Восстание Маликании

Орум Малик. Часть 3

— Что они сделали с тобой? — не веря в происходящее, прокричал генерал. — Тебе промыли мозги?! Точно, их лидер наверняка владелец розового илуния, промыл тебе голову, и сейчас, ты под его влиянием!

Зетральд снял шлем, чтобы отец смог разглядеть лицо, убедиться в том, что перед ним наследник.

— Увы, отец, но я даже никогда не встречался с ним, — Зетральд сделал шаг вперед, Эбекам шаг назад, словно пытается отсрочить неизбежное.

— Я не верю тебе, это ложь! Ты не мог предать свой народ, не мог предать меня! Я бы заметил, я бы заметил это! — крылья ярче вспыхнули за спиной генерала, отозвавшись на бурлившую в нем ярость. — Ты мой сын, мой наследник, моя плоть и кровь! Очнись Зетральд, прекрати это безумие и давай вновь направим наши мечи против врагов империи!

— Лера̀тия, — сказал Зетральд одно единственное слово, которое ничего не значило для отца, но для него значило все.

— Лератия?! Что это?!

— Не что, а кто. Девушка, маликанка, которую ты отнял у меня, перед этим отдав нашим охранникам.

Кулаки Зетральда сжались от вскипевшей ярости, ее крики пронеслись у него в голове, смех муликанских надзирателей был когтями, терзающими душу и сердце. Эбекам вспомнил, это стало ясно по его глазам, теперь он понял, что умрет.

— Лератия? — рассмеялся он с отчаянной злобой. — Мой единственный сын хотел связать свою жизнь с вещью, с рабыней! Тебя бы убили за это, я не мог допустить этого! Из-за твоей любви под ударом оказался весь наш род! Неужели эта сука так и не покинула твою голову за тысячу лет?! Ты готов предать весь наш народ из-за одной маликанки? В мире полно чистокровных муликанок, которые с радостью сядут тебе на член и будут готовы делать, что угодно, а тебе нужна лишь та страшная потаскуха?!

— Ты оскорбил ее в последний раз, — предупредил сын. Сопла за спиной громко зашипели, глаза стали двумя молниями, танцующими в гневе обладателя. Его лицо приняло мучительный вид из-за съедающей его ненависти, зубы оскалились в сжатых челюстях. — Я любил ее, она была моей, больше никогда мне не доводилось испытывать подобных чувств! Ты отдал, отдал ее им на моих глазах, и она затрахали ее до смерти! Я никогда не прощу тебя и этот ублюдский народ, муликанцы сдохнут из-за тебя! Тебе было проще освободить ее и сделать одной из нас, чем меня снова одним из вас!

Зетральд сорвался с места, клинки оцта и сына встретились вместе, между ними проскочили искры, раздался низкий визг, и в точке соприкосновения расцвела огненно-серая сфера, словно пламя смешалось с ветром.

— Что это? Облака стали вдруг такими густыми, — сказал по связи один из единокровных, глядя из иллюминатора корабля на поверхность планеты. Тысячи шаттлов продолжали пребывать, прячась внутри чрева арахнодредноута. Скоро прибудут последние, воин внутри вел отсчет времени, когда они покинут это ужасное место.

— Это не облака, — поправил его другой единокровный. — Это гнев палача.

Планета Орум скрылась за непроницаемой серой завесой, и лишь в одном месте сквозь непробиваемые облака просачивалась огненная буря, светясь и грохоча, словно гром и молния. Эбекам отбивался от миллионов ударов, точных и смертоносных. Они кромсали его защиту, шинкуя постоянно восстанавливающийся барьер. Долго так продолжаться не могло, и генерал воззвал к своему илунию. Огненный столб закружился вокруг него и разошелся в стороны, лавовые столпы прорывались из земного чрева планеты, поднимаясь в облака. Она расползались по небу, как масло по сковороде, заполняя пространство, а затем обрушивались вниз бесконечными лавовыми каплями. Города исчезали, горы становились плато, затем равнинами и, наконец, глубокими впадинами.

Миллиарды жертв были не важны, только битва этих двух.

— Я убью всех маликанских выродков на этой планете! Из-за тебя, миллиарды детей погибнут в муках!

— Мы отомстим за них во много крат, но не думай, что при этом я позволю выжить на этом мире хотя бы одному никчемному муликанцу!

Они встретились вновь лицом к лицу, скрестились клинки. Крылья Эбекама, словно лапы паука разили из-за спины, отвечая на ураган ударов Зетральда. Он исчез и нанес удар из тени, словно световой метеор. Генерал скрестил перед собой крылья-лезвия в одной точке, сделав их похожими на недостроенную паутину. Оба клинка Зетральда вонзились в них, прогнув вовнутрь, но защита устояла и на краткое время отец и сын смогли посмотреть в лицо друг другу.

— Вам никогда не свергнуть империю Муликан! Она одна из самых сильнейших, и тебе это прекрасно известно! Вы все сгинете в огне армады, никому из вас не сравнится с императором, а при встрече с Энерайзом вы узнаете, что такое отчаянье!

