На этот раз Горька и Сашка молчали. Все остальные давно уже спали, пользуясь хоть такой положительной стороной ловушки. Но командир и его лучший друг ждали результатов от Люськи…
"Похоже, на этот раз всё-таки конец, — думал Сашка, слушая, как плещется в реке рыба, как нудно зудят комарики-гладыши, выслеживающие свою добычу с камышей. — Нет, ну а чего ты хотел? Чтобы простили аэродром? Нет, за всё надо платить. Нам и так повезло. А операция эта — просто конфетка, после такого и умереть не жалко… нет. Жалко. Всё равно жалко, особенно теперь…"
"Ну вот надо же такому случиться… — Горька ладонью прикрыл зевок, — …случиться такому именно когда Олмер нашёл себе девчонку. Кстати, она ничего, симпатичная. А бедный парень аж с лица спал… Странная штука — любовь. Уж, казалось бы, где ей не место совершенно — так это на войне. А всё равно…" Он подумал о спящей Гале и с неожиданной злостью посмотрел на реку, где по-прежнему лежала на воде уродливым шипастым чудовищем туша монитора.
— Дорого бы я дал, чтобы выпутаться из этой истории, — нарушил наконец-то молчание Сашка.
— Где же твоя жажда приключений? — иронично спросил Горька, удобней устраивая ноги.
— Не знаю, — пожал плечами Сашка и дружески подтолкнул Горьку плечом. — Думаю, её унёс вооооон тот ночной вампир[52] величиной с оленя.
— Мы будем шутить, даже если нас повесят за ноги, — приглушённо засмеялся Горька.
— Я лично — буду, — уверенно сказал Сашка. — Кстати… возможно, скоро у нас появится такая возможность.
— Люська идёт, — Горька приподнялся.
Девушка выглядела очень усталой, даже пошатывалась — и Горька поддержал её.
— Ну? Какие новости? — голос Сашки был отрывист и сух. Люська покачала головой:
— Похоже, нас взяли в оборот. В пяти часах за нашими спинами — всадники. Много. Несколько сотен. На флангах высажены тактические десанты. Путь на север закрыт минными полями и монитором. Под рукой у врага — полдюжины ударных винтокрылов. С рассветом нас кончат, мальчишки.
Все машинально поглядели на небо. До рассвета оставалось часа четыре.
— Поспи, Люсь, — ласково сказал Сашка. — Ты молодец, а теперь поспи.
Устало кивнув, девушка послушно отправилась к кустам в десятке метров от берега, где спали остальные.
— Я больше боюсь, что кого-то живым возьмут, — признался Сашка. — Выручать-то будет некому… — он сел, потянулся. Горька передёрнулся, взял себя за локти, кривовато улыбнулся:
— Да уж, веселье тогда будет… Я терпеть не могу аргументов вроде раскалённого железа, иголок под ногти и члена в заднем проходе… — он опять передёрнулся. Сашка прищурился:
— Ты что, никак боишься? С каких пор ты стал бояться смерти-то?
— Не смерти, — буркнул Горька. Постучал пальцами по колену, опять криво улыбнулся. — Ну да ладно, тут тоже всё от нас зависит… Знаешь, я бы сейчас дорого дал, чтобы музыку послушать. Нашу волну. Ты помнишь? — он насвистел позывные пионерской радиостанции. — Я так и не смог забыть, хотя был совсем маленький…
— Перестань, — оборвал Сашка друга. — Это называется — сыпать на рану соль.
— Как ни называй — ничего не изменится, — вдруг со страшной, кипящей злостью сказал Горька, Сашка даже отшатнулся. — Неужели мы так и будем сидеть и ждать, пока нас прикончат?! — он стиснул кулаки и ударил ими по земле.
Проснувшийся волк высунул голову из кустов, сонно посмотрел на людей, зевнул с постаныванием и уполз обратно.
— Во всяком случае — не я, — Сашка туже перехватил свой волосяной хвост. Горька покосился на него:
— У тебя есть план?
— Предположим, — задумчиво согласился Сашка, — но он попахивает авантюркой.
— О этот чистый, бодрящий запах! — Горька осклабился. — Когда ты последний раз такое сказал, мы угнали винтокрыл… впрочем, нет. Это был мой план. Я согласен на любую авантюру, лишь бы не сидеть тут на бережке и не ждать, когда явятся гости, которых мы всё равно не сумеем принять, как следует!
— Тогда слушай, — Сашка устроился удобней. Странно-мечтательная улыбка осветила его лицо, как фонарик. — Что, если нам захватить монитор? Добраться вплавь, захватить и взорвать?
