Вся синева неба

12

Они не нашли стоянки, где можно было бы припарковать автомобиль. Дважды обошли деревню, чтобы удостовериться, и решили сделать кое-какие покупки в маленьком супермаркете, прежде чем спуститься. Они оставили машину на обочине узенького загородного шоссе и поднялись пешком с рюкзаками, чтобы осмотреть Моссе. Когда Эмиль и Жоанна входят в деревню, жара уже немного спала. Через один из трех порталов — портал Санта-Маделена — они проникают за стены. Моссе сохранил вид горной средневековой деревни. Стены, защищавшие замок феодалов, еще стоят, как и порталы Кум Желада и Франса. На верхушке деревенской колокольни — невероятный феномен! — растет сосна, которой больше ста лет. Это, похоже, туристическая достопримечательность. Эмиль и Жоанна углубляются в переулки, в тень. Останавливаются перед амбаром, потом перед вывеской столяра, вытесанной из камня, — рубанок гордо красуется, как герб. При виде старинной хлебной печи они раскрывают рты. Потом останавливаются у пруда, и Эмиль смотрит, как Жоанна мочит в нем ноги.

— Тебе понравилось?

Уже стемнело. Они вернулись к кемпинг-кару ниже деревни, после того как несколько часов бродили по переулкам.

— Да. Я влюбился в эту деревню.

Они сидят, по обыкновению, за складным столом у кемпинг-кара. Это шоссе почти безлюдно. Они правильно сделали, что припарковались здесь.

— Надо бы ходить поменьше, — говорит Жоанна, наполняя их тарелки рагу из моркови.

— Почему это?

— Всего два дня назад ты потерял сознание.

Погрузив ложку в рагу, Эмиль подносит ее ко рту.

— Да, — говорит он с полным ртом. — Ты права.

Он не знает, на что больше похоже рагу. Пюре? Суп? Но вкусно. Морковь они купили в супермаркете наверху.

— Тем более что в следующий раз я не хочу, чтобы ты отдавала меня в больницу.

Жоанна роняет ложку от удивления.

— Что?

Он дожевывает, глотает.

— Я подумал. Нам не надо жениться, я не хочу.

Она не спеша берет ложку, пожимает плечами.

— Хорошо.

Эмиль не может различить никаких эмоций на ее лице. Ни разочарования, ничего другого. Конечно, ей это все равно. Она предложила оказать ему услугу, и только. Они продолжают молча есть, только ложки скребут по тарелкам.

— Так что, если ты снова упадешь, что мне делать?

Он не знает, что ответить.

— Мне самой заботиться о тебе?

В самую точку. Эмилю думается, что он ужасный эгоист и взваливает на нее непосильное бремя. Но он не способен дать ей логичный и внятный ответ. Он не может просить ее быть его сиделкой, самой доставлять его в кемпинг-кар, лечить… Но не может и попросить идти своей дорогой и оставить его на обочине. Его найдут. Отвезут в больницу. Он кончит в центре клинических испытаний. Снова окажется под опекой родителей. Этого он хочет избежать любой ценой. Жоанна все еще ждет. Он мнется, мямлит:

— Есть другой выход… Я мог бы… Я мог бы сменить документы… Это… Это возможно?

Он счастлив, что она остается невозмутимой, не хмурит брови, не закатывает глаза, не смотрит на него как на посмешище.

— Я наведу справки. Завтра же наведу справки. Если у меня будут другие документы, я смогу лечь в больницу без риска.

Она медленно кивает.

— Хорошо.

Вряд ли Жоанна верит в это хоть на секунду. Как он это сделает? Откуда возьмет документы? Он понятия не имеет. Они продолжают молча есть.

Позже они вместе моют посуду все в том же напряженном молчании. Он моет, а она вытирает. Жоанна ни о чем не спрашивала, но Эмиль все же говорит:

— То, что я отказываюсь от брака, не имеет отношения к тебе.

Он оборачивается, чтобы видеть ее лицо. На нем все то же нейтральное выражение.

— Я знаю, — говорит она.

Он снова поворачивается к ней спиной и начинает оттирать кастрюлю в раковине.

— Просто я… я не могу представить, что женюсь, если это начисто лишено смысла. Я…

Он осекается, держа руки в пене над раковиной.

— Я, наверно, все-таки романтик. Тебе это может показаться глупым… Мне нужно, чтобы в этом поступке был смысл.

Он чувствует спиной, как она кивает. Проходит несколько секунд. Когда она начинает говорить, голос у нее очень ласковый:

— Ты решил, что это начисто лишено смысла?

Он вынужден прерваться, закрыть кран, отложить губку и повернуться к ней лицом.

— Что ты хочешь сказать?

Брови у нее слегка нахмурены.

— Если ты не влюблен, это еще не значит, что такой поступок не имеет смысла. Я бы тоже не предложила, если бы он не имел смысла в моих глазах.

