Вся синева неба

13

Эмиль, усталый, лежит на белом угловом диване. Вещей было немного, но подъема с багажом по крутым улочкам под жгучим солнцем ему хватило. Жоанна утром сходила сделать ксерокопии в одной из лавочек Эуса, пока Эмиль паковал все, что может им понадобиться в доме 6 по Карреро Дель Массадор. Потом, в полдень, они пошли к своему будущему дому, неся в руках коробки. Анни помогла им, и даже Жан присоединился, нес самые легкие сумки. Переезд занял не больше часа. Анни угостила их холодным лимонадом во внутреннем дворике и расспросила о кемпинг-каре.

— У вас предсвадебное путешествие?

Ответил Эмиль, видя, что Жоанна избегает разговора.

— Да, точно. Мы хотели попутешествовать вдвоем и пожениться по дороге.

Анни, похоже, в восторге.

— Как это романтично!

Вот только ее так возбудила эта тема, что она задала им тысячу вопросов.

— Вы уже решили, где поженитесь, когда уезжали?

— Нет. Мы не знали ни места, ни даты.

— Вы хотели сымпровизировать по пути?

— Да, именно… Мы влюбились в вашу деревню.

— А потом? Вы уедете?

— Может быть. Мы еще не решили.

— Вы поселитесь где-нибудь окончательно?

— Возможно.

Пришлось Эмилю подробно описать Анни все места, где они останавливались до Эуса, и рассказать историю их встречи. Он был довольно краток. Рассказал про общих друзей юности. Жоанна смылась с котенком, и ему пришлось импровизировать одному.

Это письмо он пошлет. Он отправит его из дальней деревни, чтобы точно никто не приехал за ним в Эус. Он возьмет кемпинг-кар и будет ехать целый день, пока не найдет какую-нибудь почту. Он напишет внизу листка, после своего имени: Я специально отправляю это письмо далеко от места, где живу. Не теряйте времени, не ищите меня. Живите своей жизнью и помните, что со мной все хорошо.

Он твердо решил показать им, что счастлив. Немного грешит против истины, конечно, но не лжет. Он счастлив.

В этот вечер за ужином они молчат. Миртиль уже поела за сериалом. Жоанна хотела согреть ей ужин и подать на стол, но старушка заверила ее, что может все сама; конечно, это занимает бесконечно много времени с ее больными ногами, но хотя бы пока она может разогреть себе еду, не чувствует себя совсем беспомощной.

Они хотели поужинать наверху, в своей студии, но Миртиль десять раз повторила им, что можно сесть за стол во дворике, что не стоит лишать себя прелести июльского тепла. Они спустились с тарелками, приборами и овощным салатом, что вызвало новую воркотню Миртиль:

— Не заморачивайтесь в следующий раз! Готовьте у меня! Моя дочь заказывает мне готовые блюда, я даже не пользуюсь плитой!

Вскоре она уснула под сериал.

Теперь Эмиль и Жоанна ужинают в молчании под платаном. Эмиль думает, что вполне мог бы кончить как Миртиль, окруженный заботой близких, задушенный вниманием. В очередной раз он радуется, что уехал. Он думает, что это из-за Анни и ее поведения Миртиль выглядит более старой, чем она есть. И что его родители и сестра точно так же поступили бы с ним. Они сделали бы его более больным и слабым, чем он есть. С Жоанной он не болен и не стар. Он еще молодой человек, бороздящий дороги в кемпинг-каре, принимающий решения, поселившийся с девушкой и отчитывающий ее, потому что она ест с котенком на коленях.

Он смотрит, как она вытирает свою тарелку куском хлеба. Она оставила котенка в покое, положила на пол, и его мама Каналья вылизывает его рядом с горшком с тюльпанами.

— Ты придумала ему имя? — спрашивает он, откинувшись на спинку стула.

Жоанна поднимает на него детский взгляд. С тех пор как они нашли этого котенка, она стала маленькой девочкой. Путешествие уже отчасти преобразило ее, но котенок завершил метаморфозу. Она улыбается, вздрагивает, когда он задевает ее ногу кончиком хвоста, без конца зовет его, высматривает, ее лицо озаряется при его появлении.

— Я еще не решила.

— Хочешь, я помогу тебе выбрать?

— Почему бы нет.

