— Эмиль! ЭМИЛЬ!
Жоанна кричит во все горло на улочках Перьяк-де-Мер.
Сегодня утром она ушла к Себастьяну, который рыбачил у порта. Эмиль еще спал. Ей не хотелось его будить. Она просто оставила записку на столе, рядом с приготовленной для него чашкой.
Себастьян пригласил меня порыбачить с ним. Я вернусь самое позднее к полудню. Мы будем в сотне метров от порта в сторону склада каноэ. Можешь присоединиться к нам, когда встанешь.
Жоанна встретилась с Себастьяном. То и дело проверяла, не идет ли Эмиль, всматриваясь в улочки, но не видела его.
— Ты сегодня рассеянная, — заметил Себастьян.
Тогда она постаралась сосредоточиться. И почти забыла об Эмиле. Потом часы на церковной колокольне прозвонили полдень, и она поспешила к кемпинг-кару, потому что обещала вернуться к полудню. Она почуяла неладное, увидев стол и чашку на том же месте, как будто Эмиль не завтракал. Потом заметила открытую дверь кемпинг-кара… Она позвала: «Эмиль? Эмиль?», потом еще: «Пок?» В автомобиле было пусто. Шкафы открыты, как будто кто-то рылся внутри, но ничего не украли. Доказательство: оба мобильных телефона лежали на кухонном столе, включенные. Один из фотоальбомов Эмиля валялся, раскрытый, на полу. Ее бумажник тоже был открыт, документы рассыпаны по полу. Она снова позвала: «Эмиль? ЭМИЛЬ?»
Никогда он не ушел бы, оставив кемпинг-кар нараспашку. Никогда не позволил бы, чтобы Пок убежал или попал под машину. Что же случилось?
Жоанна подумала о нападении, об ограблении, но на первый взгляд ничего не пропало. Она решила пойти к понтону. Эмиля там не было. Зато она нашла Пока, он преспокойно лежал на солнышке.
— Пойдем, мой хороший. Домой.
Она отнесла его в кемпинг-кар, пытаясь не поддаваться панике. Успокаивая себя, говорила с котенком:
— Ты не знаешь, куда он ушел?
Она проверила, не взял ли он с собой свои вещи, уходя. Но все было на месте. Она запаниковала всерьез. Заперла кемпинг-кар и с отчаянно колотящимся сердцем побежала в деревню. Она всматривалась во всех встречных людей на пути: вдруг один из них окажется Эмилем, бродящим по улицам во власти нового блэкаута? Она начала его звать. Сначала тихо. Потом все громче.
— Эмиль!
Страх сжимал ей легкие. Перед глазами стояли их мобильные телефоны на кухонном столе. Включенные. Что он сделал? У него снова провал? Мог ли он позвонить кому-то?
— Эмииииль!
Мог ли он позвонить родителям? Сказать им, где находится? Блэкаут — она уже видела, как это бывает. Она видела его помутившийся взгляд. Слышала, как он задыхается. Читала в его глазах, что он не узнаёт ее. А что, если это повторилось? Успел ли кто-нибудь прийти за ним? Его родные? Врачи? Полиция?
Жоанна едва замечала, что по щекам текут слезы. Не слышала, как кричит его имя. Если это случилось, если он кому-то позвонил, значит, она не сдержала свое обещание. Она поклялась смотреть за ним, держать его подальше от его родных, от больницы… Если это случилось…
Она ничего не понимает, когда перед ней вдруг вырастает Себастьян.
— Жоанна… Жоанна, что с тобой?
Она едва сознает, что ноги привели ее к «Дню рыбалки», что она пришла к нему за помощью.
— Жоанна, что случилось? Почему ты плачешь?
Она пытается успокоиться и говорит почти ровным голосом:
— Эмиль пропал.
— Что?
— Эмиля нет в кемпинг-каре. Все вещи перерыты. Я не знаю, куда он мог уйти.
Он заставляет ее сесть на стул на террасе.
— Подожди… Ты… Кто-то ограбил кемпинг-кар?
Жоанна мотает головой. Она понимает, что ее объяснения невнятны, но паника мешает ей говорить яснее.
— Он ушел. Я… Он, наверно, заблудился.
Себастьян качает головой, удерживая улыбку.
— Жоанна, успокойся. Он уже большой мальчик. Просто пошел что-нибудь купить. Он знает город. Он не заблудится.
— Дело не в этом.
— Что же…
— Он теряет память.
— Как?
— Нам надо его найти. Он заблудился.