Эмиль продолжает смотреть на нее молча, так и не отряхнув пену с рук.

— Это имеет смысл. Я как бы даю тебе обещание или, вернее… вернее, беру обязательство… чтобы ты был уверен, что я буду следовать твоим инструкциям до конца, буду защищать твою свободу во что бы то ни стало и заботиться о тебе, пока не… Это брак не по любви, что верно, то верно… Но ведь это и не совсем бессмысленно, правда?

Он тихонько качает головой. Нет, конечно нет. Она права.

— Не совсем… Правда…

Брак с ней не имеет того значения, которого он хотел бы, но это не совсем бессмысленно. Он ошибался. Несколько секунд Эмиль молчит, потом спрашивает:

— А для тебя… какой во всем этом смысл? Что ты… Что ты выигрываешь?

Мучительное выражение мелькает на ее лице. Признание слабости. Впервые он может читать в ее невыразительных чертах. Она страдает. Безмерно. Эмиль не знает почему, но в эту минуту понимает, по какой причине она замкнулась в себе, по какой причине изображает равнодушие и не выказывает никаких эмоций. В ней слишком много боли. Если Жоанна выпустит наружу хотя бы частицу, поток захлестнет ее, и непонятно, выживет ли она. Низким глубоким голосом она отвечает:

— У меня снова будет причина идти вперед.

Он понял. Еще до того, как она открыла рот.

Прошло два дня, а они этого и не заметили. Одновременно очень быстро и очень медленно. Эмиль много отдыхал. Он проводил большую часть времени за столиком у кемпинг-кара или под деревом на обочине шоссе. Спал, кое-что записал в свой блокнот, попытался приготовить гаспачо из овощей, которые Жоанна принесла с рынка на второй день… Жоанна уходила на долгие часы в Моссе и его окрестности. Она гуляла по мощенным булыжником улочкам и по лавандовым полям. Возвращалась с букетами сушеной лаванды, раскладывала их на кухонном столе в кемпинг-каре. Она побродила по маленькому рынку в Моссе и принесла овощи всех цветов. Они вновь заговорили о браке только на второй день, когда пили чай на обочине этого узкого, такого безлюдного шоссе. Эмиль сказал:

— Завтра пойдем в мэрию.

И Жоанна поняла.

В это утро они идут вдвоем под палящим солнцем к деревне, окруженной крепостными стенами. Они рады, что мэрия открыта. Они не знают, какой сегодня день. Боялись, что воскресенье. В холле Жоанна надолго останавливается перед стойкой с проспектами. Служащая за конторкой наконец теряет терпение, видя, что они не подходят, и прочищает горло.

— Добрый день. Я могу вам помочь?

Жоанна вздрагивает. Эмиль делает ей знак следовать за ним, и вот уже они оба у стойки ресепшена.

— Добрый день.

Голос у Эмиля слегка сел.

— Мы… Мы пришли к вам, потому что хотим пожениться.

Он сказал это странным голосом, глухим голосом, показавшимся ему чужим. Служащая мэрии задерживает взгляд на их походном облачении.

— Вы жители коммуны? — спрашивает она довольно нелюбезно.

Отвечает Жоанна, что удивляет Эмиля:

— Нет. Мы проездом.

Женщина издает странный звук, прищелкнув языком о нёбо.

— В таком случае это невозможно.

Молчание повисает в чересчур большом и холодном холле мэрии.

— А, — вырывается у Эмиля.

Служащая качает головой.

— Брак может быть зарегистрирован только по месту жительства как минимум одного из супругов.

Они быстро, досадливо переглядываются. Им и в голову не приходило, что это может стать проблемой. Эмиль не знает, что ответить. Жоанна переминается с ноги на ногу. Она пытается объяснить:

— Дело в том, что мы много путешествуем. Мы… Мы, собственно, нигде постоянно не живем.

Служащая поглубже усаживается в кресле с понимающим видом.

— Ясно. В таком случае… дайте-ка я посмотрю…

Она поворачивается в кресле на колесиках, встает и идет к большому шкафу у стены. Достает толстую папку и кладет ее на стойку.

— Простите, секундочку…

Оба поспешно кивают. Они смотрят, как она извлекает из папки упакованный в прозрачный пластик листок, следят за ее бегающими по строчкам глазами, за ее губами, которые поджимаются, потом растягиваются в удовлетворенной улыбке.

— Вот, — говорит она наконец. — Готово. Я нашла.

Они ждут, не сводя с нее глаз.

— Для заключения брака необходимо либо постоянное, либо временное проживание в коммуне.

Они неуверенно переглядываются, еще мало что понимая.

— В том случае, если коммуна является местом вашего временного проживания, необходимо, чтобы как минимум один из супругов проживал в ней больше месяца.

Она кладет листок на стойку, смотрит на них обоих. Жоанна морщит нос. Она задумалась. Эмиль почесывает подбородок. Он всегда так делает, когда нервничает.