Она заканчивает вытирать хлебом тарелку.

— Я выбрала два бретонских слова, они очень короткие, и их можно легко запомнить. Пок, что значит поцелуй, и Спи, надежда.

Она так трогательна с этим серьезным и озабоченным видом, как будто выбирает имя своему новорожденному.

— У тебя есть предпочтение? За тобой, конечно, последнее слово.

Он улыбается еще шире.

— Что? — спрашивает она, видя его улыбку.

— Ничего…

Он не решается ей сказать, что находит ее трогательной. Вместо этого говорит:

— Можно назвать его Пок, а Спи пусть будет вторым именем… Что скажешь?

Жоанна с энтузиазмом кивает.

— Можно и так.

Потом добавляет с широкой улыбкой:

— Это будет первый кот на земле со вторым именем!

И она, кажется, бесконечно счастлива.

Впервые им почти нечего делать вечером. Не надо справляться с путеводителем по Пиренеям, готовить маршрут, продумывать привал… У них впереди целый месяц, чтобы прогуливаться и не спеша готовиться к свадьбе. Месяц, чтобы подумать о дальнейшем. В оседлости есть свои хорошие стороны. И все же они немного растеряны, сидя под платаном. Жоанна предлагает достать игру в скрабл, и Эмиль соглашается без особого энтузиазма.

Они раскладывают игру на столике, и Эмиль зажигает свечи, которые Жоанна тоже принесла из студии. Играют молча, погрузившись каждый в свои мысли. Жоанна достала из-под стола маленького Пока и усадила к себе на колени. Эмиль думает, какое лицо было бы у Лоры, предложи он ей партию в скрабл… Наверно, она посмеялась бы над ним. Он говорит себе, что это глупо, что нет ничего плохого в партии в скрабл.

Позже они заходят в гостиную к Миртиль, и Жоанна тихонько будит ее.

— Я провожу вас в кровать…

Отводит старушку в спальню Эмиль. Он испугался, как бы у Жоанны под тяжестью Миртиль не переломился позвоночник.

— Иди спать, — говорит он, — я ею займусь.

Он провожает Миртиль до кровати и закрывает ставни. Окно спальни выходит на улицу, совершенно пустую в этот час. Это то самое окно, украшенное кружевными занавесками и горшком с геранью.

— Напомните мне, что надо полить ее завтра… — говорит старушка.

Он кивает и смотрит, как она расчесывает щеткой волосы, сидя очень прямо на постели. У нее длинные серебристо-белые волосы. Она, должно быть, была очень красива в молодости.

— Ваша невеста очаровательна, — тихо говорит старушка.

Она смотрит на него проницательными голубыми глазами, и Эмиль чувствует себя голым.

— Да…

— Я рада, что вы погостите у меня.

Эмиль улыбается ей, отводя взгляд. Он не знает, поняла ли старушка про него и Жоанну. Заподозрила ли она, что они не всамделишные жених и невеста. Может быть, она почувствовала это по их поведению, взглядам, жестам. Они держат определенную дистанцию. Это всякому видно.

— Мы тоже, — только и отвечает он.

Миртиль легла спать. Жоанна осмотрела раны Эмиля, на локте и на голове. Она сказала, что швы отваливаются сами, ему повезло, что не придется их снимать. Она промыла их, и он немного покапризничал, морщась. Потом они погасили свет. Улеглись в темноте на разложенный угловой диван. Но Эмиль не может уснуть, потому что уже несколько минут слышит странные звуки. Как будто что-то скребет по ковру. Что-то очень легкое.

— Жоанна?

Спящая фигурка Жоанны не двигается. Он повторяет:

— Жоанна? Жоанна… Ты слышишь этот звук?

В следующую секунду он чувствует, как что-то теплое запрыгивает ему на ноги, и вскакивает с постели.

— Нет! Нет, Жоанна! Об этом не может быть и речи! Пок будет спать внизу, в своей корзинке!

Тонкий голосок Жоанны, которая, оказывается, вовсе не спала, звучит совсем рядом:

— Но ему страшно одному…

Эмиль выходит из себя:

— Нет, ты шутишь! Его мама-кошка внизу! Я, кстати, уверен, что она его ищет!

— Она охотится…

— Нет и нет!