Теперь она в этом уверена. Если он проснулся с провалом в памяти, то наверняка пытался понять, что он здесь делает. Поэтому рылся в шкафах. Он нашел свой фотоальбом. Нашел бумажник Жоанны с документами на имя Жоанны Мари Тронье. Наверно, спрашивал себя, кто она и как он сюда попал. Возможно, нашел свидетельство о рождении и их свидетельство о браке, которые она хранит в своем бумажнике. Потом, наверно, решил включить телефоны, чтобы попытаться понять. Может быть, кому-то позвонил… Кровь стынет у нее в жилах. Если он кому-то звонил, то наверняка родителям. И мог сказать им, где находится. Если только этого он тоже не забыл. Потом, наверно, вышел, бродил по шоссе, по улочкам в полной панике, не понимая, как сюда попал.
Себастьян кладет обе руки ей на колени, пытаясь успокоить.
— Хочешь, обзвоним больницы? Позвоним в комиссариат?
Она лихорадочно кивает.
— Да. Да, вот что надо сделать.
Она видит, как к Себастьяну подходит мужчина. Вероятно, его отец. У него волосы с проседью и строгий вид. Они переговариваются. Она слышит, как Себастьян просит у него телефон. Мужчина уходит.
— Сейчас позвоним. Постарайся успокоиться, Жоанна.
Ей кажется, что она падает назад, голова кружится. Это все из-за слов. Постарайся успокоиться, Жоанна. И охватившая ее паника. Она слышала эти слова в прошлом, когда была в таком же состоянии паники. Они достали его из воды. Постарайся успокоиться, Жоанна. Голос Леона. Самый ненавистный голос во всем ее мире.
Она приходит в себя, когда прохладная рука Себастьяна ложится на ее щеку.
— Жоанна?
Она несколько раз моргает. Себастьян смотрит на нее с тревогой.
— Ты потеряла сознание?
Она мотает головой и пытается встать. Она не знает, сколько времени прошло. Наверное, она и правда потеряла сознание.
— Ты позвонил?
— Я же тебе сказал.
Она снова моргает.
— Что?
— Он в комиссариате.
Такое чувство, будто ей вылили на голову ведро воды. Она не знает, вздохнуть ли с облегчением, что он жив, в комиссариате, или паниковать при мысли о последствиях. Может быть, они захотят его оставить? Препоручить больнице?
— Я отведу тебя, — говорит Себастьян.
Она даже не противится.
Она бежит по холлу комиссариата, Себастьян следует за ней и шепчет, чтобы не бежала так быстро. Эмиль сидит на стуле в холле рядом с полицейским. С первого взгляда она понимает, что была права. С ним снова случился блэкаут. В его глазах невыразимое отчаяние. У него отсутствующий вид и в то же время на лице написан несказанный ужас.
— Я пришла за ним. Я его законная жена, — рявкает Жоанна на полицейского, даже не подумав поздороваться.
Она протягивает свой бумажник с документами, которые собрала с пола кемпинг-кара. Эмиль поднимает голову, и от его взгляда у нее леденеет сердце. Тебя я забуду первой. Она понимает, что это произошло. Его глаза пусты. Она не видит в них ничего из того, к чему привыкла за эти несколько месяцев их путешествия вдвоем. Он не узнает ее. Даже еще хуже, он ударяется в панику, когда она подходит к нему и заявляет, что она его законная жена.
— Постойте, дамочка, — прерывает ее полицейский, вставая. — Это вы мне звонили?
— Это я, — вмешивается Себастьян, подойдя к Жоанне. — Она… Он заблудился и…
Жоанна резко перебивает его:
— Он болен ранним Альцгеймером.
Полицейский внимательно смотрит на всех троих.
— У этого месье действительно был потерянный вид. Он, кажется, думал, что его похитили.
Жоанна на мгновение закрывает глаза, чтобы не поддаться снова охватившей ее панике. Несмотря на все, что она передумала, к этому она не была готова. А что ей делать, если память не вернется к нему? Увезти его силой?
— Я… с ним это бывает… Это блэкаут, — выговаривает она непослушным языком. — Он… Он иногда теряется…
— Ладно…
Полицейский берет документы Жоанны, которые она давно протягивает ему.
— А вы?..
— Его жена. Мы состоим в браке.
Она видит, как расширились при этих словах глаза Себастьяна. Глаза же Эмиля по-прежнему выражают несказанный ужас, такой огромный, что он, кажется, лишился дара речи.
Полицейский показывает ей на маленький застекленный бокс в холле.
— Идемте, уладим это в моем кабинете.
Сквозь стекла бокса Жоанна видит Эмиля, неподвижного, словно в шоке, безмолвного, со стиснутыми на коленях руками. Себастьян сидит рядом с ним. Он выглядит почти таким же потерянным, с той лишь разницей, что глаза его теперь выражают не ужас, а недоверие.
