Кай:
«Ты нормально добралась до своей комнаты?»
Кай:
«Прости, я должен был пойти с тобой»
Эсмеральда:
«Эй, прости, я только сейчас увидела твои сообщения»
Эсмеральда:
«Я добралась до комнаты, и всё в порядке, хх»
Эсмеральда:
«Твоя семья что — нибудь сказала?»
Кай:
«Не совсем»
Кай:
«Можем мы поговорить после того, как ты позавтракаешь?»
Эсмеральда:
«Прошу прощения, мистер Идеальный Принц
«Шехрияр посвятил большую часть моего дня разговорам о моей работе после Празднования Мира, так что у меня пока нет свободного времени»
Кай
В тот момент, когда Эсмеральда села рядом со мной на первом частном ланче за несколько дней, я понял, что что — то не так. В её больших серовато — карих глазах не было блеска. На щеках не было румянца — ни от макияжа, ни естественного. И натянутая улыбка, которой она одарила всех, была совсем неестественной.
Она сидела слишком чопорно и прямо, пока ела. Она отвечала слишком просто, когда говаривала, и её смех звучал непривычно для моих ушей. Она никак не отреагировала, когда я прижался своим бедром к её бедру под длинным дубовым столом, пытаясь заставить её посмотреть на меня, чтобы я мог понять, что не так. Она даже не посмотрела на меня.
Это так беспокоило меня, что я не мог вспомнить, съел ли я что — нибудь из трех блюд.
После окончания ленча она вышла из столовой, отстав от всех остальных. Я последовал за ней туда, где, по — видимому, её ждал Шехрияр дальше по коридору.
— Эсмеральда, — позвал я, как только она подошла к своему неуклюжему личному секретарю.
Её спина заметно напряглась, и моё сердце упало. Нет, не реагируй так, Эсмеральда, пожалуйста. Напряженный взгляд, которым наградил меня Шехрияр, когда широко расправил свои огромные плечи, заставили мои мысли закружиться лишь ещё сильнее.
— Принц Кай, — бледно — зеленые глаза Шехрияра на мгновение скользнули мимо моего плеча. — Сейчас неподходящее время.
Мой взгляд всё равно упал на затылок Эсмеральды. Я не собирался уходить, пока не поговорю с ней. Мне нужно было знать, что с ней всё в порядке. Мне нужно было знать, что это не из — за меня.
— Эсмеральда, посмотри на меня. Пожалуйста, — мягко попросил я, окидывая её маленьким, необычайно нежным взглядом.
— Принц Кай, — твёрдо предупредил Шехрияр таким тоном, который можно было бы счесть грубым, но мне было всё равно, что он сказал. Я также не мог винить его за то, что он так защищал Эсмеральду. — Достаточно.
— Шер, — тихо сказала Эсмеральда. — Всё в порядке.
Она медленно, жестко повернулась. Болезненная паутина трещин пронзила мою грудь, когда я увидел слёзы, застилавшие её глаза, которые она пыталась скрыть. Яростное желание защитить взорвалось во мне с такой силой, что это была агония.
Кто — то причинил ей боль. Кто — то сделал ей больно.
Это из — за меня? Я что — то сделал?
Меня трясло от усилий не схватить её в объятия и не увести отсюда, где я мог бы поговорить с ней наедине, обнимать её, укачивать, успокаивать — всё, что ей было нужно от меня. Усадить её где — нибудь, встать на колени и извиниться за всё, что я сделал, расстроив её.
Чем дольше её глаза робко перебегали с моих плеч на пристальный взгляд, тем сильнее становилось это чувство.
Я не смог удержаться, чтобы не потянуться к её маленькой руке, сжимающей облегающее тёмно — зеленое платье — джемпер, которое она носила с черными леггинсами. Я легонько подтолкнул её ладонь, пока её пальцы нерешительно не разжались, позволяя мне крепко обхватить её своими. Я сжал её руку.
— Пойдем со мной на минутку. Пожалуйста. Затем ты можешь вернуться на свою встречу с Шехрияром, — сказал я.
— Что за встреча… — начал Шехрияр, но внезапно остановился. Он избегал моего взгляда, проводя рукой по губам, всё время морщась. Я немедленно взглянул на Эсмеральду, и то, как она поморщилась и опустила голову, было для меня равно сильному удару железного кулака в живот.
