такого же успеха могли бы добиться и мы, — говорит Мосли на закрытой встрече в лондонской штаб-квартире БСФ.
Диана резко вдыхает при упоминании печально известного Квислинга, но когда люди оглядываются на нее, поджимает губы и смотрит прямо перед собой. Как будто она вообще ничего не слышала.
Но она ошеломлена. Как он решился сделать вне дома заявление, которое может быть воспринято как измена? Неважно, что это встреча с узким кругом высших руководителей БСФ и проходит она за закрытыми дверями и задернутыми плотными шторами. Никогда не знаешь, кто окажется предателем.
— Верно, верно! — соглашается генерал Фуллер, и все аплодируют.
При одном упоминании Квислинга присутствующие одобрительно гудят. По сведениям Мосли, Видкун Квислинг, лидер консервативной политической партии Норвегии, ведет переговоры с Гитлером по поводу пронацистского захвата Норвегии. Квислинг надеется расчистить путь Гитлеру изнутри, и этот план нравится Мосли и его ближайшему окружению. Не то чтобы Диана возражала против плана Квислинга; по сути, и они с самого начала шли к тому же. Просто ей кажется, что не стоит во всеуслышание обсуждать это.
Почему Мосли думает, будто может единолично принимать такие решения? Ведь это она упорно и долго трудилась, чтобы наладить отношения с Гитлером, без которых будущее БСФ было бы в лучшем случае призрачным. Не должен ли муж посоветоваться с нею, какую степень риска они могут себе позволить? Или, по крайней мере, она должна быть среди тех, кто принимает решения. Разве он не читал в новостях, что правительство стремится уничтожить «пятую колонну» — группы внутри Англии, симпатизирующие нацистам?
«Сохраняй спокойствие», — говорит она себе, поглаживая округлившийся живот. Остался всего месяц до появления малыша на свет. «Хватит с него потрясений после рождения, которое придется на военное время, — думает она. — А пока ему нужен покой». Она делает глубокий вдох и решает дальше слушать обсуждение вполуха.
Она вспоминает, что Мосли предложил ей не ходить на сегодняшнее мероприятие. «Ты устала, дорогая, — настаивал он. — Давай я разберусь со всем сам. Я не вынесу, если из-за политики ты заболеешь, как Симми». Мосли кажется, что его многочисленные поездки и выступления, в которых бывшая жена его сопровождала, способствовали ее болезни и смерти, но вспоминает он об этом, лишь когда не хочет, чтобы Диана ехала с ним. Ее частые и трудные поездки в Германию никогда и нисколько его не беспокоили.
Именно его предложение пропустить встречу означало, что присутствовать там необходимо. Хотя она предпочла бы с комфортом устроиться в их уютной лондонской квартирке на Долфин-сквер, в то время как маленькие дети остались на ферме Сейвхей с няней, а ее старшие мальчики — в школе-интернате. Это единственное личное пространство, которое они могут себе позволить, и на это уходят ее последние деньги, полученные от Гиннесса.
Еще одна мучительная мысль преследует ее — ответ на ее письмо Экерсли так и не пришел. Почему? Возможно ли, что почта потеряла послание и он его не получил? Или у него какие-то проблемы?
— Победа не за горами, — слышит она обрывок речи М.
Мужчины одобрительно перешептываются, и она не может расслышать, что Мосли говорит дальше, пока он не повышает голос.
— Самое большее, два года.
— Верно! Верно! — снова встревает проклятый генерал Фуллер.
Ей приходит в голову ужасающая мысль. Возможно ли, что Экерсли не ответил, потому что ее письмо перехватили? «Нет, — думает она, — если бы кто-то в британском правительстве или разведке — или французской разведке, если уж на то пошло, — прочитал мое письмо, они бы увидели в нем лишь вежливые расспросы о здоровье Экерсли и его семьи». Если бы власти действительно перехватили письмо и усмотрели в нем нечто большее, она бы не сидела здесь сейчас. Ходят настырные слухи, что сторонников фашизма и подозреваемых в нацизме арестовывают.
Звук удара кулака Мосли по столу пугает ее.
— Мы должны предложить людям альтернативу нынешнему правительству и надежду на мир.
«Это уже получше», — думает она. Призывать к миру? За такое Мосли вряд ли арестуют. В конце концов, он же призвал своих сторонников записываться добровольцами и верно служить в медицинских, полицейских отрядах и противовоздушной обороне. На каком основании их могли бы обвинить в измене, если нет документов о сделке по радио?