— Итак, вы говорили, что он лечился в центре клинических испытаний.
— Да.
— В Роанне.
— В Роанне.
Полицейский берет выползающую из ксерокса копию брачного свидетельства.
— И что он решил положить конец этим испытаниям.
Она снова кивает, пытаясь сглотнуть.
— Он еще лечится?
— Нет.
Полицейский черкает несколько слов в своем блокноте.
— Надо вам присматривать за ним на будущее.
— Да, я… я буду осторожнее.
— Возможно, лучше положить его в центр… Чтобы впредь избежать подобных неприятностей.
У Жоанны пересохло в горле, но она держится.
— Я присмотрю за ним.
Полицейский вертит в руках удостоверение личности Жоанны.
— У него нет других законных опекунов? Родственников?
Страх сжимает ей грудную клетку. Она с трудом выговаривает глухим голосом:
— Нет, с тех пор как мы поженились.
Полицейский кивает и откладывает удостоверение личности Жоанны на стол, причмокнув губами.
— Конечно. По логике вещей.
Она не может не задать вопрос, который жжет ей губы:
— Вы кому-нибудь звонили?
— Простите?
— Его родителям?
— Нет. Ваш звонок поступил, когда его только что привели в комиссариат.
Она силится скрыть охватившее ее облегчение. Вытирает влажные ладони о брюки и снова сглатывает.
— Я… я могу его забрать?
— Конечно.
Полицейский встает и собирает сделанные ксерокопии. Он протягивает Жоанне ее удостоверение личности и брачное свидетельство и провожает ее до двери бокса.
— Будьте внимательней впредь.
— Да. Я… Я очень сожалею об этом… об этой неприятности.
— Все в порядке, мадам.
Первое лицо, которое она видит, вернувшись в холл, — лицо Себастьяна. Бледное и странно опрокинутое.
— Он, кажется, пришел в себя.
Себастьян слегка отодвигается, и она видит Эмиля, сгорбленного, уткнувшегося лицом в ладони. Кажется, будто он рыдает.
Она положила руку ему на плечо, тихонько, чтобы не напугать его, и он поднял голову. Слез на щеках не было. Только смесь грусти и горечи. Он приоткрыл рот и произнес:
— Жоанна?
Она кивнула, изо всех сил стараясь держать себя в руках.
— Пойдем домой.
Он последовал за ней прочь из холла под взглядами полицейских. Себастьян ждал их на залитой солнцем улице.
— Я не знаю, что произошло, — пробормотал Эмиль.
— Ничего страшного.
Теперь они идут втроем по залитым солнцем улочкам Перьяк-де-Мер. Все молчат. Себастьян идет впереди, руки в карманах, он не знает, надо ли остаться с ними или лучше уйти. Эмиль и Жоанна в нескольких шагах позади. На лице Жоанны написано облегчение, хотя она еще очень бледна. Эмиль то и дело с тревогой поглядывает на нее.
— Ты плакала, — говорит он.
— Нет.
— Да. Я тебя напугал… И ты плакала.
Это мучит его. Жоанна предпочитает сменить тему:
— Я все думаю, с тех пор как мы вышли из комиссариата… Если бы мы этого не сделали… Если бы не поженились…
Больше они ничего не говорят, ни он, ни она. Оба прекрасно знают, что бы произошло.
Себастьян останавливается на углу переулка. Он показывает на ресторан своего отца вдали.
— Я пойду… Оставлю вас…
Ему неловко, он переминается с ноги на ногу, поочередно глядя на них.
— Держите меня в курсе… Надеюсь, все будет хорошо, Эмиль…
Эмиль кивает.
— Спасибо, что помог Жоанне найти меня.
— Не за что.
Себастьян потирает шею и еще быстрее переступает с ноги на ногу, как будто хочет что-то добавить.
— Я…
Он медлит.
— Я не знал, что ты болен…
И договаривает очень быстро:
— Я не знал, что вы женаты.
У него печальный и разочарованный вид. Жоанна отвечает довольно холодно:
— Это не имело никакого значения, знал ты или нет.
Помолчав, она добавляет мягче:
— Ему надо отдохнуть. Увидимся на днях.
— Да… Увидимся.
— Ты разбила ему сердце.
Эмиль сам удивлен, что пытается шутить. Вообще-то ему не до смеха. Он только хочет, чтобы стало не так грустно и тягостно.
— Он оправится, — отвечает она до странного равнодушно.
