Спортивный «Бентли» петляет по извилистой дороге. Двухместный автомобиль то и дело рискует потерять сцепление с гравийным покрытием, заставляя Диану собраться, но она не боится. Она наслаждается дорогой, скоростью и находит сельские виды очаровательней, чем когда-либо. Повышает ли опасность войны привлекательность родины? С каждым километром ей становится легче, чувство вины отступает. Чувство вины, о котором она и не вспоминала до сегодняшнего утра.
Она проснулась с утра от звуков «Гибели богов», звучавших у нее в голове. Мрачная, зловещая музыка и либретто оперы, которую они с Юнити смотрели на Байройтском фестивале, преследовали ее все утро, пока она ела свой обычный завтрак — яйцо всмятку, фрукты и кофе, — принимала ванну, пудрилась, красила губы, надевала кашемировый свитер цвета слоновой кости и светлую твидовую юбку. Когда она спустилась по лестнице и поздоровалась с Бабá и детьми, высыпавшими из детской порезвиться в саду, ей казалось, что сама Юнити шепчет ей на ухо: «Приезжай и найди меня, Диана. Где ты? Как ты могла оставить меня, зная, что я задумала?»
— Прекрати, — наконец сказала Диана, встряхнув головой, словно пытаясь прогнать из нее мольбы Юнити. И только когда Баба оглянулась на нее из другого конца гостиной, она поняла, что произнесла это вслух.
Запертая в Вуттон-Лодже последние несколько недель вместе с встревоженным Мосли, ядовитой Баба, стайкой детей и их строгих нянь, потоком ужасающих новостей о войне и беспокойством из-за возможного внимания британских властей, она, что вполне предсказуемо, чувствовала себя совершенно разбитой. Неудивительно, что тревога за Юнити всплывала лишь время от времени. «Вероятно, дело не в чувстве вины, а в напряжении нервов», — сказала она себе.
Когда несколько минут спустя Мосли вошел в гостиную с пачкой бумаг в руках, она увидела решение проблемы.
— Я поеду с тобой в Лондон, — объявила она, вскакивая с дивана.
— Лондон? — изумилась Баба. — Мы же только что уехали оттуда ради нашей безопасности.
— Ты уверена, дорогая? — спросил Мосли, взглянув на живот жены. Диана услышала, как Баба с отвращением фыркнула и отвернулась.
— Более чем.
Мосли паркует «Бентли» перед их лондонским домом на Гросвенор-роуд. Обычно оживленная улица сегодня тиха, на ней непривычно много пустующих парковочных мест. Несмотря на то что Лондон замер в тревожном ожидании, Диана чувствует себя здесь более комфортно, чем в Вуттон-Лодже. Это из-за давящего присутствия Баба в Вуттоне? Или прежде милая тишина Вуттон-Лоджа теперь нашептывает ей о вине перед Юнити?
— Добро пожаловать домой, леди Мосли, — приветствует ее Дороти. Девушка выглядит испуганной, но это, видимо, из-за того, что нервы на пределе, думает Диана.
— Спасибо, Дороти. — Диана протягивает горничной плащ, который набросила на плечи на время поездки.
— Дорогая, я поработаю в библиотеке над речью, — кричит ей Мосли из арки холла.
— Я только заскочу в свой кабинет за кое-какими материалами и потом рада буду помочь.
Как приятно вернуться к их привычной рутине, в которой Диана служит выразителем и смягчителем его мыслей. Вместо беспокойного ожидания в Вуттон-Лодже, ужасной бездеятельной тревоги.
Войдя в серый шелковый кокон своего кабинета, Диана моментально расслабляется. Она создала это пространство как убежище от остального мира и наказала прислуге не заглядывать сюда, кроме случаев, когда без уборки уже не обойтись. Этот кабинет и крошечная комнатка с письменным столом в Вуттон-Лодже — единственные места, где она может позволить себе на время приспустить утомительную маску безмятежности.
Она садится за стол, там лежит стопка неразобранных писем. Она просматривает их и отмечает, что лишь одно из них требует немедленного ответа, откладывает его в сторону. Она выдвигает ящики, где хранит черновики предыдущих выступлений. И тут замечает, что запертый ящик на нижней стороне ее стола закрыт неплотно. Возможно ли, что сила, с которой она потянула ящик с речами, подцепила и запертый?
