Влюбляясь в Бентли

Глава 28

Плавающее дерьмо

Старр

Эта девушка намерена добиться того, чтобы ей разбили сердце.

Говорят, противоположности притягиваются. Наверное, это правда, потому что Тори и Стерлинг настолько противоположны, насколько это вообще возможно. Она отполирована. От него воняет грязью. Держу пари, она любит нежные отношения. Я знаю, что Стерлинг любит жестко и быстро.

Обхватив пальцами стальную ручку тяжелой двери, ведущей в наркопритон, я смотрю на руку Тори, лежащую на моей руке.

— Я вхожу, — говорит она мне, окидывая меня взглядом. Ее челюсть сжата, в ее выражении лица чувствуется неуверенность, но она не собирается сдаваться. Она уже убедила себя, что может спасти его. Проблема в том, что… Стерлинг Бентли не думает, что его нужно спасать.

— Хорошо. Держись рядом и смотри, куда ступаешь, — предупреждаю я, открывая дверь. Чудесная вонь наркоманского дома выливается в переулок, одурманивая свежий воздух.

— О Господи, — Тори закрывает ноздри и рот, кашляя и отплевываясь в ладонь.

— Если ты думаешь, что воняет сейчас, подожди, пока не окажешься внутри, — говорю я. — Еще не поздно отступить.

— Я не отступлю. Веди. — Она заглядывает через мое плечо в тусклый вход в подвал.

Мы спускаемся по разбитой лестнице. Старый изношенный ковер покрывает цементный пол. Единственный свет проникает через разбитые окна вдоль фундамента и одинокую лампочку, свисающую с низкого потолка. Мы проходим мимо сломанного матраса, на котором свернулся калачиком черный худой мужчина. Он не замечает нас. Вот она — жизнь. Он потерян в знакомом мне мире. На мгновение во мне просыпается неодолимая тяга к употреблению. Я помню теплое ощущение. Ощущение небытия. Полет под кайфом. Неописуемый. Неостановимый. Во рту пересохло. О Боже, чего бы я только не отдала, чтобы еще раз ощутить это мечтательное состояние.

— Ты в порядке? — Тори подталкивает меня в бок. — Ты выглядишь бледной. Тебе нужно немного воздуха? — Я хихикаю. Подышать воздухом? Черт, это мой топот. Эта девушка даже не догадывается. Нужен воздух? Я снова хихикаю.

— Я в порядке. — Лгу ей и себе. — Двигаюсь вперед, — бормочу я, следя за тем, куда ступаю. — Всегда двигаюсь вперед.

Куча одежды, пропитанной мочой, разбросаны: флаконы, бритвенные лезвия, корпуса ручек для нюхания, автомобильные антенны, используемые как трубки для крэка, пластыри, которыми заклеивают нарывы и язвы, вызванные спидом. Мы проходим мимо молодой девушки лет восемнадцати — она лежит на полу; испачканный плед, покрытый мышиным пометом, подложен ей под голову в качестве подушки. Она смотрит на нас мутными отстраненными глазами.

— Пожалуйста, не говорите моему брату, что я здесь. Он рассердится… не поймет… Я плохая… не заслуживаю любви… разочаровала всех, — бормочет девочка, отмахиваясь от мух. Она — шлюха с кожей и костями, с размазанной красной помадой на губах. На улице ее сочли бы психопаткой, здесь же она невидима. Ее губы шевелятся, но из них не выходит ни звука, она ведет безмолвный разговор со своими демонами, теми, кто держит ее в плену. Ее руки зажаты под боками ее задницы. Она делает это, чтобы попытаться контролировать свои руки, потому что в ее состоянии контроль практически отсутствует.

Я понимаю.

Тори, наверное, думает, что девушка ведет себя как безмозглый зомби, стонет и раскачивается. Я оглядываюсь через плечо, и точно — рот Тори открыт. Она выглядит так, будто вот-вот бросится бежать. Я не виню ее. Никто не хочет быть здесь.

— С ней все будет в порядке? — Тори задыхается.

— Наверное, нет, — честно отвечаю я. — Когда она спускается из путешествия, в котором она находится, она съедает первое, что может найти, будь то заплесневелый хлеб или что-то из мусора. Им все равно, что они едят. Их волнует только их следующая порция. Это ВСЕ, что имеет значение.

