Мальдрус взобрался на куполообразную крышу, черные столбы дыма протянулись вверх, наклонившись от сильного ветра. Окрестности сотрясались войной, раздробленные небоскребы горели, посреди улиц лежали мертвые муликанцы и горящие остовы техники. Гладиаторы оказались превосходными воинами, их боевой опыт и мастерство были неоспоримы. Взгляд, не медля, уцепился за маленькие фигуры вдалеке, что заполонили крыши и этажи на той стороне большой площади, окружавшей транслятор.
— Ублюдки… — прошипел Мальдрус, когда увидел, что они затеяли.
Раздался первый залп, грохотом донесшийся издалека. Пусковые установки обрушились на оборонительные позиции. Энергетические сферы ударили в стены, заполняя всю площадь, они стремительно расширялись, постепенно вытягиваясь в грибовидное сияние. Древесина, сотканная из сплошного илуния Мальдруса, встала прочной стеной для защиты воинов. Маликанец выдохнул, убедившись, что потери минимальны. Атака требовала ответа, кровь за кровь. Мальдрус направил винтовку в сторону зданий, тонкие лучи пищали один за другим, улетая прочь к ветеранам Энерайза.
Верхние этажи стирались в беспощадной энергии, растворяясь в темно-зеленом огнище. Многие ветераны уже спрыгнули на землю, бросившись врукопашную. У подножья базы завязался бой, здание трясло, и маликанец боялся, что оно будет разрушено раньше, чем хакер успеет взломать систему. Нужно было что-то придумать, дабы этого не допустить. Пармид Варл замер в одной позе, скрывшись за высокой насыпью, упавшей с верхних этажей. Он спрятался около самой верхушки, так, что лишь дулу было позволено, открыто смотреть на Мальдруса. Варл спустил курок, отдача хлынула ему в плечо, продолжая давить, будто пресс. Голубой луч в мгновенье пересек улицу, ударив маликанца в левую лопатку, и врезался в крышу прямо перед его лицом.
Пармид Варл с наслаждением наблюдал, как голубая сфера разносит крышу, как тело маликанца исчезло в этой буре. Она была сильней обычного, ибо Пармид бился на своей земле. Он встал на ее защиту, желая любой ценой уничтожить врагов. Тот, кто покушается на его родину, должен был вполне ощутить на себе гнев владельца голубого илуния. Пока на крыше бушевала смерть, маликанец спрятался под ней, улыбаясь в ответ своему убийце. Он укрепил поверхность здания древесиной, что сплелась под крышей подобно змеям. Мальдрус лег на один из стволов, целясь прямо сквозь бурю. Он запомнил угол полета и вычислил место, откуда стрелок произвел выстрел.
Нужно было отдать должное убийце, ибо даже Белиндору пришлось повозиться с его вторым «я». На создание марионетки Мальдрус потратил ровно половину илуния, еще неплохое количество пришлось отдать на защиту воинов. Пыль не успела осесть, серые клубы дыма поднимались вверх, скрывая то, что творится внизу, грохот едва донесся до ушей Пармида, когда последовал ответный удар. Окрестность вспыхнула зеленой вспышкой, световой луч пронесся в мгновенье ока, долетев до высокого небоскреба в десяти километрах от транслятора. Город загромыхал в стороне, тысячи сменяющих друг друга вспышек затанцевали среди камня и зеркал, кровожадная энергия вырвала целый миллионный квартал из тела зеркально-черно-оранжевого града, оставив после себя идеально ровную сферообразную дыру. Будто некто приложил раскаленный стальной шар к куску масла.
На миг мир замолчал, прислушиваясь к дыханию смерти. Воины гадали, выжил ли кто-нибудь в этом ужасе? Энерайз был в гневе, он жаждал отомстить за эти разрушения, дух патриота рвался наружу, желая получить контроль над разумом.