— Место временного проживания, — выговаривает он наконец. — Что это значит?

— Это значит, что вы здесь живете.

Она, кажется, принимает его за идиота или ужасного тугодума.

— Мы в кемпинг-каре, — сообщает он.

— Боюсь, что в таком случае это не работает.

Служащая мэрии ждет реакции с его стороны. Он бормочет невнятный ответ:

— Ладно… Хорошо… Мы посмотрим…

Она кивает.

— Если вы решите поселиться здесь и пожениться, надо заранее предупредить мэрию. В мэрию необходимо подать досье с приложением определенных документов. Мы должны опубликовать оглашение и вывесить его в мэрии на десять дней. Пожениться вы сможете только на одиннадцатый день. Не забудьте об этом, если решите пожениться здесь.

Эмиль снова чешет подбородок.

— Документы, то есть…

— Оригинал и ксерокопия удостоверения личности, подтверждение проживания, то есть какой-нибудь счет, информация о свидетелях и их документы и полная копия ваших свидетельств о рождении. Это все.

Он опять начинает чесать подбородок.

— Насчет свидетелей…

Она сразу понимает еще не заданный вопрос.

— У вас их нет?

Оба одновременно качают головой. На этом этапе служащая уже не удивляется. Она, должно быть, принимает их за парочку маргиналов.

— Нужно как минимум двое. Служащим мэрии разрешается быть вашими свидетелями.

В холле мэрии снова повисает молчание. Служащая читает облегчение на их лицах. Теплый сквозняк проносится по холлу, когда за их спиной открывается стеклянная дверь. Входит сгорбленная старушка. Ее шаги гулко стучат по плиткам пола.

— Это все, месье-дам? — спрашивает служащая.

Оба кивают.

— Да. Отлично. Спасибо.

— Спасибо вам. До свидания.

— До свидания.

Они спускаются по улочкам медленнее, чем поднимались. Оба немного обескуражены тем, что услышали.

— Что будем делать? — спрашивает Эмиль.

Личико Жоанны выныривает из-под шляпы, когда она поднимает к нему голову.

— Надо будет где-то поселиться на месяц. Снять меблированную квартирку, все равно что…

— Да…

— Здесь или в другом месте.

Он по-прежнему немного обескуражен. Для него все слишком сложно. Жоанна воспринимает это куда легче. У нее воздушный шаг, почти беззаботный вид.

— Если придется поселиться надолго в одном месте, надо, чтобы нам там было хорошо, — добавляет она.

— Да…

— Смотри, что я взяла в холле…

Она протягивает ему проспект с заголовком «Эус. Одна из самых красивых деревень Франции. Является памятником старины». На фотографиях старинная деревня, состоящая из узеньких каменных улочек, прилепившаяся к склону горы, окруженная богатой пестрой растительностью. Выглядит великолепно. Еще лучше, чем Моссе.

— Где это? — спрашивает он.

— В пятнадцати километрах.

— Ты хочешь поселиться там?

Жоанна пожимает плечами.

— Еще не знаю…

Она сдвигает шляпу, сползшую на лоб.

— Но я хочу посмотреть, как мы будем там себя чувствовать.

— Хорошо. Поедем посмотрим.

Они приехали в Эус во второй половине дня под палящим солнцем. Говорят, Эус — самая солнечная деревня во Франции. Жара, во всяком случае, удушающая. Они паркуют кемпинг-кар на стоянке перед самыми стенами. Поступят как в Моссе: пойдут в деревню пешком. Едва выйдя из машины, они застывают на несколько долгих секунд. Вот он, Эус, перед ними, на скалистом выступе напротив. Эта старинная деревня, бывшая крепость, прилепившаяся к склону, построена на плато между долиной Конфлан и горой Канигу. Наивысшая точка деревни — колокольня собора.

Эмиль пытается стряхнуть с себя оцепенение.

— Возьмем рюкзаки и пойдем?

Жоанна кивает.

Едва они ступают за стены, их окликает какой-то старик.

— Вы туристы?

У старика редкие седые волосы. На нем поношенная пастушья жилетка и берет. На первый взгляд он кажется слегка чокнутым. Отвечает ему Жоанна, удивив Эмиля:

— Добрый день, месье. Да, мы туристы.

Старик приближается маленькими шажками, которые, кажется, стоят ему сверхчеловеческого усилия. Он улыбается беззубым ртом.

— Добро пожаловать, — говорит он, оказавшись наконец перед ними.

Жоанна благодарно кивает. Эмиль держится чуть в стороне. Старик протягивает им руку, которую они оба нерешительно пожимают.

— Я могу вам все показать. Я знаю эту деревню как свои пять пальцев.

Жоанна поворачивается к Эмилю, ожидая его согласия. Он колеблется, не доверяет. Она на сей раз — почему-то нисколько.

Он не знает, что ответить, сказать ли старику, что у них нет с собой мелочи… Но слева вдруг звучит другой голос, и они видят дом, распахнутое окно, а за ним женщину лет пятидесяти в желтом переднике.