Горька возбуждённо ёрзнул на месте:
— Ого себе планчик. Я — за. Остальные, думаю, тоже.
— Остальные пусть спят, — вдруг продолжил Сашка. — Планчик, как ты выразился, и правда "ого себе". И выполнять его буду я.
— Со мной, — голос Горьки звучал спокойно и безапелляционно. Сашка пожал плечами:
— Ну, с тобой-то спорить бесполезно, да и не спишь ты… Ждать не будем?
— А чего тут ждать, — Горька начал расстёгивать пояс.
Они остались в одних кожаных штанах. Засовывая за их ремень обрез, Горька спросил:
— Тебе клёши твои плыть не помешают? Сашка мотнул головой, аккуратно обвивая живот детонационным шнуром, предложил, потом, пристёгивая меч за спину:
— Обойдём боны по берегу. Ну, пошли?
— Ага, — Горька повёл плечами, посмотрел в глаза другу. — Ну… будем надеяться, что всё сложится хорошо.
— Не может быть плохо, если мы что-то делаем вместе, — Сашка подставил ладонь, и Горька по ней весело хлопнул. — Вперёд!..
…Они соскользнули в воду ногами вперёд прямо с берега. Тут сразу оказалось глубоко, тёплое сильное течение вилось вокруг тела. Юноши плыли брассом, выставив над водой лишь головы. Их волосы шевелились в воде, словно диковинные водоросли. Когда мимо проходили баркасы — оба молча и тихо глубоко ныряли, и свет прожекторов таял в тёмной струящейся воде.
Монитор был тёмен и неосвещён. Заглушки защищали всё, ни единого лучика света наружу не пробивалось, и палуба — пуста, только один часовой ходил вдоль борта.
По ногам полоснула холодная струя — это, видно, сюда попал Дик, когда плавал на разведку. Страха не было ни у того, ни у другого, думали они одинаково: "Прорвёмся, не привыкать!" Отсюда, с воды, монитор казался огромным, он походил на плавучую крепость, воздвигнутую посреди реки назло Лесным Псам — чтобы погубить их…
…Горька первым коснулся — не рукой, а плечом — звеньев якорной цепи, уходившей в клюз в метре над его головой. Пальцами ноги нащупав одно из звеньев под водой, он уперся в него и осторжно, чтобы не плеснуть, выметнулся из воды, положив ладони на края клюза. Потом перенёс ногу через борт и оказался на палубе. Помог выбраться Сашке, и они присели за башней — решать, где может храниться боезапас.
Где-то грохнула дверь, и голос джаго что-то требовательно прохрюкал. Ему откликнулся другой — откуда-то с кормы. Широкий луч света упал из открытой двери, а с ним…
Юноши затаили дыхание. Там, внутри, говорили по-английски!
— …группа "МакЦехт". Под нашими ударами пали последние рубежи обороны сектора. Враг больше не отступает, враг просто бежит. Сейчас мы обращаемся к нему — по-прежнему на нашем языке, его поймёт любой: сдавайтесь! Складывайте оружие и прекращайте сопротивление — это ваш единственный шанс спасти свои жизни. Война вами проиграна. Вы знаете это, и лишь ваш страх не даёт вам сдаться. Вам нечего бояться — мы не будем мстить сдавшимся. Но те, кто посмеет продолжать сопротивление — будут убиты. Мы знаем так же, что нас слышат сейчас наши братья, люди Земли, превратностями войны заброшенные в плен и рассеянные по планетам сектора. Вам больше не нужно надеяться, потому что наша победа — это уже не надежда, это реальность. Мы идём. Мы пришли. Слушайте нашу песню — и, повторяя её слова, смотрите в небо. Осталось недолго!
Сашка и Горька вздрогнули — голос сменился на русский:
— Нас не сломит беда,
Не согнёт нас нужда,
Рок всевластный не властен над нами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами![53]
Кто-то из джаго что-то закричал, послышался топот, звяканье, механический вой, поющий голос оборвался. Юноши в темноте смотрели друг на друга. Глаза у них горели, оба улыбались во весь рот.
— Слышал? — выдохнул Сашка. Горька лишь кивнул — у него перехватило дыхание. — Это наши. Они уже идут. Это же секторная передача, ты понимаешь?! И это… Горь, это же радио!!! Они рядом! Совсем рядом!
Совершенно забыв, где они находится, друзья обнялись, ткнувшись лбом в лоб. Им казалось, что и ночь светлей (но — только для них!), и звёзды подмигивают, и Неразлучный улыбается, и даже тихая волна выбивает по броне вражеского монитора "никогда, никогда, никогда, никогда, мы, земляне, не будем рабами!" И что — умереть в такое время?! Ну нет!