Слева от Тори появляется мешок с отбросами, заставляя ее испуганно подпрыгнуть. На вид ему около сорока, хотя, скорее всего, ему около двадцати. Жизнь здесь тяжела. Она состарит тебя в одно мгновение. Уничтожит за секунду. Его покрытые щетиной щеки впалые. Его тело хрупкое и избитое; воспаленные язвы разбросаны по его высокому лбу. Он долго затягивается сигаретой, кончик которой светится. Он здесь в поисках компании.

Глаза Тори расширяются. Она похожа на испуганного кролика, не знающего, сдаваться или бежать, поэтому она стоит на месте и ждет, когда ему надоест и он пойдет дальше.

Отчаянный взгляд парня скользит по телу Тори, наводя на размышления; поверх простых джинсов и футболки. Черт, я потрясена, что он вообще заинтересовался ею, учитывая, что у нее нет такого количества голых бедер и сисек, которые он привык видеть. Слизкий язык парня высунулся, смачивая потрескавшиеся губы. Я уже слышу его мерзкие мысли, видя, как голова Тори покачивается у него на коленях.

— У меня есть то, что тебе нужно, милая. Мы могли бы поменяться. — Еще больше трахает ее глазами. — Это будет хорошо для нас обоих.

— Мне это не интересно.

— Отвали от нее, — говорю я, сильно толкнув его. — Она не собирается быть твоей шлюхой.

Он спотыкается. На его лице появляется ухмылка, показывающая сломанные зубы. Его глаза теперь на мне. Слава Богу, я изменилась. Не думаю, что у меня хватило бы смелости, если бы я была одета так, как будто мне все еще здесь место.

— Если ты ревнуешь, горячая штучка, я могу справиться с вами обоими.

— Отвали, урод! — рычу я.

Мое тело дрожит, но я не позволяю себе этого показать. Никогда не показывай свою слабость. Пару лет назад я бы умоляла этого гада дать мне пососать его член в обмен на обмен.

— Эй, как скажешь. — Он вскидывает руки, отходя назад, пока не окажется на некотором расстоянии. — Это твоя потеря.

Он боится, что мы порежем его и украдем то, что у него есть. Быстрый урок, который вы усвоите здесь: будь осторожен.

— Черт, Тори, иди, — дышу я, подталкивая ее вперед. Мы углубляемся в недра подвала, запах дерьма становится все сильнее.

— Что там за простыней? — Тори кивает на грязную простыню, свисающую с потолка и служащую перегородкой.

— Это дверь в ванную. — Она качает головой, ее глаза расширяются.

— Там есть ванная?

— Да. Хочешь воспользоваться ею? — Я хихикаю. Она смотрит с ужасом, как будто я серьезно. — Если ты называешь пару пятигаллонных ведер, полных дерьма и мочи, туалетом, то да, здесь есть туалет. Продолжай двигаться.

— Откуда идет запах Клорокса?

— Они положили его в ведра. — Она задыхается, закрывая рот рукой. Я почти делаю то же самое. Можно подумать, что ты привыкнешь к этому запаху, но так не бывает. Это отвратительно. Все это место отвратительно.

Я гримасничаю, вспоминая свое жалкое прошлое.

— Это место — все равно что смотреть дьяволу прямо в лицо, а он в ответ смотрит на тебя. Мне жаль Тори. Стерлинг не должен был засасывать тебя в этот мир. Тебе здесь не место. — Я говорю ей, желая ударить Бентли по голове за такую бесцеремонность.

— Как и ты, Старр.

Никому не принадлежит.

— Я нигде его не вижу, — говорит она.

— Мы продолжим поиски. — Я избегаю говорить ей, что знаю место Стерлинга, но мы туда еще не добрались. Я не хочу, чтобы она знала, что бы мы сейчас ни увидели, к кому бы ни был привязан ее парень, я сама когда-то была такой девушкой.

Я слышу придушенный вздох Тори, когда мы подходим к дальнему левому углу. Мое сердце болит за нее. Я чувствую ее боль. Нет ничего хуже, чем, когда тебе показывают, что тот, кого ты любишь, не тот, кем ты его считаешь. Вместо этого он — злой близнец твоего возлюбленного. Но ваше сердце по-прежнему жаждет злого близнеца, несмотря ни на что.

