Волчья песнь (СИ)

6

Следов, как всегда, было выше крыши. Больше чем достаточно для тех, кто охотно проснулся поохотиться. Они шли по следу, держа наготове ножи.

Засада врагов была… слышна, видна? Нет, "нюхна", если можно так сказать — нюхна издалека. Пахло сигаретами, точней — курительными палочками мьюри, земляне называли их сигаретами, потому что так было привычней, да по сути это и было одно и то же. Самый страшный враг любой засады…

На часах стояли двое — за плазмомётом на лёгкой треноге, редкая штука у здешних призывников-мьюри. Ещё четверо спали в древесном выворотне — огромный дуб, умерший от старости, повалила какая-то буря — в обнимку с оружием, трофейным земным. Такая засада была бы эффективной против тех же призывников. Не больше.

— Куда они пропали? Уже сколько за водой ушли, — без особого, впрочем, беспокойства сказал один из плазмомётчиков.

— Дрочат друг другу, — с зевком, превратившим его слова в неудобопонятное завывание, ответил второй. — Придут — прибью.

— Лишь бы воду принесли. Пить хочется… — часовой насторожился. — Погоди, кто это?

— Да они и идут, — пояснил его напарник. — Точно, вон, канистры тащат… Эй, а вы побыстрей шагать никак не можете? Ползут, ползут…

Нож Мирко перерезал ему горло почти нежно — оно раскрылось, как спелый арбуз, обнажив выплёскивающие кровь срезы артерий. Димка нанёс своему удар под челюсть снизу — длинное лезвие прошло в мозг.

Сашка, Горька, Дик и Олмер подошли к выворотню и на секунду замерли. Потом почти синхронно нагнулись — каждый к "своему". Короткая возня продолжалась не больше ещё одной секунды.

— Может, попробуем пойти в прорыв? — Дик махнул дальше в лес. Сашка покачал головой:

— Кольцо наверняка не одинарное. Поиграли и хватит — уходим. Отдыхать придётся на ходу.

— Захотим отдохнуть — перейдём с шага на бег, — со смешком поддержал его Димка…

…Девчонки ждали парней уже на ногах. Разобрав по куску ещё тёплого мяса, отряд скорым, быстрым шагом двинулся дальше — не отдохнув и двух часов.

Ловушка, казалось, не успела захлопнуться. Вырезанная засада и то, что всё-таки найденное место стоянки оказалось пустым, привели командование операции в бешенство…

…Первых врагов при солнечном свете увидели утром третьего дня, когда до болота оставалось не больше пяти километров. Но эти пять километров были километрами совершенно ровного поля. Такое же ровное поле расстилалось и километра на три перед цепочкой холмов, поросших лесом — они делили равнину на две части.

Отряд бежал через поле изо всех сил, стремясь добраться до кустарника у подножья холмов. Сашка на несколько секунд приостановился, поднял бинокль, пошарил по холмам. Там было пусто, но у южной и северной их оконечности были видны палатки, сидящие винтокрылы и — движение.

Ловушка всё-таки захлопнулась. Но надежда оставалась — надежда на то, что можно будет пройти эти восемь километров через поле, холмы и снова поле, а там выбраться краем болота.

За пятьдесят часов почти непрерывного движения бегом и быстрым шагом все осунулись, хотя и казалось, что это более просто невозможно. Дик бежал босиком — он отдал свои сапоги Машке, у которой подошвы обуви превратились в окончательные лохмотья. Обувь, впрочем, дышала на ладан у всех- дыры, рвань, лохмотья, обмотки из кусков одежды и вообще пёс знает что. Лишь ботинки Сашки держались с буквально эпической доблестью. Он бы их отдал кому из девчонок, но его размер был велик даже старшим — Люське и Гале…

Сейчас отряд в самом деле напоминал волчью стаю, загоняемую охотниками. Но в отличие от волчьей стаи особой мрачности среди бегущих не наблюдалось.

— Ползёт человек по пустыне, — на ходу хохмил Дик, — пить хочется, просто ужас, солнце жарит, от песка палит, как из печки. Вдруг видит — в песке лежит термос. Он на колени рухнул, открывает термос дрожащими руками, а та лежит пакетик концентрата и написано: "Просто добавьте воды."

— Как же он на колени рухнул, если ты говоришь, что он полз? — спросил Мирко. Но это Дик ничего ответить не смог, а точней — не успел.

— Всадники! — завопил Олмер.