Она зажигает свет и нехотя идет через комнату с маленьким Поком на руках, в своих широченных черных шортах и черном топе. Эмиль думает, что это похоже на первую супружескую ссору. Он невольно улыбается, и она это видит.

— Эмиль…

— Нет!

— Пок будет…

— Нет!

Она с трагическим лицом скрывается на лестнице. Эмиль пытается стереть с лица улыбку, но не может. Слишком это забавно. Он почти скучал по семейным сценам…

Первые дни в Эусе проходят так, что никто из троих этого почти не замечает. Тихие, отрадные дни. Дни, чтобы освоиться вместе, выработать свою маленькую рутину.

В первое утро, проснувшись, Эмиль находит студию пустой. Высунувшись в слуховое окошко над плитой, он видит, как Жоанна на террасе кормит Каналью. Кошка, как им говорили, пугливая, уже признала Жоанну. Эмиля это не удивляет. Жоанна тихая, спокойная и молчаливая. Она должна внушать доверие.

Жоанна не в обиде на него за вчерашнее, когда он выгнал Пока из их студии. Лора дулась бы часами, но Жоанна — ничуть. В это первое утро они завтракают во внутреннем дворике, глядя, как умываются кошки. Потом Эмиль занимается поливкой цветов Миртиль, а Жоанна уходит в деревню за покупками. После обеда они начинают собирать необходимые бумаги для бракосочетания, пока Миртиль дремлет в своем кресле.

— Черт…

Жоанна с досадой поджимает губы.

— Что?

— У меня нет при себе свидетельства о рождении.

— А…

Эмиль, уезжая, взял с собой все документы, валявшиеся дома. У него есть все, от свидетельства о рождении до водительских прав, полученных десять лет назад. Теперь он этому рад.

— Я не думала, что оно мне понадобится…

— Попробуй позвонить в мэрию, где ты родилась… Может быть, есть возможность прислать его почтой…

Жоанна так и делает. Когда она вешает трубку, у них есть подтверждение, что они родились под счастливой звездой.

— Мой город входит в число немногих коммун, в которых можно запросить свидетельство о рождении онлайн.

На следующее утро Жоанна идет на поиски интернет-кафе или какой-нибудь лавки, где ей могут предоставить доступ к интернету, чтобы запросить свое свидетельство о рождении. Эмиль предлагает старушке посидеть во внутреннем дворике. День сегодня попрохладнее. Небо пасмурное. Грозит дождем, но платан их защитит. К его удивлению, Миртиль соглашается.

— Хотите чаю? — предлагает он. — У меня привычка пить чай целый день…

— Ей-богу… С удовольствием.

Они договорились поставить коробки с чаем внизу, в гостиной старушки, удобства ради. Эмиль расставляет под платаном дымящиеся чашки. Он открывает свой черный блокнот. Миртиль вытягивает ноги, Каналья запрыгивает и устраивается у нее на коленях.

— Что это у вас за блокнот?

— О… Что-то типа бортового журнала…

Старушка смотрит на него своими удивительно голубыми глазами.

— Дочь мне сказала, что вы собираетесь здесь пожениться.

— Да. Это правда.

— Когда?

— Когда соберем все бумаги.

Миртиль едва заметно кивает, как будто что-то поняла.

— Это ведь не было предусмотрено, да?

— Простите?

— Ваша свадьба…

Он предпочитает быть с ней честным, хотя бы отчасти.

— Нет, правда.

Миртиль улыбается уголком рта, он не сразу понимает почему. Только когда она кладет руку на живот, до него доходит.

— Ох, нет! Нет, нет! Дело не в этом!

Но Миртиль закатывает глаза, как бы говоря, что ее не проведешь.

— Уверяю вас. Это не имеет никакого отношения…

Чем больше он настаивает, тем шире становится улыбка Миртиль.

— Жоанна не ждет… Это бред!

Он уже думает, не лучше ли махнуть рукой. В конце концов, через месяц они исчезнут отсюда, так что… Миртиль цокает языком.

— Меня-то не проведешь! Достаточно увидеть, как она ведет себя с котенком…

— Простите?

— Она только этого и ждет — понянчиться с младенцем!

Он снова мотает головой, давая понять старушке, что это не так.

— Ладно, пишите себе в вашем бортовом журнале.