Вид у Жоанны потрясенный. Они оба еще бледны, когда садятся за складной стол перед кемпинг-каром.
— Я приготовлю чай? — предлагает Эмиль.
Она качает головой.
— Тебе надо отдохнуть.
— Мне не хочется спать.
Эмиль встает и идет наполнять чайник. Он чувствует себя виноватым, что подверг ее всему этому. В первоначальном плане все было проще. Они уедут вдвоем. Он потеряет память, и это не будет его волновать. Он был к этому готов. Он простился со всеми, покидая Роанн. Она постарается держать его подальше от семьи. Она была со всем согласна.
Да, но вот прошло больше четырех месяцев с тех пор. Что они сделали, чтобы все до такой степени изменилось? Казалось, все так просто… Она не должна была плакать при мысли, что потеряла его… А он не должен был изводиться при мысли, что ее забудет.
Может быть… Он готовит чай чуть дрожащими руками. Тихий голос навязчиво звучит в его голове. Может быть, им не надо было жениться. Не надо было селиться вместе в этой студии, брать котенка, спать на одном диване и осознанно делить кусок торта.
Может быть, им надо было оставаться незнакомцами друг для друга и этим удовольствоваться. Она была права в тот день на островке Надьер. Поначалу он был счастлив, а потом, в последнее время, стал угасать… но по другой причине, тут она ошибается.
Когда он пустился в путь, ему абсолютно нечего было больше терять и не за кого держаться. Он смирился с мыслью покинуть родителей, сестру, лучшего друга. Его жизнь и так наполовину угасла, когда ушла Лора. А потом слабый огонек, который еще продолжал трепетать после ее ухода, погас окончательно, когда он узнал о болезни. Он сел в этот кемпинг-кар безмятежным, потому что на этот раз у него ничего больше не было. Он решился уйти с концами. Ему оставалось только воспользоваться жалкими обрывками счастья, которые еще могла предложить ему жизнь, прежде чем кануть в забвение. Баш на баш, все честно. Но вместо того чтобы уехать одному, ему надо было поместить это глупое объявление… Он подобрал эту девушку, совершенно потерянную, на обочине автострады, и вместо того чтобы мало-помалу отходить от жизни, он ухватился за нее с еще большей силой. Из-за Жоанны. Потому что она показала ему всю красоту мира, всю чистоту чувств, всю доброту человеческих существ. Он привык видеть, как она улыбается, с каждым днем все больше, как пишет в своем дневнике, присматривает за Поком, глядит на небо и сидит по-турецки на понтоне.
Он с трудом сглатывает вставший в горле ком. Он угасает, это правда. Страх и тревога поглощают его день за днем. И все это из-за нее. Только из-за нее. Потому что она совершенно неожиданным образом пробудила его к жизни. И сегодня он чувствует себя более живым, чем когда-либо… Сегодня благодаря ей он больше не хочет покидать этот мир. Эта мысль повергает его в ужас. А другая мысль, что она исчезнет из его памяти, стала ему невыносима.
Он старается не задыхаться, взяв чайник и наливая кипяток в чашки.
— Готово, — произносит он сдавленным голосом. — Несу.
Они молча пьют чай, постепенно обретая подобие красок. Жоанна спрашивает глухим голосом:
— Телефоны… они были включены… Ты кому-то звонил?
Он отвечает, уткнувшись в чашку:
— Я забыл свой пин-код… Мой телефон был заблокирован…
С облегчением прикрыв глаза, она задает следующий вопрос:
— А мой? У меня нет пин-кода…
Она, кажется, боится его ответа.
— Нет, я… я не узнал ни одного имени в списке контактов. Это было… Я чуть с ума не сошел… Выбежал на улицу и оставил все как есть.
По его голосу она понимает, что он не хочет больше об этом говорить. Они продолжают пить чай не спеша, глядя в пустоту.
— Мы должны покинуть Перьяк, да? — спрашивает Жоанна через некоторое время.
Эмиль пожимает плечами. Он отчасти утратил представление о времени. Еще один симптом болезни, сжигающей его на медленном огне.
— Давно мы здесь? — спрашивает он.
— Две недели.
Он не знает, долго это или нет. Ему хочется уехать, снова пуститься в путь, но Жоанне, кажется, так хорошо здесь, в обществе Себастьяна и Лаки. Однако она продолжает:
— Тебе не хочется увидеть море?
Она всматривается в него. Он и бровью не ведет.
— Мы уже недалеко…
Он чувствует, что ей тоже этого хочется, и кивает.
— Да. Мы можем поехать к морю.
