Волчья песнь (СИ)

47

Ни Сашка, ни Горька никому не рассказали о странной и жуткой встрече в подземелье. Обычно в отряде не было тайн, но… но на этот раз они промолчали, и, что интересно, ни у кого не возникло желания ночевать в развалинах — хотя там можно было найти неплохую комнату. Вместо этого Лесные Псы обосновались чуть подальше — около сторожевой башни. Наверное, когда-то с неё было видно далеко и, похоже, там стояло какое-то оборудование — но с тех пор лес не только плотно обступил её, но и перерос. Рядом с нею было полно удобных мест для ночлега, а подальше и выше росли на склонах холмов густые, мрачные ели — их голубоватые лапы служили отличной постелью. Лесные Псы выстелили лапником большой круг, обведя его наваленными ветками и оставив в середине место для хорошего костра — и теперь все с удовольствием ступали по этому пружинящему, чуть колкому ковру, босиком, поразвесив обувь на сушку.

Об охоте никто позаботиться не успел — и на белый свет появились консервы из НЗ. Но, пока девчонки варили суп с молодой крапивой и лениво обсуждали, что вскрыть на второе, где-то бегавшие волки притащили по кролику каждый. Где они их взяли и почему не сожрали сами — неизвестно, но шесть штук уделили друзьям-людям, а остальными занялись сами, расположившись подальше от огня — оттуда слышались полные удовольствия звуки волчьей трапезы.

— Уже картошку вырыли и съели — а салом пусть подавятся враги, — задумчиво сказал Дик. — Мне тут нравится, я вам скажу. Курорт.

Никто из них никогда в жизни не был на курорте, но все значительно закивали.

— Кстати, о сале, — лениво откликнулся Мирко, устроившийся спиной к каменной стене, — развалины действуют мне на нервы.

При чём тут сало — никто не понял, но на крепость, серебристо черневшие в свете Неразлучного, оглянулись все. Да, она и правда нервировала.

— Едва ли тут живёт какая нечисть, — пробормотал Димка. Люська передёрнула плечами и зашипела:

— Ну тебя!

— Спокойно, — Димка хлопнул ладонью по обрезу, — если кто сюда сунется — я начиню картечью, будь это хоть сам старинный чёрт.

Однако, шутка "не пошла". Каждый ловил себя на том, что начал прислушиваться и всматриваться в ночь, хотя и знал — делать этого не стоит. Сашка невольно подумал: "Надо было дальше уйти, ну бы его в пень, всё это…" Потом он вспомнил о более реальных вещах — о том, что произошло в подземелье и подумал — а что, если сторки всё-таки вернутся? Но тут же ему почему-то стало стыдно, как будто он заподозрил в предательстве кого-то из друзей.

— Смотрите, — вдруг сказал Горька, — корабль.

Все посмотрели в небо. Очень высоко в небе бесшумно и быстро скользила вытянутая и чуть перемигивающаяся звёздочка… и ещё… и ещё… и ещё.

Они глядели вслед огонькам в небе, пока те не скрылись из глаз — а потом оживлённо задвигались и заговорили, словно все опасения пропали навсегда.

— Горь, сходи за водой, — попросила Галька, протягивая кожаную флягу.

— Погоди, я с тобой, — Олмер поднялся на ноги, отряхивая свои клёши.

— Пошли, — пожал плечами Горька.

Они перебрались через загородку из валежника и зашагали по прохладной траве туда, где в реку впадал небольшой прозрачный ручеёк.

— Тоскуешь? — спросил Горька, когда они отошли достаточно далеко.

— Что, заметно? — грустно вздохнул Олмер. — Тоскую. Она такая… необычная. Совсем на нас не похожа, но вот, поди ж ты… слушай, мне, может быть, надо было взять её с собой?

— Несомненно, оставив её там, ты её подверг большой опасности, — серьёзно и негромко сказал Горька. — Но с нами бы она погибла. И могла бы погубить нас.

— Никогда не думал, что влюблюсь в мьюри… я думал, что всегда буду их презирать или в лучшем случае ненавидеть…

— Надеюсь, что нет. Что это всех нас касается — нет, — тихо сказал Горька. — Жить одной ненавистью — нет…

— Разве ты… ну, мы все не так живём? — спросил Олмер.

— Сейчас — да, — Горька, выбрав глубокое место, погрузил в воду фляжку. — Но что будет потом?

— Я раньше не думал о "потом", — признался Олмер. — Я ведь даже не помню… ну, ничего не помню, что было тогда. А теперь — думаю… Наверное, это плохо, это делает слабым — когда строишь планы на будущее…

— Думай, — Горька поглядел с корточек на младшего. — Думай. Думать о будущем надо. Всегда. И вопреки, если уж на то пошло.

— А Сашка?

— Сашка… — Горька покачал головой. — Сашка потерял половину себя, такого не пожелаешь испытать никому. И такие раны никогда не зарастают до конца… Ну вот, хорошо, — он тряхнул фляжку и заткнул её. — Пошли.

Олмер, стоя на колене, пил с ладони. Кивнул, поднялся, отряхивая руку:

— Пойдём.

Навстречу выбежали два волка. Они молча пошли по сторонам людей, бесшумно ступая по жухлой прошлогодней листве. Ребята на ходу трепали холки своих друзей, но те уворачивались — они явно охраняли людей и не хотели отвлекаться на нежности.

— Эй, вы где ходите?! — завопил от костра Дик. — Галька без вас есть не даёт!

— Не умрёте, — проворчал Горька, бросая к огню фляжку…

…И щи, и жареные кролики были выше всяких похвал.

— Ещё бы хлеба, — пожелала Бранка. Мирко с подобающими церемониями протянул ей… настоящий чёрный сухарь, слегка прижжённый снизу. Остальные девчонки завистливо загудели, шпыняя своих парней. Сашка неожиданно засмеялся, откидываясь на еловые лапы, мягко спружинившие у него под лопатками.

— Это нашим девчонкам! — Олмер ударил по воображаемым струнам и затянул немецкую балладу:

— Der erste Hohenstaufen, der Konig Konrad, lag

mit Heeresmacht vor Winsperg seit manchem langen Tag;

der Welfe war geschlagen, noch wehrte sich das Nest,

die unverzagten Stadter, die hielten es noch fest…[60]

— Ты б ы меня потащила на себе? — шутливо спросил Димка. Люська в тон ему ответила:

— До первой канавы — непременно.

— А ты если будешь так жрать, — обратилась Машка к Дику, — то я тебя даже не подниму в случае чего. Понял? Дай сюда, — она забрала у него кусок зайчатины и начала лопать сама.

Возле костра окончательно воцарилась "тёплая, дружеская атмосфера". Сашка, который обычно больше молчал, начал рассказывать о том, как жилось "раньше" — его слушали внимательно и с интересом, никто даже не спросил, откуда он может всё это помнить, если ему самому тогда было лет — всего ничего.

Им было сейчас очень хорошо.