Высокий, царственный и сварливый

Глава 23

Эсмеральда

На следующий день был День пушек, официальный день окончания Великого восстания Зорро. Он запомнился пушечными залпами, которые возвестили о последней битве на берегах Прио. В Томе церемония проходила во второй половине дня, поэтому утро было свободно для ежегодной королевской охоты за сокровищами. Все семь семей присутствовали во дворце Чаукхам, а королевские дети и дети дворцового персонала готовились внутри к собственной мини — охоте.

Принц Арш отвечал за планирование охоты и решил кое — что изменить. Вместо того чтобы делить всех на команды, он хотел сыграть в игру “королевская семья против королевской семьи”. К моему полному, абсолютному удовольствию — нет— я была в команде с Каримом и Шехрияром.

Неловкость — это не совсем подходящее слово, чтобы описать атмосферу между мной и Каримом. Стояла удушающая тишина, пока я изо всех сил старалась держаться рядом с Шехрияром и избегать любого взаимодействия с моим братом. Мы тащились по той стороне дворца Чаукхам, где кусты роз обвивали красный кирпич между окнами, когда Шехрияр вздохнул. Я искоса взглянула на него, но наткнулась прямо на прищуренный взгляд Карима.

Моё сердце подпрыгнуло, и я немедленно обернулась туда, где остановился Шехрияр. Он хмурился, переводя взгляд с меня на Карима.

— Что случилось? — спросила я.

Шехрияр покачал головой, его челюсть дрогнула.

— Я так не могу, — сказал он. — При всём моём уважении, Ваше Величество, Ваше Высочество, если вы намерены играть так всё это время, то я хотел бы уйти из этой команды прямо сейчас.

Паника скрутила меня где — то внизу живота. Он бы не стал. Он не мог. Он не мог оставить меня наедине с Каримом. Извинение смягчило его взгляд, но Шехрияр стоял высоко и упрямился.

— Ты не можешь продолжать использовать меня как буфер, — сказал он мне, прежде чем переключить своё внимание на Карима. — И Ваше Величество тоже. Это должно прекратиться. Потому что кто — нибудь заметит, что что — то не так, и будет слишком поздно притворяться, что всё в порядке, — он шагнул к Кариму, протягивая ему красный конверт с нашей следующей загадкой внутри. — Поэтому, я думаю, будет лучше, если я уйду.

Я наблюдала за молчаливым обменом их рукопожатиями. Затем мой безумный взгляд остановился на Шехрияре, когда он отошел.

— Шехрияр, — умоляюще прохрипела я. Он бросил на меня искаженный, полный раскаяния взгляд.

— Я буду ждать у старта с принцем Аршем и остальными, если понадоблюсь, — сказал он и склонил голову. Ноги сами подтолкнули меня к нему.

— Шер, пожалуйста, — прошептала я, отчаянно тряхнув головой. Он вздрогнул, но отвернулся и зашагал обратно тем путем, которым мы пришли. Всё, что я могла делать, это смотреть, как он уходит, когда шок и тревога наполнили мои легкие вместо кислорода.

Как Шехрияр мог так поступить со мной? Как он мог оставить меня с Каримом? Когда я остаюсь с ним наедине, не происходит ничего хорошего. Он знал это. Так почему же? В те тягостные моменты, когда я стояла к нему спиной, Карим не произнес ни единого слова. Мне всё больше и больше не хотелось оборачиваться и смотреть в лицо реальности моей ситуации.

Я теребила подол своей укороченной куртки с отворотом, размышляя, что делать, когда кто — то откашлялся. Каждый мускул в моём теле превратился в неподвижные ледяные глыбы. Но я не могла долго стоять там, притворяясь, что он не пытается привлечь моё внимание. Сделав глубокий вдох, я заставила себя слегка повернуться, бросив быстрый взгляд в сторону Карима.

Незнакомец в облике моего старшего брата смотрел на меня, почесывая свою гладко выбритую челюсть. Забыв о том, что произошло, я не могла смотреть ему в глаза из — за того, как небрежно он был одет.