Она солгала о встрече. Встречи никогда не было.
У меня закружилась голова, когда боль и страх обожгли мою грудь. Это было из — за меня. Ей было больно из — за меня. Вот почему она солгала. Чтобы не видеться со мной. Потому что я причинил ей боль.
— Это моя вина, — прохрипел я, отступая от неё. — Разве нет? Я сделал что — то не так. Я облажался.
Её ресницы взлетели вверх, и она покачала головой.
— Нет. Нет, Кай, ты ничего не сделал. Это не ты.
Я хотел обнять её и прижать к себе, но мои кулаки были десятитонными гирями, которые не переставали дрожать.
— Тогда в чём дело? Почему ты расстроена?
Она медленно закрыла глаза, крепко сжимая их, пока её лицо не исказилось страдальческой гримасой.
— Кай, я… я…
— Иди, — тихо сказал Шехрияр, напоминая мне, что он всё ещё здесь. Мы с Эсмеральдой посмотрели на него. Он кивнул в сторону, его пронзительный взгляд остановился на Эсмеральде. — Иди поговори с ним. Я прикрою тебя.
Эсмеральда молча смотрела на раскинувшийся под нами Pavilion City, сидя рядом со мной на скамейке. Хотя я вроде как вынудил её к этому, когда положил наши переплетенные пальцы себе на колени.
Мы вместе проехали на Баки через лес и добрались до участка земли на другой стороне.
На самом деле, мне следовало отвести её куда — нибудь в теплое место, чтобы поговорить. Мне не нравилось, что мы были на улице. Но это было единственное место, где мы с Эсмеральдой могли поговорить наедине без помех. Итак, мы были здесь. Сидели на одинокой скамейке у старой платформы сторожевой башни. Её голова покоилась на моем плече, я прижался губами к её волосам и закрыл глаза, вдыхая её сладкий аромат.
Меня беспокоило, какой счастливой она была, когда мы были здесь в последний раз, и какой тихой она была сейчас. Мы сидели в тишине пять, может быть, десять минут, потом она наконец заговорила.
— Я столкнулась с Каримом по дороге в свою комнату.
Я медленно поднял голову, не совсем понимая, почему она упомянула своего брата. Затем меня осенило, и моё тело напряглось.
Карим был причиной того, что она расстроилась.
Учитывая реакцию моей собственной семьи, мне и в голову не приходило, что брат Эсмеральды мог отреагировать по — другому. К тому же, она раньше говорила, что не ладит с ним. То, что он узнал, что она провела со мной ночь, ухудшило её отношения с братом? Я сглотнул, когда беспокойство захлестнуло меня.
— Он тебе что — нибудь сказал?
— Сказал, — пробормотала она и подняла на меня свои затуманенные глаза. — Но дело скорее в том, чего он не сказал.
Сначала у неё задрожал подбородок, хотя она прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть это. Но её лицо сморщилось, слёзы хлынули из глаз, скатываясь прямо по щекам, как будто она больше не могла их сдерживать. И каждая капля была молотом для моего стеклянного сердца, разбивавшего его на миллион осколков.
— Эсмеральда, — выдавил я и потянулся к ней.
Она встретила меня на полпути, обвив руками мою шею, когда я притянул её к себе на колени. Я крепко обнял её, когда она уткнулась лицом мне в плечо. У неё вырвался тихонький всхлип, и я зарылся лицом в её волосы, укачивая и защищая каждую частичку её тела, пока мучительные эмоции разрывали меня на части.
Эсмеральда плакала почти беззвучно, пока я обнимал её, дрожа всем телом, когда я гладил её по волосам и несколько раз целовал в висок. Это были не те громкие, сердитые слёзы, которые она проливала, когда я рассказал ей о Мэг. Они были усталыми, грустными и обиженными, и они разрушали меня. Они заставили моё сердце обливаться кровью и каждую клеточку внутри меня взорваться агрессивной яростью.
Я не был жестоким человеком, но я хотел найти короля Карима и избить каждый дюйм его тела. Один удар за каждую слезинку, пролитую из — за него. За всю боль, которую он причинил ей, когда должен был защищать её. Мне было насрать, что он был королем Джахандара. Если бы сейчас он был прямо передо мной, я уверен, что сделал бы это.
