Волчья песнь (СИ)

12

В течение ещё нескольких дней они оставались на этой поляне. Мирко застрелил огромного свинобыка, шкура которого пошла на новую обувь, а мясо решили провялить. Они приводили себя в порядок, отъедались и отдыхали. Горька в невесть какой раз перечитывал давным-давно найденную книгу — исторический роман о лётчике Покрышкине. Люська посадила Дика, Олмера и Машку писать в блокноте Горьки сочинения на тему "Современный город".

У одного Сашки не получалось отдохнуть как следует. Он много думал — а это отнюдь не лучший вид отдыха.

Как оказалось, они остановились в каких-то двадцати километрах от края болот. Двинувшись в путь рано утром и не особо спеша, они к четырём часам дня уже шагали по обычному лесу, наслаждаясь привычными звуками, твёрдой почвой под ногами и непроходящим ощущением победы и свободы. Шли, довольно широко разбрёдшись по лесу и даже позволяя себе негромко перекликаться друг с другом без имитации голосов птиц и животных.

Почти все помнили карту континента. Этот лес шёл до самого восточного берега огромной реки, надвое рассекавшей материк — земные поселенцы назвали её просто Река, но никто из ребят на её берегах никогда не был. Подробных карт у них не было тоже, были только тактические карты тех мест, где они действовали прошлыми зимой и осенью. Одно было ясно — эти места ещё менее населены, чем те, из которых они пришли. Но враги, чтобы их бить, найдутся и здесь, а об остальном нечего было и думать.

— 115, 116, 117, - отсчитывал Горька на ходу, левой рукой обнимая Галю, — 118, 119, всё.

— Ты что там отсчитываешь? — Сашка обернулся к другу.

— Патроны к карабину, — вздохнул Горька. — 119. Плюс ещё сорок семь к пистолету и всего три к дробовику. Вот ведь… дерьмо! Извини, детка, — он поцеловал Галю, — и не говори ничего своему брату, а то он меня зарежет.

— У других не лучше, — Сашка тяжело вздохнул. — Прежде, чем приступать к делам, надо как-то боеприпасами разжиться.

— А у тебя сколько?

— Пятнадцать ракет, две сотни к "маузеру" и сорок к обрезу. Я бы тебе дал, но у меня "десятка", ты ж знаешь… Спроси у Димки… Галь, у тебя сколько?

— Сто тридцать к карабину. И всего два к пистолету.

Димка тем временем передал Горьке полдюжины патрон 12-го калибра. Распихивая их по гнёздам чехла, Горька вдруг остановился:

— Что за… — он посмотрел себе под ноги, обутые в новенькие узкие сапоги с затяжкой поверху.

Остановились все. Странно — перед ними была прямая, как стрела, яма. Она шла в обе стороны, потом — сворачивала параллельно под прямыми углами. Сейчас яма была пологой и не очень глубокой, поросла кустарником, деревьями — но всё равно угадывалась. А когда-то это был ров — глубокий и широкий. Но это "когда-то" было очень, очень давно…

Все замерли у этого рва, почему-то опасаясь идти дальше — и переглядываясь. За рвом начинался довольно крутой лесистый холм, выше по которому виднелись скальные выходы.

— Это разумные сделали, — сказала Бранка, подкидывая на плече снайперку.

— Не волки же, — проворчал Горька. Неожиданно он напрягся — и ловким, профессиональным прыжком перелетел на другую сторону. Удержался на ногах, повернулся: — Давайте сюда, сколько можно стоять перед этой канавой?

Пока перебирались через ров, он уже взбежал наверх, к камням. И встречал друзей улыбкой:

— В общем, да. Это такие же скалы, как я — джаго, — он повёл рукой вокруг себя.

— А что это тогда? — Мирко нагнулся, сорвал колокольчик, протянул его Бранке, та засмеялась и ловко вставила цветок в волосы над ухом.

— А вы кругом посмотрите, — предложил Горька, садясь на камень и твёрдо ставя карабин между ног. — Посмотрите просто.

Машка догадалась первой:

— Это… стены! — воскликнула она. — Это правда стены!

— Умница, дочка, — кивнул Горька. — Вот остатки стен. А вот ту, — он топнул ногой, — должен стоять донжон. Только я сомневаюсь, что те, кто это строил, называли его донжоном. Ни джаго, ни мьюри давным-давно не строят каменных крепостей. А тут стояла крепость, очень похожая на земную. Потом её кто-то разрушил.

— Рейнджеры, — уверенно сказал Димка, снова оглядываясь. — А мы и не знали, что они были на этой планете! — он указал на сохранившийся на одном из камней знак: звезда в три луча и похожий на лилию цветок. — Звезда Трёх Миров и Огненный Цветок. — Тогда этой крепости, наверное, миллионы лет. И это не природный камень…

— Думаю, они не будут злиться, если мы тут заночуем, — с усмешкой сказал Сашка.