— Миртиль, вы заблуждаетесь…

— Тссс! Пишите же. Не обращайте на меня внимания.

— Вы правда ошибаетесь…

— Пишите же!

Ему ничего не остается, как махнуть рукой, слишком Миртиль упряма. Они с Жоанной ждут ребенка… Если бы Миртиль знала…

Начинает накрапывать дождь. Платан отлично их защищает. Эмиль пишет короткими штрихами, описывая Эус и его улочки, посасывает ручку, отпивает глоток чая. В конечном счете он написал всего три строчки, когда хлопает входная дверь и на ступеньках появляется Жоанна, промокшая с головы до ног.

— Ну что? — без предисловий спрашивает Эмиль. — Ты нашла?

— Да. Есть маленькое кафе с интернетом напротив церкви.

— Смогла послать запрос?

— Да. Свидетельство о рождении пришлют мне по электронной почте. Надо будет заходить справляться время от времени.

Миртиль снова цокает языком.

— Оно и видно, что эта свадьба не может ждать!

Жоанна не понимает. Она вопросительно смотрит на Эмиля, тот делает знак, что объяснит ей позже.

— Где Пок? — спрашивает она, тряхнув мокрыми волосами.

— Пок? — спрашивает Миртиль.

— Котенок, — объясняет Эмиль. — Она назвала его Поком.

— О!

Она снова бросает на них многозначительный взгляд.

— Где он? — настаивает Жоанна.

— В своей корзинке, красавица моя, в своей корзинке.

Вечером Миртиль рассказывает им о своей жизни в Эусе, о своем муже — он был ножовщиком, и звали его Эжен. Они оба родились здесь. Миртиль вырастила четырех дочерей. Анни единственная из них не покинула Эус и мать. Три ее сестры живут в разных концах Франции. Всю жизнь Миртиль была хранительницей домашнего очага. Когда дочери покинули дом, помогала мужу в магазине ножей до самой его смерти.

Эмиль и Жоанна внимательно слушают, задают ей вопросы, интересуются теми или иными деталями, но это не обязательно… Миртиль в них не нуждается. Она как будто испытывает потребность рыться в своей памяти и рассказывать еще и еще. В ту пору, когда дочери были маленькими, Эжен и Миртиль отправлялись на прогулку по окрестностям Эуса каждые выходные. Они брали с собой корзину для пикника и находили зеленый уголок у какого-нибудь водоема. Девочки прыгали через веревочку, играли в куклы, плескались в ручье. Эжен давал отдых рукам, израненным лезвиями, с которыми он работал целыми днями. Миртиль безмятежно присматривала за своим семейством. Учились девочки дома. Миртиль оглядывается на свою жизнь спокойно. Кажется, что она прожила ее именно так, как хотела.

— Я не выбирала Эжена в мужья. Это был брак по сговору. Наши родители были из старожилов деревни.

Когда Жоанна спрашивает, была ли она несчастна, старушка качает головой, и ее голубые глаза блестят еще ярче.

— Нет. Я не хотела другого мужа.

Утром третьего дня Эмиль уезжает отправить письмо Маржори. Жоанна тем временем должна сходить в почтовое отделение: у них есть маленький принтер, а она обещала Анни и Миртиль распечатать объявления, чтобы найти Поку семью. Эмиль оставил ее без тени сомнения: она этого не сделает. Что-нибудь придумает, чтобы этого не делать.

Он спускается по деревне пешком, приветствует Жана, который высматривает очередных туристов, и выходит за крепостные стены на парковку к кемпинг-кару. Он сказал Жоанне и Миртиль, что вернется к ужину. Он понятия не имеет, куда отправится. Выедет на автостраду и поедет наугад.

Эмиль едет все утро. В полдень останавливается на площадке для отдыха, разогревает консервированный горошек и ест его с остатками бананового пюре. Вздремнув на банкетке внизу, едет дальше. Около трех часов, свернув наугад, он понимает, что уже поздно и ехал он долго. Он толком не помнит, куда едет, зачем. Он пытается развеять сомнения, читая дорожные указатели, но названия городков ничего ему не говорят и он не в состоянии вспомнить, зачем сюда приехал. Он помнит, как вышел из дома Миртиль сегодня утром… оставил Жоанну в студии на втором этаже… Память возвращается к нему через несколько секунд. Ничего страшного. Таких коротких провалов в памяти у него были сотни за последние месяцы. Этот был вполне безобидным, и он понимает, как ему повезло. Могло быть куда хуже.