— Не волнуйтесь, молодые люди! Это Жан. Он — память нашей деревни.

Она говорит с веселой улыбкой.

— Уже много лет он служит гидом каждому входящему сюда туристу.

Они вежливо улыбаются ей в ответ.

— А… Хорошо.

— От него, — добавляет женщина, — вы узнаете куда больше, чем из любой книжки.

Старик ждет их, сложив руки за спиной.

— Ну что… вы идете?

И Эмиль кивает.

— Да. Мы с вами.

Они правильно сделали, что согласились. Они конечно, боятся утомить старика, карабкаясь по булыжным мостовым под палящим солнцем, но сами в восторге, что приняли его приглашение. Жан много говорит, даже когда они поднимаются по крутым улочкам. Он совсем не запыхался. Он рассказывает им историю собора Сен-Венсан, который возвышается над деревней, — от него отходят все мощеные улочки. Церковь была построена на развалинах бывшего замка. Впрочем, объясняет он им, за церковью еще можно найти эти руины. Церковь строили, рассказывает он, сами жители деревни. Богатые дали денег, а бедные работали.

— Мужчины возводили стены. Женщины носили камни. Около пятидесяти кило каждый.

Камни были так тяжелы, объясняет Жан, и носить их требовало таких усилий, что многие младенцы не смогли родиться.

— Дети и женщины послабее носили корзины с землей, чтобы возвести естественные леса внутри церкви.

Церковь Сен-Венсан зовут верхней, в отличие от нижней, романской часовни, находящейся внизу деревни.

Они сворачивают в крутые улочки, проходят под старинными аркадами, останавливаются перед остатками бывшего дозорного пути. У многих домов есть странные округлые ниши. Жан объясняет, что это старинные хлебные печи, еще иногда использующиеся. А вот это массивное старое здание — дом священника. Открытые магазинчики, привлекающие туристов, — это по большей части лавочки мастеров: резчиков по камню и мрамору, витражистов, ювелиров, оружейников, художников… Жоанна на седьмом небе. Эмиль видит, как блестят ее глаза перед каждой вывеской. Жан без устали идет своей дорогой, не переставая говорить.

Они подходят наконец к высшей точке Эуса — собору Сен-Венсан. Жан показывает им растительность внизу, окружающую деревню.

— Такого вы больше нигде не увидите — смеси кактусов и мимоз, как здесь.

Он поворачивается на север, показывает им что-то вдали.

— Если пойдете в эту сторону, придете в старую деревню, от которой сегодня остались одни развалины. Она называется Ком. Там теперь только камни… и церковь.

Жан ушел. Он покинул их так же неожиданно, как недавно появился. Помахал на прощание рукой и исчез вместе с беретом и пастушьей жилеткой. Эмиль и Жоанна остались в недоумении, и какой-то мужчина, куривший сигарету перед лавкой со старыми ножами в витрине, сказал им с улыбкой:

— Это здешняя легенда.

Они подошли ближе. Эмиль спросил:

— Он жил здесь всегда?

Мужчина помотал головой.

— Почти. Он бывший пастух. Когда поселился в деревне, встречался со старожилами и часами расспрашивал их об истории деревни и прежней жизни.

Эмиль озадаченно мнется перед мужчиной.

— Мы ничего не дали ему в благодарность…

Мужчина смеется.

— Ему ничего не надо. Он делает это бескорыстно.

Молодые люди сели у подножия собора Сен-Венсан и смотрели, как тихонько садится солнце над Эусом. Камни окрашиваются золотистыми отсветами, соскальзывающими вниз по улочкам. Краснеют крыши. Узкая оранжево-розовая кайма вырисовывается на горизонте. Растительность за стенами потемнела. Они не могут говорить, не могут оторваться от созерцания зрелища. Этот день был как бы днем вне времени. Жан, булыжные мостовые, камни, пропитанные историей…

— Эмиль…

Жоанна заговорила на выдохе, не сводя глаз с краснеющего солнца над крышами домов.

— Да?

— Думаю, надо поселиться здесь…

Теперь Жоанна смотрит на него. Ее лицо, обычно такое бледное и невыразительное, в этот момент озарено светом и восхищением. Она как будто ожила, отогрелась.

— Да, — просто отвечает он.

Он не знает, найдутся ли у него слова, чтобы описать в дневнике то, что он видел сегодня.

Они едят лавандовое желе прямо из кастрюльки, руками. Отскребают с краев, чтобы быть уверенными, что не потеряют ни глотка. Потом, зажмурившись, жадно облизывают пальцы. Кастрюлька уже ополовинена. Эмиль готов ручаться, что они доедят все сегодня вечером. У Жоанны блестят глаза. Он счастлив видеть ее такой. Они вынесли складной стол и стулья и сидят рядом с автомобилем, на парковке напротив крепостных стен. Не лучшее место для привала, но это не имеет значения. Завтра они поищут квартирку, чтобы поселиться на месяц. Кемпинг-кар оставят на этой стоянке, подпишут договор аренды и переедут.