— Попробовать, может быть, взорвать погреб под башней? — шепнул Сашка. — Наверняка тут весь основной боезапас.
— Давай попробуем, — пожал плечами Горька. — Пошли…
…Башня монитора была ничем иным, как башней старого джагганского тяжёлого танка, которую целиком переставили на палубу — с её орудием на земной калибр примерно 300 миллиметров. В сухопутных боях такие танки давно уже представляли, несмотря на устрашающий внешний вид, лёгкую добычу для землян, но в качестве орудия поддержки такая "дура" была очень и очень серьёзной вещью. В башню вели две боковых двери на скрытых петлях — стодвадцатикилограммовые плиты брони. Нечего было и думать как-то открыть их тайно и бесшумно. Их, пожалуй, и подорвать-то было непросто.
— Так, и что делать-то?! — Сашка машинально потёр плечо, на котором остались сизые хлопья краски с борта.
— Слушай… — Горька хмыкнул. — А давай просто тихонько постучим, а?
Секунду Сашка непонимающе смотрел на друга, потом тихонько засмеялся:
— Давай!
Прижавшись спиной к броне, Сашка осматривался. Горька поставил ногу на скобу под дверью и стукнул в металл костяшками пальцев. Металл отозвался еле слышно, но почти тут же раздался щелчок, дверь приоткрылась — кажется, тем, кто находился внутри, просто лень было её открывать полностью. Кажется, джаго изнутри что-то хотел спросить, но плохо видел со света — и… Горька аккуратно придержал падающий труп, прошептав с раскаяньем:
— Прости, любимый, так получилось…
Они с Сашкой по очереди скользнули в щель — для них вполне достаточную.
Внутри башни были ещё трое — двое дремали, один что-то рассматривал на выпуклом экране. Оттолкнувшись ногами от порога, Горька буквально упал на него, Сашка, резким рывком втянув внутрь труп, с натугой закрыл дверь. Метнулся к просыпающимся, заколол оного ударом в грудь, второму упёр меч в горло и сказал тихо:
— Закричишь — убью.
Это было лишним — джаго по привычке своей расы опорожнил кишечник и остекленело смотрел на невесть откуда возникших в башне землян, разделавшихся за секунду с его сослуживцами.
Горька осмотрелся. Внутренность башни по земным меркам была просторной, как жилая комната. Почти надвое её делил автомат заряжания. Один снаряд сидел в казённике.
— Артиллерийский погреб — под нами? — спросил Сашка, покачав мечом. Джаго выдавил что-то в знак согласия. — Вход в погреб из башни есть, или там сплошная автоматика?
— Под моим сиденьем, — выдавил джаго. — Ещё из жилых отсеков и из носа. Там стоят часовые. Не убивайте меня. Я не хотел воевать. Меня зас…
— Убей его, — прервал джаго Горька. — Он всё равно сидит на этом самом входе и нам мешает.
— Я могу встать… — джаго с готовностью начал подниматься, и Сашка его заколол. Горька заворчал, спихивая тело на пол:
— Сразу надо было, говорить ещё с ним… Давай, отваливай кресло. Надо спешить.
Под креслом в самом деле обнаружился люк. Видимо, им давно не пользовались, но люк был в исправном состоянии — а большего от него и не требовалось…
…В погребе было сухо и тихо. Над стеллажами горели белые плафоны. Отдельно лежали, поблёскивая буро-серой смазкой, остроконечные чушки снарядов, отдельно — желтоватые тканевые заряды.
— Неплохо долбанёт, — Горька поочерёдно аккуратно и тихо заблокировал обе двери. — Нос этой дряни оторвёт уж точно… Слушай, может, нам прихватить пару баркасов?
— Там посмотрим, — Сашка обматывал детонационным шнуром один из стеллажей. — Ну вот… что это?!
— Сюда! Скорей сюда! — заорали наверху. Метнулась тень; Горька выстрелил вверх из дробовика с вытянутой до отказа руки, но люк уже лязгнул. Послышался грохот.
— Сюда! — Горька одним прыжком достиг двери в нос, распахнул её. Часовой в это время как раз собирался заблокировать её снаружи, но Горька уложил его ударом кинжала. Позади щёлкнуло, зашипело, и Сашка толкнул Горьку:
— Бежим. У нас полминуты.