Там, на бетоне, как я и знала, лежит испачканный, сломанный матрас. На нем лежат Стерлинг и какая-то мотыга. Он сидит, прижавшись спиной к цементной стене. Его темные глаза сузились, только что оттраханные волосы — верный признак того, чем он занимался здесь последние четыре дня, ну, и расстегнутая ширинка джинсов, показывающая линию волос вокруг его временно спрятанного члена. Черная футболка с коротким рукавом демонстрирует татуировки на его руках.

Стерлинг всегда был слишком красив, чтобы находиться здесь; бриллиант в недрах.

Над его правым ухом торчит сигарета, в руке — разбитая миниатюрная бутылка Jack Daniels, в руках — самодельная трубка для крэка. Его внимание приковано к камушку кокаина на фольге. Он чиркает зажигалкой под стеклом, нагревая кокаин. Его глаза закрываются в предвкушении. Он глубоко вдыхает. Его глаза закатываются назад, и он прижимается головой к стене.

Стерлинг в полной заднице, и не в одной.

Мой взгляд скользит к Тори, стоящей рядом со мной. Я тянусь к ее руке, сжимаю ее, чтобы дать ей понять, что я все еще здесь. Ее лицо бледное. Она не плачет. Не позволяет ругательным словам вылететь, как это сделала бы я. Она просто смотрит с пустым выражением лица, от которого волосы на моих руках встают дыбом, как будто она впитывает все это, наконец-то увидев правду.

— Он когда-нибудь теряет сознание? — спрашивает она, не сводя глаз со Стерлинга.

— Иногда.

— Он когда-нибудь был в тюрьме? — Еще один безумный вопрос. Эта девушка действительно понятия не имеет, с кем она связалась. Думаю, это становится ясно.

— Да, за хранение с целью распространения, кражу в магазине, бродяжничество… — Ее глаза зажмуриваются. Мне жаль ее. Ты не можешь помочь тому, кого любишь.

— От него когда-нибудь беременела девушка? — Мой гребаный желудок падает на пол. Я не знаю, как ответить. Я не уверена, что хочу отвечать.

— Один раз. У девушки случился выкидыш на втором месяце.

Стерлинг поднимает голову, его голова покачивается на плечах. Он передает трубку с крэком бродяжке, растянувшейся рядом с ним: ее опущенные веки окрашены в угольный цвет, ее светлые волосы выглядят сальными с двумя дюймами черных корней, но у нее сиськи, от которых парни пускают слюни, вываливаются на всеобщее обозрение, розовые соски морщатся в воздухе. Если бы я была Тори, я бы схватила эту сучку за волосы и стащила ее с матраса, крича и брыкаясь. Потом я бы запустила ногу в промежность Стерлинга, чтобы было больно.

Его взгляд падает на нас, стоящих там. Наглая ухмылка медленно появляется.

— Это будет некрасиво, — шепчу я Тори, предупреждая ее.

— Посмотрите, кто здесь… две мои любимые девушки, — говорит Стерлинг, широко раскинув руки, как будто мы его лучшие друзья в мире. Он ползет к нам по матрасу и поднимается на ноги.

Блондинке наплевать на то, что делает Стерлинг; она слишком занята тем, что сосет трубку, спасаясь от своей дерьмовой реальности.

Я уже видела этот стеклянный взгляд в глазах Стерлинга. Он не в себе, думает, что в данный момент может одолеть весь этот чертов мир. Он верит, что он счастливый ублюдок.

Он подходит к Тори с грацией трехногой собаки на наркотиках, его взгляд не отрывается от нее. Он гладит ее по руке, и я вижу, как она вздрагивает и отстраняется.

— Я удивлен, что ты еще здесь, — говорит он ей, негромко хихикая. — Я думал, ты уже убежала домой и плачешься маме и папе. Поиграла со своей деревяшкой, — он хватается за промежность своих джинсов, двигая членом. — У меня есть немного дерева, с которым ты можешь поиграть. — Она выдерживает его взгляд, едва моргая. — Он твердый. — Его рука оставляет член, чтобы дотянуться до ее запястья, его пальцы обхватывают ее руку. Он дергает, пытаясь поднести ее руку к своей промежности. Ее рука остается приклеенной к боку, напряженная, сопротивляясь его притяжению. — Ну же, почувствуй это, — призывает он.