Месяц назад Эмиль узнал, что он обречен, что проведет два последних года взаперти в центре клинических испытаний. Сегодня он ест изумительное лавандовое желе перед самой красивой деревней, какую он когда-либо видел. Завтра он поселится там с Жоанной. Через несколько недель они скажут «да» в мэрии. Жизнь не кончается. Эмиль хорошо это понял. Пока он знает, что не умер, она будет и дальше подкидывать ему сюрпризы. А он еще не умер. Наоборот. Он никогда не чувствовал себя таким живым.

Жоанна с утра подобна торнадо. Она то и дело ныряет в кемпинг-кар, пока Эмиль пытается худо-бедно поспать. Он слышит, как она входит и выходит, берет из-под раковины чашку, греет воду, моет ложку. Потом уходит надолго. Почти на час. Он едва успевает уснуть, как она возвращается и снова пускает воду. Роется в шкафчике, что-то роняет. Делать нечего, Эмиль встает. Он понимает, что не сможет больше уснуть под весь этот шум.

— Что происходит? Мы уже переезжаем?

Он спрыгивает с веревочной лесенки. Жоанна внизу складывает банкетку, на которой спит.

— Привет, — говорит она, выпрямляясь. — Я тебя разбудила?

— Есть немного…

— Я встретила Жана у входа в Эус. Хотела начать ориентироваться в улицах и высматривать съемные квартиры…

Эмиль трет глаза, давит зевок. Он понятия не имеет, который час. Он думал, что спал совсем немного, но, судя по солнцу, уже около полудня.

— Он так и торчит у входа в деревню? — спрашивает он для проформы.

— Да. Он был с женщиной в желтом фартуке… Той же, что вчера.

Эмиль помнит эту женщину лет пятидесяти, которая говорила с ними из окна. Он кивает и направляется к кухонному столу, чтобы приготовить себе чай.

— Она со мной поздоровалась и спросила, надолго ли мы здесь. Я ответила, что мы хотим поселиться на некоторое время в деревне. Она сказала мне, что квартира над ее матерью свободна.

С чайником в руке он поворачивается к Жоанне.

— Что?

— Вообще-то это одна квартира. Двухэтажная… Но ее матери восемьдесят четыре года, и ей трудно передвигаться. Они переоборудовали квартиру, чтобы она могла жить только на первом этаже. Установили внизу ванну и туалет. Уже два года второй этаж пустует.

— О!

Он думает, что это очень удачное совпадение.

— Она за два года не смогла ее сдать?

Жоанна поджимает губы, он никак не может истолковать выражение ее лица. Пожалуй, досадливое.

— Вообще-то она предлагает половину квартплаты платить услугами…

Он опять ничего не понимает. Он видит, что Жоанна тщательно подбирает слова, следя за его реакцией.

— То есть? — спрашивает он.

— Она ищет серьезных людей, способных присмотреть за ее матерью, а они взамен платят только половину квартплаты.

Эмиль хмурится.

— Это, часом, не надувательство?

— Достаточно заходить к ней несколько раз в день, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, и составить ей компанию. Приходящая домработница у нее есть. Надо просто немного за ней присматривать.

Жоанна ждет его реакции с явной тревогой.

— Что скажешь?

Он ставит чайник на кухонный стол.

— Не знаю… Мы будем жить у нее?

— Более или менее… Скажем, прямо над ней. Но у нас будет отдельная лестница, чтобы подниматься на второй этаж.

Он невольно хмурится еще сильней.

— Не знаю… Заниматься старухой… Это не совсем мое…

С новым тревожным взглядом Жоанна разыгрывает новую карту:

— У нас будет доступ во внутренний дворик… Она говорит, что мать никогда туда не выходит… Красивый дворик в тени большого платана.

— Ммм.

Он снова принимается готовить чай. Он не знает, что эта женщина вбила в голову Жоанне, но, судя по всему, вбила крепко. Несколько секунд Жоанна молчит. Смотрит, как он кипятит воду, наливает в большую чашку, опускает в нее чайный пакетик. Потом выходит за ним наружу, когда он садится за складной стол.

— Наши имена будут в договоре аренды?

В конце концов, это единственная причина, по которой они хотят снять квартиру в деревне.

— Да. Она мне это подтвердила. Но это еще не все…

Она склоняется к нему поверх стола с серьезным видом.

— Она не требует ни поручителей, ни контракта на работу…

Эти слова для него неожиданность.

— Мы не подумали вчера… Но с этим может возникнуть проблема…

Она права. Вчера они увлеклись. И не подумали обо всем. Договор аренды не заключают просто так. Есть необходимые условия. А ведь у них нет ни поручителей, ни контракта на работу, ни постоянных источников дохода…

— Черт, — вырывается у него, и настроение резко портится.