Все даже остановились, хотя этого и не стоило делать. До подножия холмов оставалось ещё метров восемьсот, а на опушку леса позади галопом вылетел отряд джаго на кабаллокамелюсах. Всадники развернулись в цепь и рванули через поле, посвёркивая бликами обнажённых ятаганных клинков.

У Сашки только что волосы дыбом не встали. Он знал, что от атаки всадников на ровном месте лёгкой пехоте не спастись даже при самом скорострельном оружии и изобилии боеприпасов. Но теряться или пугаться он позволить себе не мог.

— Бегом к холмам! Когда подскачут ближе — девчонки бегут дальше, мы задерживаем! Потом прикроете нас сверху, девчонки!

И они наддали — не оглядываясь используя все НЗ организма, вторые, пятые и сто вторые дыхания, позабыв об усталости. Напряжение росло, явственно било в спину, и наконец Сашка, не выдержав, упал, в падении разворачиваясь, на колено, выхватил из кобуры тяжёлый "маузер[9]", не примыкая приклада.

Инстинкт не подвёл. С долгим, протяжным уханьем джаго скакали уже в каких-то трёх сотнях метров, а до холмов оставалось вдвое больше… Во всадниках не было гордого изящества конных, кавалеристов — джаго грузно подскакивали в сёдлах, их животные неслись, покачиваясь и подпрыгивая — но очень быстро, очень.

Однако Сашка позволил им проскакать ещё метров сто, утверждая длинный ствол "маузера" на руке — и лишь потом выстрелил.

Он почти услышал (хотя, конечно, это было лишь фантазией) хуканье джаго, выбитого из седла — бронзовая вспышка на миг заслонила падающего, его зверь шарахнулся в сторону с икающим длинным криком. И тут же — так же короткими — ударил ККС[10] Горьки, зачастили, перебивая друг друга, УАКи Мирко и Олмера, залился длинно пулемёт Дика и, бумкая, стал равномерно выплёвывать осколочные "тунор" Димки.

Всадники смешались. Они знали, что бегущему от верхового пешему почти невозможно остановиться. Конечно, они и представить себе не могли, что какие-то мальчишки смогут это сделать — просто потому, что тут, в далёком тылу, плоховато знали землян. Джаго закружились, перекидывая в руки автоматические винтовки, начали стрелять с сёдел. Они ещё раз попытались пойти в атаку.

— Кажется, не успокоятся, пока лоб себе не расшибут о нашу стенку! — крикнул Горька, перезаряжая карабин. — Обычно они не такие упорные!

— Это-то и странно! — отозвался Сашка, "снимая" с седла ещё одного. — Вот ведь…

— Я сильно огорчусь, если в меня попадут, — заметил Дик, когда на него упал срезанный пулей цветок. — Это будет просто трагедия.

— Не для меня, — ввернул Олмер. — Мы с Машкой тебя сожжём, как положено, и над твоим прахом она принесёт обет верности… мне.

— Щ-щенок, — беззлобно фыркнул англосакс.

…Горька выстрелил ещё несколько раз и закричал. Закричал от острого чувства тошноты, от желания очнуться, от мысли, что всё это дурной сон и лишь надо сделать усилие, ещё одно усилие — чтобы проснуться и увидеть всё совсем иным, потому что, например, не может быть Сашкой вот этот юный дикарь рядом — дикарь с обветренным лицом и собранными в "хвост" рыжими волосами до лопаток, одетый в меховую безрукавку, стреляющий в живых существ из длинного чёрного "маузера"… вернётся всё, вернётся Сашка и вернётся его Анютка, будет день без стрельбы и будет мама…

…не будет мамы. И Горислава Белкина не будет, потому что он — убит, и Сашка убит, и все убиты, война убила всех, всех, всех — и живых и мёртвых…

… - Ты что?! Горька, ты что?! Та ранен?! Горька!

— Нет, всё в порядке, — Горька вытер кровь с прокушенной губы. — Саш…

— Да что, что?! — лицо друга было встревоженным, ярость боя стекала с него, как вода.

— Ты правда жив? Скажи, ты правда живой?!

Облегчение на лице — и сердитость:

— Да, такое можешь ляпнуть только ты… Пока живой, но, если мы не начнём стрелять опять, то оба станем мёртвыми. Удовлетворён?!

— Девчонки стреляют! — заорал Мирко. — Назад, скорей! Они нас прикрывают!

— Всё, бежим! — продолжая стрелять, Сашка вскочил. Всадники не могли их преследовать — но стрелять могли…