Но с каждой секундой какая — то часть меня всё больше и больше убеждалась, что в её боли была отчасти и моя вина. Мне следовало быть осторожнее.
— Прости, — сказал я в её волосы. — Я должен был отвести тебя в твою комнату прошлой ночью. Я не должен был…я не думал…
Эсмеральда подняла голову. Её ресницы были влажными, теплая золотистая кожа порозовела на щеках и носу. Она больше не плакала, но её лицо было влажным, а глаза по — прежнему несчастными.
— Не извиняйся, — пробормотала она. — Прекрати.
Я скользнул рукой от её шеи к щеке и большим пальцем стёр влагу с её кожи.
— Но отчасти это моя вина, Эсмеральда. Кариму не понравилось, что ты была со мной…
— Кариму не нравится всё, что я делаю, Кай, — сказала она, слабо качая головой в моей ладони.
Я стиснул зубы, представляя, как превращаю его лицо в кашу.
— Но почему?
Вероятно, я не должен был задавать этот вопрос, но я должен был знать. Для меня не имело никакого смысла, что она не нравилась собственному брату. В ней не было ничего, что могло бы не нравиться. Она была идеальна.
Её ресницы дрогнули, прежде чем она опустила взгляд на молнию моего пальто. Ветер развевал её длинные волнистые волосы.
— Я не знаю, — её голос дрогнул, и всё внутри меня снова взорвалось.
Я притянул её поближе и молча наблюдал, как она пытается делать медленные, прерывистые вдохи. Я не мог сказать ничего, что не было бы кучей оскорблений в адрес её брата, и я знал, что ей это не нужно и она этого не хочет.
— Мы были близки, когда были маленькими, — сказала она на выдохе. — Хотя он на восемь лет старше меня. Мы всё делали вместе. Мы были неразлучны, — её голос затих, а глаза наполнились слезами. Ничто и никогда раньше не заставляло меня чувствовать себя таким беспомощным, потому что я ничего не мог сделать, кроме как крепче обнять её и слушать.
— Потом погиб отец в результате несчастного случая на лодке, мне было всего шесть. Я действительно не понимала, что происходит, кроме того, что его не стало, но маме стало трудно. Первый год после этого я почти не видела её, и Карим тоже начал отдаляться. Особенно после того, как его провозгласили будущим принцем — консортом.
Я помнил аварию, о которой говорила Эсмеральда, возможно, даже больше, чем она сама.
Мне было двенадцать, когда это случилось, и известие о смерти короля было ужасающим. Это были мои первые похороны, на которых я присутствовал вместе с матерью и отцом. Я помнил, как выражал свои соболезнования Кариму, который был всего на два года старше меня, хотя не помню, что видел Эсмеральду. И несколько месяцев спустя я смотрел говости, когда было официально объявлено, что в соответствии с линией наследования Джахандара Карим должен был стать принцем — консортом.
Как принц — консорт, это означало, что Карим, как следующий в очереди, должен был править бок о бок с королевой, когда ему исполнится двадцать один год, пока корона официально не перейдет к нему. У Прио и Шаха тоже были такие же законы. У нас в Томе тоже, но наша линия преемственности не была наследственной.
— В итоге я проводила большую часть своих дней с Шехрияром и мамой Катией, его матерью и моей гувернанткой, но были дни, когда я молча следовала за Каримом повсюду, просто чтобы провести с ним немного времени. Но потом… — она замолчала. Что — то мелькнуло в её глазах, возможно, паника, но она опустила ресницы слишком быстро, чтобы я смог правильно понять этот взгляд. Несколько мгновений спустя она оставалась неподвижной и молчаливой.
— И вот однажды у него больше не было на меня ни времени, ни терпения. Мне было десять, — сказала она дрожащим голосом. — Я думаю, это было из — за всего пережитого, и когда мы узнали, что мама заболела после экспедиции в Дейл… — она слабо покачала головой, и у меня болезненно сжалось в груди. Я притянул её к себе в крепких объятиях, прижимая её щеку к своему плечу.
Я тоже помнил это.
Визит покойной королевы Джахандара в военный лагерь в южных горах Дейла был во всех новостях, когда стало известно, что она и несколько других солдат и офицеров подхватили дегенеративное заболевание. Ведущие ученые мира обнаружили, что это было вызвано контактом с единственным в своём роде ядовитым растением. Но они недостаточно быстро нашли лекарство или противоядие. В результате погибло тридцать человек, включая королеву.
