— Аоу! Аоу! А-у-аааа!
Большой самец дейнепара, грозно фыркая, закрутился на месте, отбиваясь от волков, хватавших его за задние ноги, хвост и бока. Длинные, как хорошие ножи, загнутые клыки влажно блестели от слюны бешенства, налитые кровью глаза сверкали, жёсткая щетина на высоком хребте стояла дыбом, как проволока. Это был крупный самец — не меньше полутора метров длиной и как бы полтора центнера весом. Такая тварь способна опрокинуть и разорвать, затоптать, гораздо более крупное и сильное животное. Волки на таких — даже одиночек — в природе нападали очень редко, зверь слишком силён даже для стаи — но теперь охоту вели люди.
Сашка выбежал из-за деревьев, как раз когда дейнепар был готов прорваться. Горька появился левей, у болота; Сашка остановился, пригнувшись и держа меч обеими руками — низко, остриём к дейнепару. Горька быстрой побежкой начал обходить зверя, сжав свой кинжал по-испански[64] и выставив вперёд левую — невооружённую — руку.
Сашка сделал колющее движение мечом и качнулся, чтобы не дать дейнепару отвлечься. Тот злобно взвизгнул — волки образовали редкое кольцо и предостерегающе рычали.
Горька двигался совершенно бесшумно, однако самец что-то учуял. Молниеносно — неправдоподобно для такой угловатой нескладной туши — он повернулся и, наклонив оскаленную башку с небольшим жёстким пятачком-тараном, бросился на юношу.
Волки прыгнули разом, каждый — к своей цели. Сашка метнулся сбоку и ударил мечом, но лишь вспорол жёсткую шкуру на боку. Ни это, ни клыки волков дейнепара не остановили.
Горька вёл себя абсолютно хладнокровно. Он выпрямился в струнку, развернулся с почти неестественной гибкой ловкостью — и, прыгнув на промчавшегося мимо зверя сверху, распластался на его спине.
— Рах! Рах! — клинок в кулаке Горьки сверкнул голубым, потом — чёрно-алым, и дейнепар рухнул. Горька — он бил точно под лопатку — перекатился в сторону и с широкой улыбкой оказался на ногах. — Вот так. Остальные где?
Самку, защищавшую пятерых детёнышей, волки зажали на краю болота. Увидев подошедших людей, она утробно захрипела, дёргая головой.
— Эта моя, — бросил Сашка, качая мечом, — ты сегодня уже развлёкся.
Юноша сделал два шага вперёд и нагнулся почти к земле. Потом хоркнул, как дейнепар — и самка тут же бросилась вперёд, почти по-человечески оскорблённая тем, что двуногое существо осмеливается издавать привычные ей звуки.
Сашка не сдвинулся с места ни на шаг. Он сейчас видел лишь одну цель — кроваво-мутный от бешенства глаз.
Острый клинок вошёл именно туда — и остановил самку в полуметре от широко расставленных ног Сашки. Упершись ногой в щетинистую морду, юноша вырвал меч и тщательно вытер его о тушу, потом — всадил в землю и, выдернув, вытер ещё раз — о куртку. Волки приканчивали детёнышей.
— Самца с самкой оставим им, — предложил Горька, тоже вытирая кинжал, — а вот мелочь заберём…
— Куда твоя-то бегала? — Сашка потрепал вожака, сунувшегося под его ласку, по ушам и загривку; волк улыбнулся.
— Не знаю, — Горька начал возиться со шкурой самки. — Носились где-то с Бранкой, вернулись — и молчат.
— Девчонки — и молчат? — Сашка принялся помогать друг другу. — Ладно, всё равно проболтаются… Смотри, жира почти нет.
Горька кивнул, ножом вскрывая череп добычи. Сашка, ухмыльнувшись, достал маленькую деревянную солонку, открыл притёртую крышку, посыпал соль на открывшийся мозг, который Горька ловко очистил от плёнки — и Белкин, ловко подхватив кинжалом студенистый кусок, отправил его себе в рот. Сашка последовал его примеру — но по второй порции взять они не успели. В стороне мелькнула фигура бегущего. Сашка резко тявкнул по-волчьи, человек — а это был Олмер — повернул к ним. глаза германца горели азартом, он раскраснелся от бега и волнения:
— Ребята, на реке — катер!
"Если это патруль — ничего, — Сашка лежал у причала. — Пусть убираются. Пусть живут — потом наверстаем… Но если это опять ищут нас…"
Катер — не очень большой, обтекаемый, какой-то "невоенный" — шёл на малой скорости, почти не поднимая волны. На палубе не было видно вообще никого — ни людей, ни оружия. Но так или иначе — а свернул он к берегу, точно к причалу.
— С-с-с-собака… — охарактеризовал ситуацию Димка, целясь из "тунора" под ватерлинию.
Катер окончательно сбросил ход — и…
— Аоу! Что я вижу — это так меня встречают?!
Несмотря на явно недостаточное освещение, все, конечно же, разглядели спрыгнувшего на берег Мирко. Он выглядел странно — какой-то неестественно картинно-улыбчивый, с непривычно растерянными глазами, совершенно не похожий на себя. Это разглядели сразу все — и Бранка встревоженно спросила:
— Мир, что случилось?!
— Ничего, — Мирко продолжал улыбаться, но при этом не двигался с места — так и торчал на причале у матово-серого невысокого борта катера.
— Ты ранен?! — быстро и резко спросил Сашка. Мирко вздрогнул, словно в него именно сейчас попали… странная глупая улыбка исчезла, и он сказал — как будто прыгая в ледяную воду:
— Ребята четыре для назад наши высадились в двенадцати ключевых пунктах планеты и начали… начали… начали…
Он громко захлебнулся воздухом, поднёс к глазам локоть, как будто сломался сразу по всем суставам и сел — скорей даже — рухнул — на причал.
Изумлённое молчание было ему ответом. И в этом молчании все услышали, как на середине протоки ударила хвостом, играя, вечерняя рыба.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
ПЕСНЯ ЗЕМЛЯН.
Нас не сломит беда,
Не согнёт нас нужда,
Рок всевластный не властен над нами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами!
Пусть чужая орда
Снаряжает суда,
Угрожая всем нам кандалами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда
Мы, земляне, не будем рабами!
Враг силен? — Не беда!
Пропадёт без следа,
Сгинет с жаждой господства над нами!
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами!
Коль не хватит солдат —
Станут девушки в ряд,
Будут жены и дети бороться!
Будь же верен и смел
И возьми, что хотел!
В бой — в ком сердце отважное бьётся!