Она моргает, выглядя так, будто ее сейчас вырвет ему в лицо. Я бы хотела, чтобы она это сделала.

Бровь приподнимается.

— Что не так, Феникс? Ты не одобряешь… Немного противно на твой вкус? — Его пальцы покидают ее запястье, скользя вверх и вниз по ее руке. Его ресницы соблазнительно опущены. — Все еще хочешь быть частью моего мира, детка?

— Отойди назад, черт возьми, — говорю я, прикладывая ладонь к центру его груди. — Дай ей немного пространства, чтобы отдышаться.

— Эй, вы, сучки, зашли на мою территорию. — Он шатается, ухмыляясь.

— Ты не можешь исчезнуть и ждать, что она не будет волноваться, Стерлинг. Ты оставил ее сидеть в своей квартире, одну. — Он придвигается ко мне, с трудом удерживая взгляд сфокусированным на чем-то одном.

— Никто не говорил, что она должна оставаться здесь. — Он подходит ближе, сокращая расстояние между нами. Он знает, что я не люблю, когда кто-то находится в моем личном пространстве, если только я не нахожусь под кайфом. Меня насиловали слишком много раз, чтобы я могла спокойно относиться к любым парням, пытающимся установить надо мной господство. Я знаю, что такой парень, как он, может сделать, если захочет. И какую боль он может причинить.

— Тебе не хватает этого, не так ли? — насмехается он, сосредоточившись на том, чтобы мучить меня, а не Тори. — Зачем бы тебе вообще сюда приходить то? Я могу сделать так, чтобы тебе было хорошо, Старр. Ты знаешь это. Я знаю, что ты не забыла, как это может быть хорошо. — Его улыбка злая. Я почти слышу, как дьявол где-то там сгибает палец, чтобы я перешла на темную сторону.

— Я здесь ради твоей девушки, придурок, — рычу я в лицо Стерлингу. Его рот приближается к моему. Мое сердце бешено колотится, слишком много плохих старых воспоминаний.

— У меня нет девушки, — объявляет он. — Это может быть, как в старые времена. Не говори мне, что ты не хочешь этого. Ты не можешь это скрыть. Я вижу это в твоих глазах.

— От тебя воняет.

— Пойдем со мной на вечеринку, и через несколько минут тебе будет все равно, как я пахну, — говорит он, кивая на матрас на полу. — Я никогда не хочу оказаться там.

— Не надо… — пытаюсь протестовать я, но его рот накрывает мой. Мои губы остаются сомкнутыми, плотными, неподвижными. Я задерживаю дыхание. Это грубый поцелуй. Гневный поцелуй. Поцелуй, который разрушает все надежды, которые у него были с Тори. Я бы солгала, если бы сказала, что не было трудно не поцеловать Стерлинга в ответ. Я прижимаюсь к его груди, пока он не позволяет мне разорвать поцелуй.

— Что это, блядь, было? — кричу я, вытирая остатки его слюны со своего рта.

Мы оба одновременно смотрим на Тори. Ее глаза блестят от непролитых слез. Она поворачивается и убегает, пробираясь сквозь весь этот хаос.

— Зачем ты поцеловал меня перед ней? Ты полный кретин! Я думала, что ты мой друг… но я больше не уверена, что хочу с тобой дружить. Это было слишком хуево даже для тебя! — разглагольствую я. — Ты знаешь, как она к тебе относится. Любой может это увидеть! Ты пытаешься уничтожить ее? — Я показываю пальцем на шлюху, лежащую в отключке на матрасе. — Потому, что, если твое намерение — испортить все, что у вас двоих есть. Думаю, ты преуспел.

Стерлинг выглядит потрясенным, и на него снисходит понимание.

— Я… она…

— Ты пожалеешь об этом завтра. Завтра, когда ты проснешься и поймешь, что прогнал всех, кто когда-либо заботился о тебе. — Его маска счастья сползает.

Он идет мимо меня, как будто собирается идти за Тори. Я блокирую его.