— Едва ли, — серьёзно ответил Горька, — ведь мы, как считают многие учёные — их потомки. Скорей уж наоборот — тут нас поберегут от бед.

— Себя-то они не сберегли, — покачала головой Люська. — И не рано ли на ночь останавливаться?

— Да больно место хорошее, — сказал Сашка. — Огня за камнями снизу не увидишь, а если вон там развести огонь — то и сверху навес делать не надо, и оттуда не заметят. Да и отбиваться отсюда удобно в случае чего… только почти нечем.

— И совершенно не от кого, — под общий смех дополнил Дик, играя коротким широким ножом.

Но почти тут же все насторожились.

На пределе слышимости, между тишиной и самым нежным дуновением ветра, вибрировал тонкий звук. Он рос, он ширился — и уже через секунду стало ясно, что это рёв реактивных турбин. Причём — не одного самолёта! Этот рёв стал давящим, жутким, все пригнулись, судорожно задирая голову, и Машка закричала, вытягивая руку:

— Смотрите, там! Там!

В тридцати метрах над деревьями, не больше, косо мелькнуло что-то угловатое, сверкающее и стремительное. Понадобилось несколько мгновений, чтобы они осознали — это самолёт! — и распластались на земле, выставив в небо стволы — оглушённые, растерянные, ожидая удара и не понимая, откуда враг мог узнать с такой точностью. Где они?! И почему выслал скоростной самолёт, а не винтокрылы?! Но почти тут же Горька растерянно и даже испуганно вскрикнул:

— Это же! Это!!! Вы видели?!

Да. Они все успели разглядеть то, что имел в виду Горька.

Алого дракона, держащего в лапах синий щит с золотой свастикой[20]. И то, что это были не просто атмосферные самолёты, а шедшие на не такой уж большой для них скорости космические машины.

Обалдевшие, растерянные, немые, ощущая себя, словно во сне, мальчишки и девчонки поднимались на ноги, обмениваясь недоумёнными взглядами. Если честно, все последние годы никто из них всерьёз не думал о том, как идёт война и идёт ли она вообще? Что Земля потерпела или потерпит поражение — никто из них не допускал и мысли. Но что мог установиться мир, а они — остаться на вражеской планете — каждый про себя вполне допускал, хотя для них это было, в сущности, таким же приговором, как и полный проигрыш Земли.

И вдруг… вдруг — такое! Наглядно и буквально над головами!!!

— Это старые "фальки"[21] — пропищал Олмер. Кашлянул, возвращая себе свой голос, кашлянул снова, поморгал. — Это "фальки" же, правда? — и совсем по-детски оглядел старших ребят.

— Вы понимаете, что это значит? — спросил Сашка тихо. — Они, может быть, уже на планете.

— Ну, нет, — возразил Горька. — Это с авианосца. А авианосец… — он вдруг взялся руками за голову и тихо сказал: — "Фальки". Наши "фальки", ребята… восемь лет… восемь лет… восемь лет…

Больше никто ничего не говорил. Все смотрели в небо — туда, куда улетел истребитель. И у всех разом в этом молчании возникло одно и то же чувство: только что они видел тут, на этой планете, боевую машину их Родины. Значит, есть где-то то, что они видят во сне и о чём иногда разговаривают у вечерних костров?! Они сражались восемь лет — и только что над ними пролетела "фалька"?!

Земля вернулась! Вернулась Земля! Они — не последние бойцы Земли в этом мире!..

…Но тут же над деревьями, раскачивая и пригибая их, с грозным рёвом промчались, мрачно сверкнув антрацитово-чёрными остроугольными ромбами Альянса на серповидных крыльях, четыре серых боевых машины, атмосферные истребители Джаггана. Никто не успел ничего сказать — все пять машин преследовали друг друга уже высоко в небе, вертясь по замкнутому кругу. Отсюда нельзя было уже различить цвета, но хорошо было видно, что одна из машин больше остальных — и её берут в кольцо, точней — в плотный смертоносный шар.

— Четверо на одного! Always so, damned bastards! Сowards![22] — закричал Дик, потрясая кулаками. Бранка болезненно ахнула; Мирко порывисто прижал её к себе.

— Он отобьётся, отобьётся! — крикнул Сашка, сам не веря в это — космической машине отбиться было бы трудно даже от одного атмосферного противника. На глазах Сашки словно бы убивали надежду…

Победно грохоча моторами, серая четвёрка настигла "фальку", но… истребитель что-то сделал, как-то ловко развернулся — и они пронеслись мимо, как стая глупых злобных тварей! "Дра-да-да-да-дат! — послышалось в небе деловито-дробное. — Дра-дат!"