Он находит почту по табличкам, указывающим на церковь, — почта прямо напротив. Она еще открыта, и он покупает целый блок марок для будущих писем. Вернувшись в машину, он чувствует себя измочаленным, с неприятным ощущением, что зря потерял день. Ему не терпится вернуться и увидеть Жоанну. Он уверен, что Пок будет у нее на коленях.

Убегают из-под колес километры. Нечеловеческим усилием воли Эмилю удается оставаться сосредоточенным, но эта дорога его вымотала. Солнце клонится к закату. Он останавливается у бензоколонки выпить кофе и заправиться. Часы на приборной доске показывают восемь, и он понимает, что никак не успеет к ужину. Наверно, Миртиль и Жоанна поужинают во внутреннем дворике вдвоем. Он надеется, что они не будут беспокоиться.

Только в десять Эмиль въезжает на парковку у крепостных стен Эуса. Весь день он провел в дороге. Ему трудно вспомнить, чем была занята его голова в эти часы.

Дом погружен в темноту. Миртиль, должно быть, уже легла. В студии он находит Жоанну сидящей на угловом диване с книгой в руках. Пок и Каналья свернулись рядом. Каналья вылизывает своего малыша. Эмиль рад видеть Жоанну. День был долгим, и он понимает, что скучал по ней. Она поднимает голову от книги, заслышав его приглушенные ковром шаги.

— Привет! Ты вернулся…

Лицо у нее слегка встревоженное. Беспокоилась?

— Да… Я заехал далековато… Слишком поздно заметил…

Она откладывает книгу, выпрямляется. Каналья подходит и обнюхивает его.

— Ты отправил письмо?

— Да.

Он садится рядом с ней на диван и разувается.

— А ты? Что ты делала?

— Помогала Миртиль переустроить ее гостиную.

— Вот как?

Она кивает с довольной улыбкой на лице.

— Да. Мы оборудовали ей уголок для сиесты поближе к окну, чтобы она могла дышать воздухом, не выходя на улицу.

— Извини, что вам пришлось ждать меня к ужину.

— Миртиль устала к вечеру. Я уложила ее до ужина.

— Ты меня удивляешь… Ты заставила ее перевернуть всю гостиную! Бедная старушка!

— Она только давала мне указания.

Прошедших нескольких недель не хватает, чтобы Жоанна начала понимать юмор. Все впереди…

— А Пок?

— Что — Пок?

— Ты распечатала объявления, чтобы найти ему семью?

Взгляд Жоанны ускользает. Она пытается ответить равнодушным тоном, но лгать у нее получается плохо:

— У меня совсем не было времени с переустройством гостиной…

Эмиль силится скрыть улыбку, расплывающуюся на его лице. Он не хочет, чтобы Жоанна ее видела. Ему забавно смотреть на ее смущение. Она встает, наверняка чтобы свернуть разговор и закрыть тему.

— Я отведу Каналью и Пока вниз… на ночь.

— Хорошо. Я пока разложу диван.

Эмиль уже лежит в темноте, когда Жоанна возвращается на второй этаж. Она ныряет под одеяло на другом краю постели.

— Я подумала… — шепчет она во тьме.

— Да?

— Завтра… Мы могли бы сходить в деревню Ком. Знаешь, где развалины… Миртиль говорила мне о ней сегодня.

— Вот как?

— Да. Они с Эженом любили там гулять, когда у них еще не было дочерей. Она говорит, что там красиво и в то же время драматично.

Он посмеивается для проформы:

— Красиво и драматично, говоришь?

— Так она мне сказала.

— Она говорит много глупостей.

— Эмиль!

— Это правда! Она думает, что ты беременна.

— Что?

Он слышит, как она привстает на локте.

— Ты шутишь?

— Нет. Она думает, что поэтому мы так спешим пожениться.

— И ты не сказал ей, что это не так?

— Сказал. Но она упрямая. Знать ничего не хочет.

В комнате ненадолго повисает молчание. Он различает тень Жоанны, по-прежнему опирающуюся на локоть.