— Терпи, дружок, тебе еще долго придется смотреть на то, как мы разрушаем твой любимый город и убиваем сотни тысяч рабовладельцев, — дразнил Белиндор, продолжая наращивать мощь своих ударов. Тем не менее, нечто очень сильно волновало бринрока, не давая ему покоя. Он рисковал, ударяя так, что одно неряшливое попадание могло бы крупно повредить этот мир, оставив на нем ужасный шрам. Но каждый раз, в ответ армагеддону была лишь тишина. Рев агонии обращался в шипение сталкивающихся энергий, гибель мира заменялась несокрушимостью Энерайза, будто пока он стоит на этой земле, мир не падет, смерть не заменит жизнь.
Между его подначиванием и осмыслением непоколебимости прошел миг, что быстрее света, мозг мгновенно обработал информацию. От того еще страннее выглядело, когда ухмыляющийся бринрок вдруг из весельчака обратился в яростную бурю. Берсеркера, что бьет, вкладывая в удар всю силу и мощь, не заботясь ни о защите, ни об увороте.
— Почему. Я. Не могу. Разорвать тебя на части! — Белиндор бил и бил, наконец, решившись ударить исключительно по планете.
Он отбросил Энерайза, как можно дальше, подстегнул свой уровень илуния отрубанием левой кисти и обрушил все, что получил на мир. Со стороны могло показаться, что эти действия безумны, неоправданны и ставят всю операцию под вопрос. Но опыт бринрока говорил ему о многом и не раз спасал в сложных ситуациях. Во-первых, планету столицу не сломать так просто. Даже Лейдергаду придется изрядно попотеть, чтобы вскрыть самовосстанавливающееся ядро укрепленного на максимум мира. Во-вторых, Белиндор даже не был уверен, что ему удастся разнести хотя бы этот город и не потому, что не доставало сил. Его гнев опустился на мир, секира, искрящаяся энергией, вонзилась в землю, и та содрогнулась. Земля раскрыла свое нутро, улица заходила ходуном, здания накренились и с жалобным скрипом посыпались вниз. Широкий проспект засыпало бетоном и сталью, аэрокары сыпались дождем с внутренних стоянок внутри высоченных небоскребов.
Посреди всех этих разрушений Белиндор стоял, расставив ноги на ширине плеч и слегка опустив плечи. Он крепко сжимал свою секиру, древко дрожало в его ладони, пока вторая заканчивала восстановление. Великан сомкнул свои челюсти, скулы натянулись от напряжения будто струны. Это были не те разрушения, которые обязаны были быть, не та сила, что вырвалась из него. Бринрок задумчиво опустил подбородок, пока целая улица рушилась ему на голову, разбиваясь о красный шарообразный барьер. Почему? Как?
— Я знаю, чего ты добиваешься, — раздался голос за спиной. Энерайз стоял в десяти метрах, по-прежнему непоколебимый и несгибаемый, но… что-то в нем изменилось. Белиндор уловил это, как хищник, чуявший кровь своей раненной жертвы, как слепец, чьи чувства обострились, чувствует опасность. Он уловил дуновение слабости, что появилась в Энерайзе, едва уловимую брешь в надменной самоуверенности. Белиндор промолчал, зная, что врагу еще есть, что сказать.
— Ты вкладываешь в удар все больше и больше сил, но не понимаешь, почему этот мир не поддается тебе, почему вместо того, чтобы сгореть, он продолжает стоять, насмехаясь над тобой, — продолжил Энерайз, позволив себе ухмылку. — Наша битва одна из тех, что может длиться вечно! — Энерайз прокричал со всей силы, илуний отозвался на эмоции хозяина, сдвоенная волна разлетелась в стороны. Камни задрожали, балки поднялись в воздух. Белиндор смотрел вокруг себя, не веря глазам. Разрушенный им мир восставал вновь во всей своей красоте, дома поднимали свои головы, выпрямляясь подобно гордым юнцам. Хаос упорядочился силой Энерайза, муликанец вызывал к себе уважение и честь от мысли о битве со столь великим мастером. — Я знаю, зачем вы пришли, я ждал вас здесь. У вас ничего не получится, вы проиграли с самого начала, — Энерайз окинул распростертыми объятиями улицы вокруг себя, войну, что терзала и разрывала этот город. — Все это, изначально было лишь прелюдией перед настоящим.
