Олмер довольно хмуро сидел на холмике посреди поляны — как недовольная птица на ветке! — и остальные не сразу сообразили, что он один, когда подняли торжествующий гам, сообщая своему младшему, что все живы и практически здоровы. Но казалось, что Олмер совершенно не рад ни этому, ни вообще возвращению друзей. Он вяло махнул всем рукой и уставился в землю у своих сапог.
— Так, — Сашка взбежал на холмик, — вставай, бери свою половинку и пошли отсюда.
— Пошли, — без промедления, но как-то вяло встал Олмер.
— Эй, а Лулани где? — тут же заозирался Горька. Олмер выдохнул так, что деревья на опушке явно собирались прогнуться:
— Я ей сказал, чтобы ушла и ждала меня в послёке… Мы ведь сюда ещё вернёмся?
— Д-да… но… — Горька недоумённо поднял брови. — Когда? Мы ж сами этого не знаем.
— Ну, это всё равно. Знаете, ребята, — германец огляделся, — не представляю, как бы она смогла… с нами. Ну, вы понимаете.
— Ясно, — Димка незаметно подмигнул остальным, — ты обнаружил, что она слабовата — и… Олмер?!
В руке германца был нож.
— Заткнись! — прошипел он, пригибаясь. — Не смей о ней так говорить!
— Тихо-тихо-тихо, — Горька немедленно втёрся между ними. — Олмер, убери нож. А ты, Дим, заткнись, а?
— Честное слово, ничего дурного я в виду не имел, — Димка хлопал глазами. — Правда…
Олмер кивнул, вбросил в ножны клинок. Переведя дух, снова пояснил:
— Никто же ничего про неё не знает. С нами ей будет трудно… да и нас она задержит. Да, я хотел, я и сейчас хочу, чтобы она была рядом со мной. Но… — он тряхнул головой. — Но я же не до такой степени… эгоист!
Лесные Псы с волчьей стаей, нагрузившись боеприпасами, уходили на север. Они не льстили себе надеждой, что их не обнаружат — конечно же, обнаружат, и очень быстро. Тогда джаго перестанут гоняться за тенями по лесу — и рванут сюда. Сашка решил укрыться среди лесных озёр, соединённых многочисленными протоками, где сам чёрт ногу сломит, а населения — всего ничего. Там можно было запросто отсидеться даже в случае конца света. Другое дело, что людей, уничтоживших стратегический аэродром, будут искать так, словно конец света уже был — и за него надо мстить.
Ещё до начала бегства Галька объяснили волкам, что ждёт их друзей-людей и предложила остаться, затаиться где-то по норам, а ещё лучше — уйти в другую сторону. Девушка ещё и извинилась за то, что люди принесли неприятности волчьему племени.
Волки выслушали всё молча. Потом разом повернулись и следом за вожаком исчезли в шиповниковых зарослях.
— Вот те раз, — огорошенно сказал Сашка, теребя свой "хвост". — Я-то думал… я надеялся, что они останутся…
— Мда, — признал Горька, — скверно. Союзники-то они отличные… да и я, например, уже привык к ним.
Все разочарованно вздыхали и переглядывались, поправляя снаряжение. Но в конце концов винить волков никто не смел — люди ворвались в их жизнь, перемешали её, ничего не дав взамен, ничем не помогая… И всё-таки был в душах неприятный осадочек — словно… не предал, а так, оказался слишком осторожным хороший друг. Иногда такое даже хуже, чем прямое предательство, потому что вроде бы и обвинить — не за что, язык не поворачивается — и прежних отношений уже нет и не будет никогда…
— Ну? — Сашка оглядел своё воинство, выглядевшее куда более потрёпанным, чем обычно. Юные лица — серьёзны и усталы. Усталость въелась в них серой пылью. — Пошли! — он подкинул на спине рюкзак делая первый шаг этого похода — и уже чёрт знает какой по счёту в жизни.
И тут на поляну начали выходить… волки. Они выстроились почти что идеально ровной линией — шестнадцать самцов, одиннадцать самок и тридцать один подросший уже волчонок. Вожак протрусил вдоль строя, словно на разводе караула, что-то коротко рыкнул, стая отозвалась разнообразными звуками.
— Ребята! — ахнула Галя. — Они же идут с нами! Десять самцов!
Вожак потёрся носами со стройной невысокой волчицей, потом — положил морду на морду рыжего самца. Тот заскулил, мотнул хвостом, повёл прочь с поляны ещё пятерых самцов и всех самок с волчатами. Сам же вожак, подойдя к Сашке, вдруг взметнул широкие длинные лапы ему на плечи.