Дверь из носовой части была не закрыта. Ведущая к ней крутая лестница была чем-то измазана, и Сашка, махнув на неё прыжком, поскользнулся и полетел обратно. Его правая ступня попала между ступеньками — и юноша вскрикнул:
— Нога!
— Скорей! — Горька подхватил Сашку и начал карабкаться наверх. В башне загремел люк, послышался крик. Это было как в страшном сне. Выбив спиной дверь, Горька, рванув за собой Сашку, упал за борт.
Взрыв произошёл в тот самый момент, когда они упали в воду.
— Что?! — Дио ударил обеими кулаками по столу. Яростно дыша, раздельно спросил: — Вы. Их опять. Упустили?
— Они взорвали монитор… — бормотал стоявший перед ним офицер-джаго. Он был выше сторка на две головы — и всё равно казалось, что смотрит на Дио снизу вверх. — В суматохе угнали два баркаса… мы преследовали… они бросили баркасы северней… мы нашли уже пустыми… сейчас мы их преследуем по пятам…
— Они прошли на баркасах тридцать луакк[54] по реке, — тихо сказал Дио. — Тридцать луакк, пока вы бегали вокруг своего бронекорыта. Им сейчас не больше десяти луакк до озёр. О Сила Сил, вы вообще что-то можете сделать не левой ногой? Вы в самом деле не понимаете, что они ушли, ушли от вас?
— Мы задействовали лучшие группы… их возьмут… я гарантирую…
— Довольно!
Дио ударил перед собой кулаком. Стремительно — но не коснувшись джаго, в воздух. Но… тот не успел даже вздрогнуть. В его голову словно ударило бревно старинной стенобитной машины. Голова вмялась внутрь самой себя, из жуткой мешанины ударили кровь и мозг. Джаго мёртвым рухнул на пол.
Дио, с присвистом втягивая воздух, подал сигнал ладонью. Двое сторков в лёгких доспехах, подойдя к трупу, молча поволокли его прочь. А Дио упал в раскладное кресло, рывком распахнул ворот поддоспешной куртки. Тяжело дыша, прикрыл глаза — сейчас его лицо казалось старше самого себя на целую бездну времени.
— Почему? — бормотал он. — Ну почему им всегда всё удаётся?! Группа детишек водит нас за нос — о Предки, о Предки, да о каких вообще тогда победах можно говорить?! Провались оно… провались в лёд…
Лежавшая на столе рация издала требовательный сигнал. Дио перегнулся через ручку кресла, дотянулся до аппарата.
— Слушаю, Дио, — сипловато от ещё не ушедшего бешенства сказал он.
— Слушай, Дио, — согласились на том конце, и сторк зримо представил себе длинную тонкую нить канала связи. Голос говорил на хорошем старом языке Сторкада, но — это говорил не сторк.
— Кто ты и почему говоришь по этому каналу? — Дио сел прямо.
— Потому что хозяин аппарата мёртв, — сообщил собеседник. — Не скажу, что меня это радует, необходимость убивать фактически после конца войны, но что есть, то есть.
— Ложь, — быстро ответил Дио, уже зная, что это правда.
— Как знаешь, — согласился собеседник. — Уходите оттуда, Дио. Мы скоро придём и уже не дадим никому уйти. Вам больше нечего искать и ловить. Уходите, — в голосе землянина вдруг появилась настоящая печаль, — потому что мы не хотим больше вас убивать. Дио?
Ответа не было — юный сторк швырнул аппарат в опорный столб, так, что столб покачнулся, а гарнитура со щелчком разлетелась. Некоторое время Дио сидел, запустив в волосы растопыренные окаменевшие пальцы, склонив голову. Потом распрямился — в глазах поблёскивало зелёное пламя.
— Ничего, — тихо сказал он. — Ничего, ничего. Всеотец[55], ты слышишь меня? Ничего. Мы не отступим. Я не подведу. Мы ещё повоюем.
Он вытянул руку вбок, нашарил кнопку на переносном пульте и, нажав её, запрокинул голову на пружинящую спинку, слушая рванувшееся из небольшого мощного динамика -
Цвет белый — безумной чести,
Цвет серый — холодной стали.
Мы живы, пока мы вместе,
Мы болью единой стали.
Потеря бьёт кровью в горло,
На миг застывает тело.
Но, головы вскинув гордо,
Мы вспомним, что вновь сумели
Возвратиться домой, снова выиграв бой
Со своей Судьбой и с самим собой.
Завтра снова кровь вырвет нас из снов
И поверх голов пронесётся вновь.
Вперёд! Пока мы дышим,
Пока есть ещё, что терять.
Вперёд! Стучат всё тише
Сердца… Чтоб убивать.