Я могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз видела Карима в джинсах с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, и он стал принцем — консортом. В паре со старыми белыми кроссовками и поношенной кожаной курткой он выглядел совершенно другим человеком. Я с трудом узнавала его.

— Мы должны продолжать работать над загадками, — сказал он так, словно это была политика, а не игра. Я посмотрела в ту сторону, куда ушел Шехрияр, и слегка пожала плечами.

— На самом деле не имеет значения, решим мы их или нет. Вероятно, мы всё равно слишком отстали, чтобы догнать остальных, — двадцать минут из часовой охоты уже прошли, а мы разгадали только три загадки. Он молчал на протяжении нескольких секунд.

— Люди будут задавать вопросы, если мы сейчас уйдем, — затем сказал он.

Мои плечи разочарованно опустились, и острая боль пронзила грудь, как будто я не знала, что именно он собирался сказать.

— Да. Люди, — пробормотала я, закрывая глаза от заполнившей их покалывающей сырости.

Я не думала, что тишина может стать ещё более удушающей, но это произошло, и от этого меня тошнило. Я пожалела, что у меня нет с собой телефона, чтобы я могла позвонить Шехрияру и умолять его прийти за мной. Но телефоны были запрещены во время игры, и у меня было предчувствие…

— Раньше тебе нравилось разгадывать загадки.

Я моргнула, глядя на равномерно подстриженную траву под моими потертыми бледно — голубыми кроссовками, задаваясь вопросом, не обманывают ли меня мои уши. Карим, которого я знала, ни за что не смог бы заговорить со мной так…мягко. Я подняла взгляд и обнаружила, что он наблюдает за мной с каким — то нечитаемым выражением.

— Да, — услышала я свой ответ. — Но мне уже давно никто их не загадывал.

Именно он обычно загадывал мне загадки. Когда я была слишком маленькой, чтобы разгадывать их, я подкупала его своими игрушками, чтобы получить ответы. К тому времени, как я начала их разгадать, он перестал их мне загадывать.

Карим опустил взгляд на красный конверт в своих руках. Он откинул треугольный клапан и вытащил маленький квадратный листок бумаги с напечатанной на нем загадкой.

– “Я змея, которой надоела своя кожа”,— прочитал он вслух. “Я копаю, я рублю и срезаю. Но посмотри повыше, и ты увидишь, что у меня четыре ноги, длинная шея и я пятнистый. Найди меня, и следующая загадка будет твоей.

Карим вопросительно поднял брови.

— Итак? Как ты думаешь, что это?

— Я не…Я не знаю, — я говорила не о загадке. Я понятия не имела, что происходит с Каримом. Он действительно собирался рассказывать мне загадки, как будто мы снова были детьми, и разгадывать их вместе со мной? Это меня злило или радовало? Я испытывала облегчение или разочарование? Я понятия не имела. Я почти онемела.

– “Четыре ноги и длинная шея” и “пятнистый” — это о жирафе, — он слегка нахмурился, смотря на бумагу. — Но “змея, которой надоела своя кожа”?

Возможно, я использовала загадку как оправдание, чтобы избежать необходимости расшифровывать, что это за взаимодействие между нами, но я постоянно прокручивала эти слова в уме, застыв в неловкой позе. Затем меня осенило.

— Змеи сбрасывают свою… — сказала я одновременно с Каримом. Мы остановились. Он моргнул, смотря на меня. Я первая отвела взгляд, чувствуя себя неловко. Он откашлялся.

— Итак, змеи сбрасывают кожу, но как это связано с “Я копаю, я рублю и срезаю”?

— Садовые инструменты, — пробормотала я, осознав. — Это то, что вы делаете с садовыми инструментами. Загадка — это омоним. У “сбрасывают” есть другое значения.

— Не “сбрасывают кожу”, а садовый сарай. Мы ищем сарай с жирафом внутри.

Я кивнула, легонько и неуклюже.

— В дворцовых садах есть три сарая. Но только один используется для садовых инструментов. Должно быть, это он, — Карим ответил на мой кивок с той же степенью скованности.

— Ты знаешь дорогу?