Жоанна хмурит брови.

— В чем дело?

— Ты права… Мы в тупике…

Она качает головой. Он думал, что ее привлекает перспектива помогать старушке, но нет. Она просто поняла, что у них нет выбора.

— Тебе не показалось, что это надувательство? — спрашивает он, глубже вжимаясь в стул.

— Вроде нет.

— Можно посмотреть квартиру?

— Да. Она предлагает показать ее нам сегодня после обеда.

— Ладно…

Жоанна выжидает несколько секунд, но он больше ничего не говорит, и она спрашивает:

— Я скажу ей, что мы согласны?

Он немного раздосадован. Действительно, это мог бы быть план Б… Если это позволит им получить бумаги, чтобы пожениться… Как-нибудь протянут месяц.

— Да. Посмотреть-то можно.

— А там решим?

— А там решим.

Женщина сняла свой желтый передник. На ней летнее цветастое платье, бело-розовое, на плече маленькая золотая сумочка. Она встречает их такой же, как вчера, широкой улыбкой у подножия крепостной стены.

— Добрый день!

Жоанну она уже видела утром, поэтому здоровается только с Эмилем, протягивая ему руку.

— Рада снова видеть вас.

— Я тоже.

— Меня зовут Анни.

— А я Эмиль.

Поправив ремешок сумочки на плече, она добавляет:

— Ваша подруга сказала мне, что вы собираетесь поселиться в нашей красивой деревне на некоторое время?

Эмиль кивает.

— Мы еще не знаем, сколько пробудем…

Он старается соблюдать осторожность. Он ведь даже не знает, что рассказала ей Жоанна. Не знает, готова ли эта женщина сдать квартиру проезжим туристам всего на месяц.

— Она мне сказала, на месяц как минимум.

Он кивает с некоторым облегчением.

— Вот именно.

По крайней мере, все ясно с самого начала. Женщина делает им знак следовать за ней, и они сворачивают налево, на уходящую вверх улочку.

— Сдать квартиру нелегко… Люди обычно здесь проездом. Надолго не задерживаются.

Их шаги гулко стучат по булыжной мостовой. Навстречу попадается группа иностранных туристов, следующих за гидом с мегафоном.

— Туристам, которые останавливаются здесь на несколько дней, мое предложение не особенно интересно. Им нужны комнаты на отпуск, ничего больше. Маме не понравилась бы череда постоянно сменяющихся незнакомцев. Ей в ее возрасте нужна стабильность.

Эмиль и Жоанна одновременно кивают.

— Вот увидите, квартирка маленькая, но тихая. Внутренний дворик просто очарователен. Вы сможете пользоваться им, никто вас не потревожит. Мама не любит выходить летом. Жара удушающая, даже в тени. Она предпочитает сидеть в гостиной, под кондиционером. Так что вы можете располагаться там без проблем.

Они подходят к дому, и Анни начинает рыться в сумочке в поисках ключей.

— Вот эта квартира. Как видите, я живу недалеко от мамы. Могу заходить хотя бы раз в день… То есть когда не сижу с внуками. Дочь и зять живут в окру́ге неподалеку.

Они стоят на очень узкой мощеной улочке. Каменные домики на одну квартиру каждый тянутся по обе стороны. Анни указывает на маленькую красную дверь, над которой висит фаянсовая табличка с номером 6. Каменный домишко крошечный: окошко с красными рамами на первом этаже, украшенное горшком герани. Кружевная занавеска скрывает его от любопытных глаз. Второе окошко, наверху, закрыто толстыми ставнями из темного дерева: понятно, что эта часть дома пустует. Ширина домика не больше четырех метров. Рядом с другими домами на улице этот кажется кукольным.

Анни поднимается на крылечко к красной двери и звякает ключами, вставляя их в замок. Дверь открывается, и она жестом приглашает их внутрь.

— Мама! — кричит она, закрыв за ними дверь. — Мама! Это я, Анни! Пришла показать квартиру молодым людям!

Они стоят в темном коридоре, который ведет, должно быть, в гостиную и кухню. Из-под двери просачивается полоска света. Слева от них лестница на второй этаж. Деревянная, покрытая ковровой дорожкой. Слышится приглушенный старушечий голос:

— Хорошо. Зайдешь ко мне потом?

— Да, мама. Покажу им второй этаж, и мы зайдем к тебе.

— Хорошо.

Анни показывает им на лестницу слева.

— Поднимайтесь, я за вами.

Жоанна идет впереди. Эмиль следом. Поднявшись по ступенькам, они оказываются в комнате, погруженной в полумрак, и не различают даже ее очертаний.

— Ох, извините! — восклицает Анни. — Я должна была пойти первой, надо открыть ставни.