Он не знает, то ли особенно холодно этой ночью в кемпинг-каре, то ли от тревоги его так трясет. Он дрожит всем телом. Челюсть свело, зубы стучат. Ему трудно дышать, как будто его сдавили тиски, как будто он умрет в эту ночь, задушенный собственной тревогой.
— Эмиль?
Он молился, чтобы не разбудить Жоанну, но слишком поздно.
— Эмиль? — шепотом повторяет она.
На краю кровати он видит Пока, свернувшегося клубочком, крепко спящего. Что ж, он единственный из них спит.
— Что? — спрашивает он, притворяясь, будто не понимает, почему она шепчет среди ночи.
— Что с тобой?
Она добавляет торопливо:
— У тебя снова блэкаут?
Он поворачивается к ней лицом. Темно, но он все же угадывает ее черты и волосы на подушке.
— Нет. Все хорошо. Просто немного трудно дышать.
Две складочки залегают у нее на лбу.
— Ничего страшного. Спи, Жоанна.
Прошел, может быть, час. Пок два или три раза переменил позу, но Жоанна лежит неподвижно. Эмиль знает, что она не спит. Он в этом глубоко убежден.
— Жоанна…
Шепот не мог бы ее разбудить. Но ее глаза широко открыты и смотрят на него.
— Да?
Он долго колебался, но сказал себе, что после пережитого вместе сегодня утром это вполне естественно.
— Как ты думаешь…
Он сглатывает.
— Как ты думаешь, ты могла бы… прийти…
И заканчивает на выдохе:
— …ко мне?
Он видит, как тонкий силуэт Жоанны приподнимает одеяло и тихо приближается. Она кладет голову ему на плечо, а свою маленькую ручку на его локоть. Он не решается сжать ее слишком крепко, боится сломать.
— Спасибо, — шепчет он в ее волосы.
17 октября, 18:50
На понтоне. Последний закат солнца над озером Дуль
Завтра мы уезжаем в Баж, деревню, которую рекомендовал нам Себастьян, когда мы катались на лодке. После Бажа мы поедем в Грюиссан, чтобы увидеть море.
Осень наступила всерьез. Деревья окрасились оранжевыми бликами, и пришли холода. Газовый обогреватель уже работает на полных оборотах.
Жоанна провела день в порту, потом на пляже у дюн, чтобы запечатлеть на своих полотнах наш последний день в Перьяк-де-Мер. Я знаю, что Себастьян тоже был там, что он хотел напоследок побыть с ней. Не знаю, что она рассказала ему о нашем браке. Вероятно, правду.
Вечером мы пригласили его в кемпинг-кар, чтобы поблагодарить за гостеприимство в Перьяке и проститься. Я приготовил гратен из осенних овощей (кто бы мог подумать, что я однажды стану стряпать такие вещи?). У меня осталось немного времени до прихода Себастьяна, и я воспользовался им, чтобы посидеть на понтоне. И вот я сижу лицом к самому последнему закату над озером Дуль. Розовые фламинго тут как тут, а с ними и рубиновые блики на воде. Я буду жалеть об этом понтоне и об этих закатах. Но мне нравится думать, что следующие будут такими же замечательными.
Они втроем теснятся у стола на банкетке кемпинг-кара, газовый обогреватель стоит у их ног. Несмотря на это, Жоанна кутается в большой черный жилет, а Эмиль обмотал шею шарфом. Только Себастьян, похоже, нечувствителен к низким температурам середины октября. Он принес полную корзину апельсинов. «На десерт», — уточнил он. Пока они ели гратен, он расспрашивал их, куда они поедут дальше. Все стараются как могут не упоминать эпизод с комиссариатом и болезнь Эмиля. Себастьян попросил присылать ему открытки из мест, где они будут, чтобы он мог «попутешествовать с ними», и они от души пообещали.
Теперь Жоанна ставит на стол корзину с апельсинами, а Эмиль приносит чайник и три чашки. Себастьян играет с Поком кусочком шнурка, который вытащил из своего ботинка.
— Скоро здесь будет очень тихо, — вздыхает он. — Зимой в Перьяке невесело.
Он рассказывает, что у них обычно не бывает снега и туристов мало. Они с отцом, как правило, закрывают ресторан с января по март. Потом Жоанна встает, роется в стенном шкафчике и возвращается с двумя полотнами, которые кладет на стол перед Себастьяном.
— Это тебе.
Он, кажется, не понимает ее слов.
— Мне? Это мне?..
— Это подарок.
Его лицо озаряет улыбка. «А мальчишка, должно быть, чертовски влюблен», — думает Эмиль.
— Ты можешь повесить их в ресторане твоего отца, если хочешь… Или в твоем будущем доме.