Я не мог притворяться, что мне знакома боль потери одного из родителей, не говоря уже об обоих, поэтому я не знал, что сказать. Я просто прижался щекой к её лбу, надеясь хоть немного утешить её.
— Я знаю, что он был напуган и волновался, но он как будто совершенно забыл, что я тоже была напугана и волновалась, — пробормотала она, ветер почти унес её слова. — А когда мама умерла, он полностью отгородился от меня. В ночь её похорон я сидела возле его спальни и ждала несколько часов, а когда он наконец пришел, он сказал мне встать и вернуться в свою комнату. Он сказал, что я стану наследной принцессой и больше не могу вести себя как ребенок. Он даже не посмотрел на меня, когда говорил это.
Чувству, охватившему меня, не было названия. Это было похоже на то, как огненные гвозди вонзаются в моё сердце. Я не мог поверить, что Карим сказал ей это. Ей не было больше пятнадцати, когда умерла королева. Она тогда была ребенком. Как, чёрт возьми, он мог сказать ей это?
Она шмыгнула носом и плотнее прижалась к подкладке моего пальто.
— Всё, что было после этого, стало для него имиджем. И я понимаю. На его плечи легло давление всего мира, но ничто из того, что я делала, не было для него достаточно хорошим. Он находил недостатки во всём, что я делала. И всё ещё находит. Сегодня утром, когда он увидел меня в твоей футболке, всё, о чем он заботился, это о том, что подумает мир, если узнает. Ему было всё равно, что я заснула с тобой. Его не волновало, что ты мне нравишься. Всё, что его волновало, это о том, что я попала в скандальную ситуацию. И теперь он хочет, чтобы я держалась от тебя подальше.
Внутри меня всё похолодело.
— Что?
Она отодвинулась от меня, чтобы сесть, комкая в кулаках моё пальто. Она решительно покачала головой, по её лицу текли слезы.
— Я не буду. Я не буду держаться от тебя подальше. Я не хочу. Я не могу.
Мучительное понимание обвязало веревкой мою грудь, и моё лицо исказилось. Это был не конец её предложения. И я ничего не имел против этого, но это не означало, что это всё ещё не разрывало меня на части.
Я обхватил её лицо обеими дрожащими руками, её горячие и влажные щеки прижались к моей холодной коже. Она тут же сдавленно всхлипнула. В уголках моих глаз появилось влажное давление.
— Я не хочу, чтобы он возненавидел меня ещё больше, Кай, — плакала она, умоляя меня понять.
Я притянул её к себе, прижимая её лицо к своему плечу и прижимаясь губами к щеке. Я держал свои губы у неё на щеке, пока успокаивал её и укачивал, не зная, что ещё можно сделать. Мой разум лихорадочно соображал, что бы такое сказать, но на ум ничего не приходило. Что я должен был сказать?
Я понятия не имел, что делать. Понятия не имел, как я могу это исправить для неё. Для нас. Я не хотел, чтобы то, что было между нами, стало причиной того, что она страдала от рук своего брата, но и у меня не хватит сил, чтобы отпустить её. Я не мог. Я не мог потерять её. Я не потеряю её.
— Эсмеральда, — прохрипел я, касаясь её кожи. — Я…мы что — нибудь придумаем. Обязательно придумаем. Я обещаю. Мы…мы можем поговорить с ним. Я поговорю с ним. Так что не плачь. Не волнуйся. Пожалуйста. Пожалуйста.
В моём голосе не было никакой убежденности, потому что, когда я сидел там, обнимая её, у меня в животе возникло тошнотворное чувство, что я ничего не могу сделать, чтобы это исправить.
Это было вне моего контроля.
Эсмеральда:
«Прости, сегодня я останусь в своей комнате»
Её сообщение пришло ночью, когда все легли спать. Я прочитал его и понял. Я понимал. Но я всё равно спустился в библиотеку.
Я сел в её любимом уголке, взял с полки книгу и стал ждать её.
На всякий случай, если она придет и докажет, что мое беспокойство из — за её потери было напрасным.
Она не пришла. Я понимал почему.
Но моё сердце всё равно разбилось.