Белиндор оскалился, готовясь к очередной схватке, которая с самого начала казалась ему бесконечной петлей обменов ударами. «Я же говорил им, не нравится мне все это…»
Пармид Варл сбросил с себя груду камней, слегка откашлявшись после того, как рухнул вниз вместе с домом. Лишь пламя голубых глаз выдавало в серой пыльной туче наличие воина. Он зашагал вперед, карабкаясь по глыбам то вверх, то вниз. Среди обломков изредка попадались воины и гражданские. Варл ничем не мог им помочь, лишь мысленным прочтением молитвы великой птице, что присмотрит за их душами на той стороне. В последний момент ему удалось ускользнуть от неприятностей, но ударная волна все равно не пощадила его и округу. Пармида швырнуло в один из домов, а затем камень скомкался бумагой, заперев ненадолго муликанца.
Игра затянулась, Энерайз больше не мог делать вид, что они изо всех сил пытаются пробиться к ретранслятору, когда ценность объекта стала равна нулю с самого начала. Сколько еще времени понадобится хакеру мятежников, чтобы взломать сеть и использовать ее для своих грязных целей? Сколько еще воинов, братьев и сестер они потеряют, чтобы оттянуть время? Энерайз умело мог возрождать неживую материю, но не души. Пусть ублюдки поймут, что зря теряют время, пусть проваливают отсюда с поджатыми хвостами, будто побитые дворняги. Все эти смерти муликанцев должны прекратиться. Император вернется слишком поздно, армада тоже прибудет нескоро. Так чего же он ждет? Во имя чего продолжает играть?
Пармид остановился, замерев на месте. Он хотел выпрыгнуть из пепла и подняться по зданиям наверх, чтобы посмотреть сложившуюся ситуацию. Но ноги резко приковало к земле, интуиция, она кричала ему об опасности. Варл сработал мгновенно, доверяя чутью. Телепортационная вспышка оставила после него одних светлячков, на которые жадно набросилась зеленая акула. Пармид появился в километре от того места, где был, взирая на ураган, в центре которого, по идеи, должен был быть он. Столб поднялся в небеса, закружился и исчез, растерзав сам себя. Раздался безумный смех, на этаже выше на краю разорванного перекрытия сидел Мальдрус.
— Безумный ублюдок, ты должен был сдохнуть секунду назад! — маликанец смотрел на него, как ребенок на яркую игрушку. Его глаза весело хихикали, думая, какую лапу оторвать первой. — Самое приятное в моей работе, это смотреть на то, как гаснет свет в глазах муликанских мастеров. Видеть, как они пытаются понять, почему тот, чей народ безродные рабы, убивает их, родовых господ!
Пармид не стал отвечать. Цель была перед ним, другого шанса могло не представиться. Все решит уровень сил. Даже если он погибнет, маликанец потеряет много илуния. Энерайз добьет безумного выродка и закончит его страдания. Смерть этого ублюдка положит конец восстанию. Он выхватил два пистолета, в зияющих дулах вспыхнула голубая буря, вырвавшаяся на волю. Маликанец довольно рыкнул, отвечая тем же. Четыре выстрела раздалось в унисон, четыре сгустка илуния соприкоснулись друг с другом среди узких развалин. Они слились воедино, на мгновение, образовав собой ярчайший нефрит. На много километров вокруг из их слияния вырвался гулкий вой, будто где-то в пучинах этой смеси родилось немыслимое чудовище, за воплем промчался свист и гром, мир тряхнуло и на горизонте выросло новое солнце.