— Вот почему она хотела дождаться тебя, чтобы передвинуть большой шкаф!

— Ты передвигала ее большой шкаф?

— Ничего сложного… Но она то и дело повторяла мне, что это неосторожно.

— Она права.

— Я не сахарная.

— Ты весишь едва ли пятьдесят кило…

— Ну и что?

— Ты могла надорваться.

— А ты мог опять потерять сознание и не вернуться в Эус.

Ему нечего ответить. Он уехал, даже не подумав об этом. Но она, конечно, права. Это было неразумно. Все могло случиться. Так рисковать из-за письма… Он повел себя как идиот. Тем более что Жоаннна никак не могла связаться с ним. Она, должно быть, сегодня беспокоилась.

— И все же ты это сделал.

— Правда.

Жоанна не зависает на этом больше, и он вздыхает с облегчением. Она спрашивает:

— Ладно… Так пойдем завтра в Ком?

— Да. Пойдем завтра в Ком.

В следующий раз, когда он поедет отправить письмо, он возьмет ее с собой.

— Вы что-то молчаливы оба сегодня.

Миртиль смотрит на них поочередно. Их лица обрели краски. У Жоанны пунцовый нос. У Эмиля вокруг глаз белые следы от солнечных очков.

— Это Ком так на вас подействовал?

— Да… Наверное.

Они пришли в разрушенную деревню под палящим солнцем. Они были одни. Одни среди каменных развалин. Это было похоже на брошенный город, на город после катастрофы, сожженный жарой, где не могло остаться никакой жизни. Они поняли, что имела в виду Миртиль под «красиво и драматично». Уцелевшая церковь стояла посреди этого пейзажа в руинах. Она была открыта. Жоанна бесконечно долго оставалась внутри. Эмиль подумал, что она медитирует. Он ждал ее снаружи, укрывшись от солнца под остатками разрушенной стены. Его покорила церковь. Красивый каменный храм среди развалин. Ему подумалось, что здесь он хотел бы жениться, если бы жил другой жизнью, если бы мог жениться по любви на девушке, которой могла бы быть Лора. Он пытался представить себе, как выглядела бы здесь церемония. Вообразил себе Лору, свободную как никогда, босиком, с распущенными волосами, в белом платье в стиле хиппи. Представил веночек из белых цветов на ее голове и одну-единственную розу, тоже белую, вместо букета. Представил себе мать, с влажными глазами, в бледно-розовом наряде. Она бы, конечно, плакала. Увидел рядом с матерью отца в строгом костюме-тройке. Маржори надела бы цветастое платье, а Бастьен — белую рубашку и джинсы. Близнецам они повязали бы галстуки-бабочки. Летисия отчитала бы Рено за складку на рубашке, а Тиван, воспользовавшись случаем, улизнул бы на четвереньках в развалины. Это был бы счастливый момент. Он улыбался сам себе, прислонившись к полуразрушенной стене.

Когда Жоанна вышла из церкви, лицо у нее было грустное. Интересно, о чем она могла думать? Они вернулись в Эус молча, под слепящим солнцем.

— Это очень красивое место.

Они молча кивают. Миртиль не настаивает. Она понимает: там что-то произошло и им обоим нужно помолчать.

Свидетельство о рождении приходит в почтовый ящик Жоанны на следующий день. Эмиль начинает кружить по студии. Он спрашивает Миртиль, чем может быть полезным. Она говорит про этажерку в ее спальне, у которой надо бы подкрутить болты, про старый велосипед, валяющийся у ее дочери Анни, — почему бы ему забавы ради не починить его? Он сможет потом ездить на этом велосипеде на прогулки в деревню или на работу, если он рассчитывает найти работу здесь. В тот же день он принимается за этажерку. Вечером Анни заходит к матери, и они ужинают вместе во внутреннем дворике.

Жоанна осматривает и дезинфицирует рубец Эмиля, и он ей не нравится.

— Если будешь чинить этот велосипед завтра, оставайся в тени.

— Почему?

— Твоему шраму на голове не понравилось солнце вчера в Коме.

— Он сочится?

— Нет. Но если будешь продолжать подставлять его солнцу, он никогда не пройдет. Останется красным и заметным на всю жизнь.

Не удержавшись, он пожимает плечами. Что ему с того, что шрам останется на всю жизнь?