Хвостовой "серые" подскочил, начал забирать в небо по крутой дуге — всё медленней и медленней, пока на секунду не застыл совсем. А потом перевернулся и помчался к земле, выбросив жирный хвост дыма! В небе раскрылся бледно-зелёный зонтик над поспешно выплюнутой спасательной капсулой…

Все вопили и прыгали, обнимались, целовались и бросали вверх оружие. Дик, поставив пулемёт на развилку дерева, в нелепом, но понятном азарте выпустил весь магазин по далёкому парашюту.

— Так их!

— Молодчина!

— Бей обезьян!

— Ура! Ура!

— Бей их!

— Ура Земле!

Развернувшись по широкой дуге, три вражеских машины бросились на "фальку" снова, не давая ей уйти выше, вырваться в космос. Несколько ракет рванулись к земному самолёту, но он отплёвывался белыми весёлыми звездочками, уворачивался — и вдруг снова атаковал, как настоящий сокол[23], и ещё один джаго буквально разлетелся в воздухе в огненное крошево!

Внизу, на земле, орали до хрипоты, так, что лётчики просто обязаны были услышать вопли. Они непрерывно по-чёрному ругали врагов и сыпали нелепо-нежными словами в адрес лётчиков-землян. кто-то выкрикивал: "Никогда, никогда, мы, земляне, не станем рабами!" Димка возбуждённо вопил:

— Ракеты! Почему он ракеты не пускает?!

— Да он же наверняка со штурмовки, откуда они у него?! — кричал в ответ Горька.

Враги разделились и стали нападать с разных сторон, плетя смертоносную паутину виражей и грохоча пушками — но "фалька" уворачивался и огрызался очередями, упрямо стремясь вырваться вверх.

— Ну миленький! Ну хороший мой! — плакала Машка. — Ну немного ещё, ну стряхни их, стряхнииииии…

"Дра-д…"

Очередь оборвалась. "Фалька" больше не стрелял — лишь крутился по спирали вверх. И тут же джаго набросились на него, как обрадованные злобные, но трусливые, хищники, понявшие, что опасный враг беспомощен. Они снова и снова сверху давили "фальку", жаля его очередями.

— Он безоружен! Безоружен! Сволочи! — кричал Мирко, не сводя глаз с неба. — Я вас всех убью, сволочи! Он же безоружен!

"Фалька" вдруг перевернулся и начал беспомощно падать — падать куда-то в сторону. От него отлетали куски. В небе вспыхнуло оранжевое полотнище над выстреленной кабиной. И сейчас же вокруг него замельтешили оба джаго — почти в упор разбивая её очередями.

На поляне стоял сплошной вопль.

— Гады, гады, гады! — надрывался Мирко. Олмер бросил автомат и плакал навзрыд. Сашка взял его за локти и прижал к себе, глухо сказал:

— Не плачь, — не сводя глаз с неба. Он уже и припомнить не мог, когда кто-нибудь из них плакал, видя смерть. Но эта смерть всем показалась чудовищной. Словно злая рука уничтожила что-то невероятно светлое и чистое…

— И каждый умрёт в бою

За всё, что у нас здесь есть -

За вечную нашу месть,

За горькую нашу честь… — тихо произнёс Горька и вдруг, резко подтянувшись, вскинул руку в земном военном салюте. На поляне стало тихо почти сразу. Один за другим мальчишки и девчонки отдавали салют… Олмер мазнул ладонью по глазам, упрямо стиснул зубы и тоже поднял руку.

— Смотрите, он сюда снижается! — в возбуждении почти завизжала Галька.

В самом деле! Скоростные машины джаго, победно ревя моторами, умчались прочь — а от рушившейся под горящим куполом кабины вдруг отделился и расправился ещё один парашют, намного меньше. И он летел сюда — в сторону ребят! Кабина с хлопком вспыхнула и исчезла вдали за деревьями комком пламени… а сверху на ребят вдруг упали алые тяжёлые капли. Парашютист оказался совсем над ними — прямо над головами! — пролетел, упал на вершину холма и… исчез!

Исчез — вместе с парашютом, словно втянутый в землю. Это до такой степени поразило всех, что на какое-то время все другие чувства, кроме изумления, исчезли. Наконец, Горька опомнился. Он бросился наверх — и первым был у дыры в земле. Диаметром примерно в метр, она уходила в черноту — и т уда всё ещё сыпались песок, земля и сухие прошлогодние былки.

К счастью, он не успел нагнуться над дырой — выпущенная оттуда очередь ссекла несколько веток с дерева напротив.