Мы шли с промежутком в один метр между нами в мертвой тишине, пока я вела нас к садам. Команда Рейвен окликнула нас, когда они проносились мимо, и Карим усмехнулся шутке короля. Но когда они скрылись за изогнутой изгородью, снова воцарилась тишина.

— Как ты узнала, что это единственный сарай с садовыми инструментами? — спросил Карим, когда мы подошли к оранжерее. Там стоял деревянный сарай с наклонной крышей, примерно тринадцати футов в ширину и двадцати футов в длину.

— Кай… — ответила я, но запнулась, мои плечи напряглись. — Я имею в виду, принц Кай однажды показал мне.

У меня неприятно скрутило живот. Говорить о Кае в присутствии Карима было всё равно что говорить о чём — то запретном. И одно упоминание имени Кая вернуло мне боль от того, что Карим велел мне держаться от него подальше.

Не говоря больше ни слова, я повернула ручку деревянной двери сарая и вошла внутрь перед Каримом. Вдоль двух длинных стен под четырьмя квадратными окнами, расположенными через равные промежутки, тянулись покрытые пятнами верстаки, а посередине стояли металлические полки, образуя прямоугольную дорожку вокруг них.

Я обошел сарай с правой стороны, осматривая верстак. Но я так остро ощущала тихие шаги Карима по другую сторону металлических полок, что не могла разглядеть ничего, кроме общего беспорядка из пустых горшков для растений и мелких садовых инструментов.

— Как давно вы с принцем Каем близки?

Я вздрогнула и остановилась. Сквозь горшки с рассадой, стоявшие на уровне глаз на металлической полке, я смотрела на спину Карима, моё сердце испуганной птицей забилось в клетке моей груди. Но в тот момент, когда он положил то, с чем возился, я отдернула голову так быстро, что в шее щёлкнуло, а перед глазами всё поплыло.

Почему он спрашивал о Кае? Это было похоже на ловушку. Как будто он хотел, чтобы я сказал что — то, что дало бы ему повод осудить меня ещё больше.

— Я не хочу говорить о принце Кае, — быстро сказала я.

Позади меня послышался шорох.

— Я хотел бы знать.

Его почти безэмоциональное заявление вызвало во мне гнев и горечь. Ничего из этого я не чувствовала вчера, но сейчас они проявились с удвоенной силой, заставляя сжать мои руки в кулаки. После всех тех обидных вещей, которые он наговорил, после того, как он пресек мою попытку рассказать ему всю историю и сказал мне покончить с Каем, какой смысл спрашивать сейчас?

— Почему? — с горечью выплюнула я, прежде чем смогла подавить слова, кипевшие у меня в горле. — Так ты сможешь определить, насколько большой скандал я вызвала и насколько сильно это навредит твоему имени?

Последовавшая тишина была громкой, звенящей и холодной. Мой гнев пронзил словно ножом. Я сжала одежду в кулаке так сильно, что заболели пальцы, когда паника просочилась из меня. Зачем я набросилась на Карима и усугубила ситуацию? Мне не нужно было давать ему ещё один повод для гнева, и я не хотела ещё одного спора. Я уже так устала от этого.

— Я прошу прощения, Ваше Величество. Я не должна была этого говорить. Пожалуйста, простите меня.

Ответа от него не последовало, поэтому я повернулась к нему спиной и заставила себя поискать ответ на загадку.

— Карим, — его мягкий голос снова остановил меня, а его пристальный взгляд зеленовато — карих глаз пригвоздил меня к месту. Но я не могла понять, что означала маленькая складка между его нахмуренными бровями. — Не…не называй меня Вашим Величеством, когда мы наедине, — сказал он, и грубые нотки в его словах звучали…болезненно?

Мой разум был пустым пространством кружащегося оцепенения, я не могла понять, почему он так смотрит на меня или говорит так. Это был не тот Карим, на которого я потратила столько лет своей жизни, пытаясь не выводить из себя. Я не знала, кто это.

Мне стало трудно выдерживать его пристальный взгляд, поэтому я прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Затем снова открыла их, перевела взгляд вправо и замерла. Я моргнула несколько раз, мои губы приоткрылись.

— Я…я нашла, — тихо сказала я.