— И все же, мы попытаемся, — почти спокойно ответил Зетральд. Его руки дрожали, играя в противостоянии сил с отцом.

— Ты идейный глупец, Зетральд, вся твоя священная война основана лишь на том, что кто-то позабавился с твоей шлюхой! Думаешь, почему никто не посмел атаковать Муликанию, дабы прекратить рабство, которое везде запрещено?! Думаешь, почему даже напыщенный Марендрайт ограничивается одними лишь громкими речами?! Думай! — Эбекам коварно ухмыльнулся под шлемом, завидев на лице сына сомнения. — Вы застали нас врасплох, потому что никто, и подумать не мог о восстании этих ничтожеств! Очевидно, ваш лидер важная шишка где-то на самых верхах, раз смог обеспечить вас столькими кораблями и жизнями. Но ваш лимит неожиданности кончится здесь. Великая армада вернется из покорения н-галактик и тогда… — Эбекам рассмеялся, представляя это зрелище.

Зетральду стоило огромных усилий, чтобы сдержать себя в руках, не поддаваться на провокации. Но слова о возвращении армады стали по истине шокирующими. В этот самый момент, пока отец и сын сражались за то, что им дорого, каждый из них своей силой методично выкашивал население. Туман Зетральда окутал всю планету, его плотность вытиснила весь воздух и смертные муликанцы или малые круги начали задыхаться. Те же, кто посильнее, становился жертвой призрачных клинков, убивающих их одного за другим. Лишь гвардейцам и паре десятков мастеров шестнадцатого круга удалось легко справиться с задачей, но они были заняты возней в космосе, пытаясь не дать врагу уйти. Маликанских детей, что остались на планете, туман окутал, но не поглотил, став им комнатами, в которых остался воздух. Эбекам в свой черед чувствовал эти комнаты, ибо в них почти не было илуния сына. Эти свободные пространства он заливал лавой, огонь пожирал детей, как ненасытное божество, требующее больше жертвоприношений.

— Сжигай, пожирай, заселяй, — напомнил Эбекам один из главных кличей Муликан и с горечью улыбнулся.

Зетральд ощутил, что все дети мертвы и его чаща скорби переполнилась. Оживленная планета в один миг превратилась в безжизненный шар с пустыми городами. Тридцать миллиардов жизней стали ветром, что унесся в неизвестность. Больше не было нужды в трате такого количества илуния, как и не было времени выяснять отношения. Севатимы сконцентрировали все свои силы в один удар, чтобы решить их разногласия раз и навсегда.

— Я искренне желал сильного наследника, — сказал Эбекам, копя свои силы. Они стояли напротив друг друга в трех метрах, концентрируя мощь. — Спустя тысячи мертвых сыновей и дочерей, предки подарили мне тебя, сильнейшего из нашего рода и сильнее многих в Муликании. Видимо это их кара за мое излишнее самодовольство.

Зетральд промолчал, давая понять, что более не желает ничего слушать. Генерал воинственно закричал, поднимая меч к небу, дабы предки услышали его клич. Из пепла мира восстали огненные тридцати этажные гиганты, лавовые муликанцы закричали вместе с ним, поддерживая верного сына Муликании. Туман дрогнул перед ними, расходясь в стороны, каменные плиты стали их доспехами.

— За Муликанию!

— За тебя, Лератия, — тихо прошептал себе под нос Зетральд, бросаясь вперед.

Гиганты обрушили свою ярость на предателя, раскалывая землю своими ударами и оставляя глубокие расплавленные дыры идеальной формы. Жар был таков, что плавил все вокруг, даже барьер Зетральда. Туман стал тысячей разящих копей, что пронзили гигантов, он стал косами, что закружились вокруг великанов, разрубая их на ровные части. Они падали с криками, теряясь в лавовом океане, стремясь подняться вновь, чтобы помочь Эбекаму. Зетральд ударил в лобовую, генерал смотрел на гигантскую ветряную косу, что мчится на него, рассекая надвое даже огонь. Его крылья извергли огненные линии, он ударил всем, что есть, но все это было уничтожено силой сына. Туман скользнул к нему, описав кривую дугу от паха до плеча, и генерал рухнул в свой же огонь. Лава быстро исчезла, стало неожиданно холодно и пусто.

Оставшимся глазом Эбекам посмотрел на ноги сына, поняв, что тот стоит на двух обрубках, что остались выше коленей, броня стала оплавленной чешуей, слившейся с кожей в адской боли. Плоть возвращалась к наследнику на глазах, забирая остатки илуния.

— И все же, великая птица Кежахиш принесла мне в когтях невероятно сильного наследника, — он поднял умирающий взгляд к верху, сын с презрением глядел на него сверху вниз, как на мусор. — Ты сломаешь цепи, сын мой, лишь для того, чтобы выковать новые, но для своего народа и самого себя. Маликанцы никогда не простят нам тысячи лет рабства, как и мы не простили им когда-то.

Эбекам Севатим испустил последний вздох, покинув этот бренный мир с улыбкой на лице.