Присев на корточки, она изучает его. Если внимательно присмотреться, можно заметить крошечные царапины на замке. Кто-то заглядывал к ней в кабинет и в этот ящик? Она в панике достает спрятанный ключ, вставляет его в замок и открывает ящик. Испещренные заметками страницы соглашения о радио, к ее огромному облегчению, на месте, вместе с квитанциями, подтверждающими получение БСФ денег от нацистов. Она перелистывает страницы и не обнаруживает ничего подозрительного.
Но царапины на замке не оставляют сомнений. Что еще? Она оглядывает комнату. Поначалу кажется, что все в порядке, но тут она замечает, что фотографии на столике у камина переставлены. Она себя накручивает или здесь все-таки кто-то побывал?
Убрав документы с соглашением о радио на место, она берет бумаги с речью на этот вечер. Спускаясь, она сталкивается в столовой, внизу лестницы, с Дороти, и осторожно спрашивает:
— Послушай, Дороти, кто-нибудь бывал в доме во время нашего отсутствия?
Щеки Дороти вспыхивают:
— Кроме прислуги здесь еще были ваши родители, леди Мосли.
— Мои родители? — Странно, Муля не упоминала, что заезжала на Гросвенор-роуд, думает Диана.
— Да, лорд и леди Митфорд отдохнули в гостиной в жаркий день после полудня на прошлой неделе, они оказались поблизости.
— Больше никого? — Насколько я помню, нет, мэм.
— Диана! — окликает ее Мосли. Диана оставляет Дороти и свое расследование, проходит мимо бывшей няни Джин. Хотя эта кроткая девушка опускает глаза при приближении хозяйки, Диана успевает отметить: служанка расстроена, что ее отправили в Лондон, в то время как остальная семья находится в безопасности в Вуттон-Лодже.
— Где мои записи? — вопит М, когда она входит в библиотеку. Он роется в ящиках своего стола и уже устроил там полный беспорядок. — Не могу же я, черт возьми, говорить то же самое, что и на прошлой неделе.
Хотя у нее были опасения, стоит ли Мосли устраивать митинги в военное время, он настоял, что должен обратиться с речью к «своим людям» вдобавок к официальному заявлению, в котором обвинил в развязывании войны мировую еврейскую финансовую закулису и призвал БСФ бороться за мир. К ее удивлению, на прошлой неделе послушать его речь собралось более двух тысяч человек. Еще сильнее ее шокировало, что зрители и Мосли приветствовали друг друга фашистским салютом, хотя Диана и умоляла его придумать другое приветствие. М обвинил ее в соглашательстве в тот момент, когда они должны удвоить усилия, — и она подумала, но не сказала, что ее взгляды не изменились, только возрос уровень ее осторожности. Почему Мосли не понимает, что нужно вести себя потише?
— Они здесь, у меня, любимый, — говорит она, протягивая ему бумаги, которые принесла из своего кабинета.
В прихожей раздаются голоса и отвлекают их. Генерал Фуллер заглядывает в библиотеку:
— Так и думал, что найду тебя здесь, старина. Готовишься к сегодняшнему митингу?
Блестящий военный эксперт по бронетанковой войне стал ключевым членом БСФ после своей отставки, поскольку был разочарован медленными темпами модернизации вооруженных сил при текущем британском правительстве. Он часто заглядывал к Мосли, особенно перед мероприятиями, поскольку предпочитал появляться на митингах бок о бок с М.
Мосли шагает навстречу Фуллеру, чтобы пожать ему руку, а тот в этот момент замечает Диану:
— Прошу прощения, леди Мосли. Не выразить, как вас здесь не хватало, ваша красота освещает всю комнату.
— Вы слишком добры, — отвечает она. Генерал потирает руки в предвкушении: — Толпа сегодня вечером должна быть на взводе.
— Надеюсь, они будут на таком же подъеме, как и на последнем митинге, — добавляет Мосли.
Мило улыбаясь, Диана наблюдает за происходящим и раздумывает, говорить ли Мосли, когда они останутся наедине, о своих подозрениях, что ее стол обыскали. Стоит ли беспокоить его надуманными предположениями? Хотя Диана считает, что британская разведка вполне могла ими заинтересоваться, ей трудно представить, будто агенты ворвались в их дом и рылись в вещах. Конечно, прислуга немедленно позвонила бы им в Вуттон-Лодж, чтобы сообщить о таком событии. Нет, думает она, лучше пока оставить догадки при себе и сосредоточиться на более явной угрозе, которую Мосли представляет сам для себя. И для нее.