Все моментально рефлекторно залегли. И послышался глухой от боли голос, шедший из-под земли:

— Well, wha'have risen?! I one an'I die, go and fini'ff me, cowardly mongrels![24]

Человек попытался оскорбительно засмеяться, но лишь закашлялся и с трудом подавил стон. Сашка и Горька переглянулись — человек говорил по-английски, это точно был землянин, хотя всех слов они не разобрали…

— Эй! — крикнул подползший Дик и дальше кричал по-английски. — Мистер, мы земляне, слышите, земляне! Я англичанин…

— Иди к дьяволу! — раздался крик. — Думаете меня обмануть, сволочи?! Ближайшие земляне тут на моём корабле, а до него вам не дотянуться, руки теперь коротки, понял?!

— Мистер, честное слово! — вмешался Сашка, с трудом подбирая слова. — Я — Алекс…

— Язык выучи и назовись наследником престола! — оборвал его лётчик. — Твари!

— Да я русский! — оскорблённо заорал Сашка. — Что вы как ребёнок! Ну… ну… у нас, в России правит…

— Это все знают, заткнись! — лётчик пару секунд помолчал, потом спросил: — Кто Возглавляет Большой Круг?!

— ФонРайхен! — обрадованно-поспешно крикнул Сашка. Горька вздохнул, сделал большие глаза — и точно, ответом была насмешливая брань, а потом торжествующий крик:

— Уже пять лет, как Столпников! ФонРайхен, видели вы?! Уроды конченые, и разведки ваши… давайте, идите, берите меня, хватит трёпа!

— "ФонРа-а-айхен", — передразнил Горька. Сашка огрызнулся:

— Откуда я знал?! И ты не знал, откуда нам… а! Мистер! Мы восемь лет тут… мы…

— Спецназ восемь лет в тылу врага?! Да ну?! Ты, наверное, даже не сторк, может, калм?! Врёшь и не краснеешь!

— Да что ж за… — Сашка встал в рост. — Да слушайте вы! Мы не спецназ!

— Мы партизаны! — поддержал Мирко. Ответом был новый залп брани:

— Партизаны?! А может, Дикая Охота, Эдрик и Годда в одном лице?! Какие ещё партизаны тут?! Я у вас от смеха сдохну раньше, чем от потери крови!

— Не верит, — огорчённо прошептал Сашка, поворачиваясь к своим. — Ни в какую…

— Мистер! — тоже по-английски закричала вдруг Люська. — Нас тут пять девушек — как думаете, у кого тут могут служить пять девушек?! Одной вообще четырнадцать лет! И ещё тут мальчишка, ему тринадцать всего!

— Дура, — отчётливо сказал Олмер.

Слышно было, как внизу упало что-то металлическое.

— Ребята, — хрипло позвал лётчик. — Правда наши, что ли?..

…Попрыгав вниз, они оказались в высоком каменном коридоре со странно приглаженным сводом. В свете, падавшем в дыру сверху, была видна округлая арка, срезавшая коридор дальше направо; слева коридор был завален на всю высоту.

Лётчик лежал на полу в груде парашютной синтетики. И его лёгкий скафандр, и парашют, и пол были в крови, но лётчик сразу отказался от помощи:

— Не надо… мне конец, тут десятка полтора дыр… с такого расстояния били, что… бомбардира сразу убило, а мне вот… а мне не надо больше ничего, — он улыбнулся, оглядывая сгрудившихся вокруг молчаливых ребят. — Ого, а вы как из кино… мне бы такие фирменные брючки, как у тебя, парень, — он кивнул Олмеру, и стало видно, что он сам ещё совсем молод, лет двадцати. На рукаве его формы были два молота — все помнили, что это обозначение звания лейтенанта в ОВКС Земли.

— Мы видели, как вы сражались, — тихо сказал Олмер. Лётчик улыбнулся снова:

— Ну, мы им поубавили самоуверенности. И, по крайней мере, я умираю среди своих, хоть это и похоже на сказку… кто там у вас англосакс?

— Я, сэр, — вышел вперёд Дик. — Ричард Робертс, сэр.

Девчонки почти все разом заплакали. Держалась только Галя, но и она часто моргала и покусывала губы. Парни потупились и громко сопели.

— Ну, это лишнее… — лётчик закашлялся кровью. — Бросьте лить слёзы, лучше бейте их и дальше…

— Послушайте, — Сашка опустился на колени. — Послушайте, нам надо… мы думали, что тут глубочайший тыл… мы остались во время эвакуации… нам очень жаль, но поймите… как идёт война?

Лётчик вдруг улыбнулся. И сказал, привстав:

— Была Сельговия… их армии разбиты. Вам осталось продержаться не так и много, мы наступаем, они — бегут, не отступают — бегут. На эту планету готовится десант. Это всё прав…

И он бесшумно упал обратно — на свой парашют.