Она делает несколько шагов, приглушенных ковровым покрытием на полу. Эмиль с Жоанной слышат, как открывается окно, скрипят ставни, и вдруг их ослепляет солнечный свет с улицы. Они удивлены. Эмиль ожидал мрачного и заставленного старушечьего интерьера, но в комнате, где они находятся, много воздуха, много света и вполне современная обстановка. Анни, похоже, уловила удивление на их лицах и объясняет:

— Мы с мужем все здесь перестроили, когда решили поселить маму внизу. Снесли перегородки, сделали большую студию и сменили обстановку на более современную.

Действительно, кроме бежевого коврового покрытия — его, видимо, не трогали, — помещение, похоже, переделали полностью. Стены обработали так, что видны красивые камни, из которых сложен дом. Потолок явно недавно побелили. В него вставлены светильники. Это действительно студия, с широким угловым диваном, низким столиком и этажеркой с книгами. У противоположной стены кухонька. Над плитой и маленьким холодильником — второе окошко, слуховое, выходящее, должно быть, во внутренний дворик.

Анни делает гостям знак подойти к стенному шкафу, и они понимают почему. За угловым диваном, частично скрытая этажеркой с книгами, находится маленькая дверца, которую она открывает.

— Вот ванная и туалет.

Здесь тоже все переделано. Душевая кабинка сияющей белизны, раковина из фальшивой гальки. Мансардное окошко позволяет проветривать помещение. Тесновато, но мило и хорошо продумано.

— Мама оставила здесь кое-какие вещи, которые могут вам пригодиться. Полотенца, книги, игру в скрабл. Она в своем возрасте предпочитает телевизор.

Они уже вернулись в комнату, к лестнице.

— Как я уже объяснила вашей подруге утром, я предлагаю вам платить половину в обмен на внимание к маме. Я не прошу вас заниматься ее хозяйством или туалетом. У мамы есть приходящая помощница, которая всем занимается, она приходит каждое утро очень рано, в семь часов. Вы вряд ли будете с ней пересекаться. Нет, я прошу просто иногда составлять ей компанию. Потратить несколько минут, поговорить с ней. Помочь ей выйти во дворик, если она захочет подышать воздухом, покормить ее кошку, пожелать ей доброй ночи вечером…

Жоанна кивает. Эмиль держится чуть позади в нерешительности. Эта квартира не так плоха. Им в ней может быть хорошо. Но стоит ли игра свеч?

— Пойдемте познакомимся с мамой и посмотрим внутренний дворик?

Они спускаются вслед за Анни по лестнице, снова оказываются на первом этаже и проходят по темному коридору. Анни показывает на закрытые двери:

— Здесь мамина спальня, ее туалет и ванная.

В конце коридора хозяйка открывает дверь, и они выходят наконец на свет. Эта гостиная — настоящая старушечья комната. Зеленые обои с золотой каймой, бархатные кресла, коврики с широкой бахромой, салфеточки на мебели. В одном из кресел сидит старушка с котом на коленях. У нее седые, собранные в узел волосы и проницательные голубые глаза.

— Мама, вот молодые люди пришли посмотреть квартиру.

Большой рыжий котяра спрыгивает с кресла и убегает, испугавшись гостей. Они видят, как он юркает в застекленную дверь, ведущую, вероятно, во внутренний дворик.

— Ох! — говорит старушка. — Кажется, Каналья испугалась.

Эмиль и Жоанна подходят к ней, чтобы поздороваться.

— Добрый день, мадам.

Старушка вполне бодра. Она протягивает им еще крепкую руку, но, когда хочет встать, дочь ее одергивает:

— Сиди, мама!

Старушка улыбается им, закатив глаза. За ее спиной фоном работает телевизор. Идет сериал, действие которого происходит где-то за городом, в шале. В углу комнаты — кухонька, в точности такая же, как на втором этаже, только в ней расставлены засушенные цветы в кошмарных вазах, зеленых с золотом, под цвет обоев.

— Идемте, — говорит Анни. — Я покажу вам внутренний дворик.

Эмиль и Жоанна проходят за ней в стеклянную дверь и спускаются по ступенькам в маленький, закрытый со всех сторон дворик. Место действительно прелестное. Дворик окружен высокими стенами соседних домов, но ни одно окно в него не выходит, полная изолированность. Пол вымощен булыжником. Широкий платан, должно быть столетний, растет в самой середине и дает тень и прохладу. Старушка расставила по обе стороны от стеклянной двери горшки со всевозможными растениями всех мыслимых расцветок. Под деревом стоит круглый деревянный стол и два стульчика. Большой рыжий кот лежит под столом и подозрительно косится на пришедших.

— Вот наш знаменитый дворик. Вы можете ходить сюда через мамину комнату. Не думаю, что она будет против. Я вам говорила, летом она предпочитает сидеть в гостиной в холодке. Надеюсь, что Каналья тоже вас примет. Эта кошка не любит посторонних.

Наклонившись, Анни протягивает руку к кошке, та не шевелится.

— Она сегодня не в настроении. Наверно, поняла, что у нее заберут ее малыша…

Голос подает Жоанна:

— Ее малыша?