— О нет, я не подпущу твою задницу к ней, даже если мне придется самой посадить ее на самолет.

Он хватает руками свои волосы, дергает так, как будто ему больше всего на свете хочется вырвать их с корнем.

— Что, черт возьми, со мной не так? — рычит он, несколько раз сильно ударяя себя ладонью по лбу. — Черт. Она права, я — дерьмо. Я уничтожаю все хорошее вокруг себя!

Внезапно он снова зацикливается на мне. О черт, что будет его следующим безумным шагом?

— Ты должен поговорить с ней. Исправь это. — Он опускается на пол на колени передо мной и обхватывает руками мою правую ногу. Задушенный всхлип сотрясает его тело, когда он прижимается лбом к моей ноге. Для него нет ничего необычного в том, чтобы становиться мелодраматичным, когда он употребляет. Его эмоции повсюду. Трудно сказать, какие из них настоящие.

— Пожалуйста, Старр, — умоляет он меня в джинсы. — Это не я, и ты это знаешь.

— Если ты не приведешь себя в порядок, Стерлинг, люди перестанут тебя искать. — Я не должна утешать его. Класть руку на его склоненную голову и говорить ему, что все в порядке, но я не могу. Я не могу с ним нянчиться. Он должен посмотреть правде в глаза, суровой правде. Всегда наступает день, когда тебя перестают искать.

— Отпусти мою ногу. — Я пытаюсь сохранить голос ровным, пытаясь стряхнуть его с себя.

Кончики его пальцев впиваются в заднюю часть моей ноги. Его хватка становится отчаянной. Мне удается сделать пару шагов, волоча его за собой. Он отступает и смотрит на меня с затравленным выражением лица, его мокрые ресницы угольно-черные. Одинокая слеза медленно скатывается по его щеке.

Это будет сложнее, чем я думала.

Я тянусь вниз и отталкиваю его от своей ноги. Он падает кучей возле моих ног, с таким видом, будто молится и целует мои ноги. Он хватает меня за лодыжки.

— Нет. Не уходи. Мне страшно. Не оставляй меня, — умоляет Стерлинг. Теперь он рыдает, и на это трудно смотреть. Его разум работает неправильно. Я была там. Сейчас я жажду попасть туда. Я думаю об употреблении, а потом думаю о смерти. Я никогда не была так плоха, как Стерлинг, но я приближалась к этому. Однажды я видела девушку, которая больше не могла найти вену, в которую можно было бы вколоть шприц, и она была вынуждена колоть себя шприцем. Передняя часть ее рубашки была пропитана кровью и рвотой. Я до сих пор боюсь, что однажды это случится со мной.

Оставаться чистой — это постоянная борьба.

В моем горле образовался комок. Я вырываю ноги из хватки Стерлинга и отступаю назад.

Я опускаюсь перед ним на колени и хватаю рукой волосы, заставляя его поднять голову. Ему трудно сфокусироваться на моем лице, но я знаю, что он меня слышит.

— Иди трахни свою шлюху, Стер. Принимай свои наркотики. Жизнь не остановится только потому, что ты больше не хочешь в ней участвовать. Все, о ком ты заботишься и кого любишь, будут жить дальше без тебя. Ты превратишься в кожу и кости и умрешь в этой дыре, потому что ты слишком слаб, чтобы что-то с этим сделать. Если ты хочешь самоуничтожиться, тебе придется сделать это самому.

— Пожалуйста, не надо… — плачет он, сопли капают из его носа, а слюна собирается в уголке рта. — Я не знаю, что делать.

— Чушь. Ты точно знаешь, что нужно делать. Ты просто слишком эгоистичен. Ты предпочитаешь причинить боль людям, которые тебя любят вместо того, чтобы отказаться от этого. — Я отпускаю его голову, позволяя его подбородку коснуться груди. Я встаю, поворачиваюсь и ухожу от своего лучшего друга, того, кто изменил мою жизнь и даже не подозревал об этом. Если бы я не потеряла ребенка из-за своей неспособности оставаться чистой, я бы никогда не поняла, как далеко я упала. Я бы никогда не возненавидела себя настолько, чтобы обратиться за помощью. Потеря жизни, которая была внутри меня, стала для меня дном.