Жёлтые глаза волка умно и открыто смотрели в серые глаза человека.
Первый день почти до темноты они бежали, не останавливаясь, ещё надеясь на то, чтобы вырваться из гипотетического окружения, кольцо которого, конечно же, уже начало смыкаться. Это было уже привычно-ритмичное движение — безостановочное и быстрое. Скользили по сторонам волки — серыми тенями, растворяющимися в сумерках. Когда стало трудно различать, куда ставишь ногу, Лесные Псы просто улеглись — там, где стояли…
…Проспать долго не удалось. Всех разбудил шум винтов винтокрыла. Огромная машина шла над самыми верхушками деревьев, полосуя землю лучами нескольких прожекторов. И люди, и волки замерли внизу. Они не сдвинулись с места, даже когда несколько очередей наугад выжгли вокруг дымные просеки. Видимо, сверху засекли чем-нибудь группу целей, но приняли их за крупных животных и стреляли с досады.
Мимо — всё мимо, к счастью. Но Сашка тут же поднял своих. Конечно, когда винтокрыл вернётся на базу, там найдутся головы посообразительней…
С рассветом они пересекли магистраль, построенную ещё век назад. Шоссе по четыре ряда в каждую сторону было, наверное, единственной (и давно полузаброшенной!) автомобильной дорогой, пересекавшей весь материк. И буквально через секунду после того, как отряд пересёк полотно, по дороге проехала бронеколонна. Медленно, развернув башни влево и вправо в сторону леса. В люках — никого.
— Влупить бы, процедил Дик, тиская пулемёт.
— Давай, — кивнул Димка, — только мы подальше сначала отбежим, чтобы нас не задело, когда тебя с землёй мешать станут… Нам сейчас так и так главное — подальше убраться.
Конечно, тошновато было неподвижно смотреть, как миом ползут чёрные гигантские туши, терзающие дорожное покрытие траками двойных гусениц. Утешало только одно — колонна явно… боялась. Джаго сидели за бронёй и тряслись, не осмеливаясь и нос высунуть наружу.
Что не удалось вырваться — стало ясно довольно быстро, когда сначала волки учуяли, а потом и ребята увидели проезжающих сквозь лес верховых. Их было не меньше полусотни, и ехали они очень широко, страхуя друг друга.
Без единого слова всем подались чуть назад и в сторону. Больше никто не бежал — шли осторожно, "ёлочкой", волки бежали впереди. А вскоре стали ясны и масштабы облавы — когда отряд наткнулся на минное поле. Мины были установлены явно только что, внаброс с воздуха, и так часто, что просто глаза на лоб лезли. Снимать? Пробираться, полагаясь на волчье чутьё и свой опыт? Бранка прошла на двадцать метров вглубь, потратила на это двадцать минут — и вернулась, молча и досадливо махнув рукой.
По кромке поля они прошли три километра, пока наконец Горька не сказал задумчиво и проникновенно:
— Теперь я в самом деле вник, насколько богат Альянс. Сколько же они сюда всадили денег?
— Главное — когда успели, — угрюмо буркнул Сашка. — Вот ведь ублюдки…
— Мы их всё равно обнесём, — уверенно сказал Горька, раскладывая на спине упёршегося ладонями в колени Олмера, трофейную карту. — Смотрите. Ещё километр — и будет река. Попробуем пробраться по ней, а?
Отфыркиваясь, Дик вынырнул на поверхность. ручейки стекали по его волосам. Стуча зубами, мальчишка покрутил головой:
— К-к-ключи бьют, — пояснил он. — Т-т-т-т… там сеть. С. Стальная.
— Так. Ясно. Боны поставили, — Сашка прикрыл глаза, на скулах обозначились желваки.
Сидя в зарослях таволги, они с остервенением смотрели на перегородивший реку серо-зелёный плоский монитор — броневую низко сидящую тушу с крупнокалиберной пушкой и торчащими вверх многочисленными стволами и ракетными жерлами. По сторонам курсировали четыре вооружённых баркаса, выписывавшие по ночной воде причудливые петли.
— Сволочи, — согласился Дик, отжимая волосы. Всё тело его покрывали крупные мурашки, он непроизвольно вздрагивал.
— Сколько там может быть рыл? — спросил Горька. Он полулежал на животе, подпирая голову руками — и как всегда грыз веточку.
— Полсотни максимум, — предположила Галя, — небольшой же. Да и зачем больше?
— Меньше, — возразила Машка. — Ты людей считаешь.
— Ну да, точно…
— Чувствую, придётся мне сегодня снова работать, — вздохнула Люська.