Анни выпрямляется и объясняет:

— Каналья окотилась, и из трех котят выжил только один. Маленький котик. Мама в ее возрасте не может заботиться о двух кошках, и в любом случае они начнут драться, когда котенок подрастет.

Жоанну, кажется, очень волнует эта история. Эмиль видит, как она тревожно хмурится.

— Что вы с ним сделаете?

— Мне не удалось его пристроить.

— Вы же его не убьете?

Жоанна произнесла это голосом маленькой испуганной девочки. У Анни убитый вид.

— Придется… Если не найдем ему семью.

— Где он?

Анни поднимается по ступенькам в гостиную матери.

— Он в углу гостиной. Хотите на него посмотреть?

Жоанна поспешно кивает и устремляется в дом вслед за Анни. Эмиль не идет за ними сразу, задержавшись еще немного во внутреннем дворике. И правда, здесь хорошо. Он так и видит себя сидящим за деревянным столиком под платаном. Ему думается, что старушка на вид не так уж стара и больна. Она выглядела вполне бодрой. В конечном счете, это может быть приятное соседство…

В гостиной Жоанна сидит на корточках перед корзиной, в которой спит крошечный рыжий с белым котенок. У него едва открылись глаза.

— Сколько ему?

Отвечает ей старушка. Она встала с кресла и с трудом идет к Жоанне, Анни и котенку.

— Два месяца. Его только что отлучили от матери.

Анни, вздрогнув, оборачивается:

— Мама! Да сиди же! Зачем ты утомляешься?

Но старушка не обращает на дочь никакого внимания. Она продолжает, обращаясь только к Жоанне:

— Анни хочет его убить, если я не найду, кому его пристроить.

Вмешивается Анни:

— Я хотела убить его сразу, но мама никого не слушает. Она тянула время. Подождем, пока отлучим его от матери… Как-нибудь найдем для него приемную семью. А теперь придется убить восьминедельного котенка!

Жоанна наконец отрывает взгляд от бело-рыжего котенка. Она встает с видом девочки, принимающей себя всерьез.

— Я могу пока заняться им. Он будет наверху, совсем рядом с матерью. А потом я помогу вам найти котенку семью. Расклею объявления в деревне. Я уверена, что мы найдем ему дом…

Лицо Анни меняется на глазах. Только что она была раздражена упрямством матери, а теперь вдруг улыбается.

— Надо понимать, вы берете квартиру?

Жоанна поднимает испуганный взгляд на Эмиля. Как будто только заметила, что поспешила и не посоветовалась с ним.

— Я…

Анни поворачивается к Эмилю:

— Я прекрасно понимаю, что вам надо подумать. Я могу дать вам день или даже несколько дней.

Но Эмиль уже подумал. У них нет времени на размышления, если они хотят решить этот вопрос с бракосочетанием как можно скорее.

— Лично я уже решил.

Он видит, как загораются глаза Жоанны, опаска в них смешана с радостью.

— Я решил ее снять.

Анни, похоже, так же рада, как Жоанна. Она вздыхает с облегчением и хлопает в ладоши, демонстрируя свое удовольствие.

— Вот и отлично! Я рада, что именно вы будете присматривать за мамой. Я уверена, что вы с ней прекрасно уживетесь. Давайте уладим бумажные дела сейчас же?

Анни, Эмиль и Жоанна усаживаются во дворике за деревянным столом под платаном. Жоанна сказала правду: Анни готова подписать договор аренды сейчас же, без поручителей, без задатка, без справок о доходах. Все, чего она хочет, — чтобы составили компанию ее матери. Она убеждена, что присутствие молодых людей пойдет ей на пользу. Эмиль узнает, что старушку зовут Миртиль и что она потеряла мужа, отца Анни, уже десять лет назад. Анни достает документы и заполняет их, посасывая шариковую ручку.

— Что привело вас сюда? — вдруг спрашивает она, подняв глаза от бумаг и улыбаясь.

Жоанна смущенно молчит, и отвечает Эмиль:

— Мы хотим здесь пожениться.

Лицо Анни сияет, голос взмывает до высоких нот:

— О! Мои поздравления! Это фантастика!

Оба пытаются реагировать с таким же энтузиазмом, но не получается.

— Вы, конечно, переедете в собственный дом, когда поженитесь?

— Наверно.

Она подсовывает им бумаги, по-прежнему улыбаясь:

— Это превосходный выбор. Наша деревня — тихая гавань… Заполните?

Бумаги заполнены. Не хватает ксерокопий удостоверений личности, но Анни сказала, что они могут принести их завтра, когда будут переезжать. Старушка уснула в кресле, и все трое не хотят ее будить. Они расстаются с Анни на крыльце, договорившись, что завтра в полдень переедут.

Когда они возвращаются на парковку за городскими стенами, Жоанна говорит Эмилю только одну фразу:

— Надо будет придумать ему имя.