На двух полках над моим взором, прислоненная к большому горшку с растениями вдоль задней стены, была видна мордочка керамического жирафа, сидящего на коротких пятнистых лапах. Его блестящий розовый язычок облизывал уголок рта, глаза были широко раскрыты, а полукруглая ручка загибалась вверх за трехмерными ушами. К водяному смерчу в форме хвоста были прикреплены два красных конверта, похожих на тот, что был в руках Карима. На одном было написано “десять”, а на другом “пять”.

Карим испустил вздох, который мог бы сойти за смех, но я не была уверена. Я целую вечность не слышала, чтобы он смеялся по — настоящему.

— Чёртов Невиш, это жутко. Как мы это пропустили?

Вспышка неуверенного веселья, промелькнувшая в моей груди, почти заставила меня улыбнуться, и это потрясло меня до чёртиков. Я? Улыбаюсь Кариму? Какого хрена?

Он достал с полки наш пятый конверт, стараясь не опрокинуть пустой цветочный горшок рядом с ним. Он поднял его, чтобы показать мне, в его глазах был блеск. Затем он перевернул его, чтобы открыть. Но прежде чем вытащить листок с загадкой, он остановился и снова встретился со мной взглядом.

— Я хочу победить в этом году, — твердо сказал он.

Я изучала уверенность, окутавшую его лицо. Но в итоге меня отвлекла небольшая боль в груди, когда я изучала его.

Мой брат сильно постарел за последние восемь лет. Не то чтобы он выглядел намного старше своих тридцати одного года, но он выглядел…уставшим. Как будто он слишком много увидел и пережил, и это сделало его немного грубым и изношенным снаружи. Его квадратная челюсть всегда была сжата слишком твердо. Тени, говорившие о работе допоздна, залегли у него под глазами. Его теплой золотистой коже, на несколько тонов темнее моей, не хватало сияния. И его некогда полные щеки теперь впали, обнажив точеные скулы, которые граничили с резкостью, смягчаемой только короткими, небрежно уложенными волосами.

Может быть, из — за этого осознания или чего — то ещё, но узел настороженности в моём животе ослабел.

— Я тоже, — пробормотала я, щелкая ногтями.

Он неуверенно переступил с ноги на ногу, затем повернул руку, чтобы взглянуть на свои серебряные наручные часы.

— У нас есть тридцать пять минут, чтобы разгадать семь загадок, включая последнюю.

Я слегка пожала плечами.

— Вероятно, нам понадобится десять минут для последней.

— Остается двадцать пять на остальные.

— По четыре минуты на загадку.

Он слегка поморщился.

— Это большой дворец.

— Возможно, нам придется побегать.

— В этом нет ничего невозможного.

— Верно.

В разговоре воцарилось странное молчание, когда что — то настороженное, но тёплое появилось на лице Карима. У меня запылали щеки, и я быстро опустила взгляд. Судя по тому, как Карим прочистил горло, я была уверена, что не я одна волновалась из — за того, насколько вежливым был этот разговор.

— Тогда нам, наверное, стоит начать, — сказал Карим и повертел конверт. Он прочитал: “Раз: два: три: четыре, Я объявляю войну титулов. Пять, шесть, семь, восемь — тсс! — найди меня — тсс! — до — тсс!”

Загадка заставила нас поспешить в библиотеку, но на выяснение того, что означало “раз: два: три: четыре”, у нас ушло больше четырех минут. Именно Карим сказал, что это может быть ориентиром для определения для определения местоположения, и, немного поразмыслив, мы поняли, что это первый этаж, второй ряд, третья полка, четвертая книга.

Шестая загадка привела нас в кладовую на кухне. По пути мы прошли мимо группы детей, взволнованно искавших ответ на свою загадку. Девочки и мальчики хныкали и ворчали, когда Карим отругал их за попытку сжульничать, обратившись к нам за помощью. Лёгкая улыбка тронула мои губы, когда он заговорил с ними. Хотя моё сердце болело за маленькую девочку, которая годами каждый день надеялась, что её брат нежно взъерошит ей волосы, как он это делал, когда провожал детей.

К тому времени, как мы разгадали одиннадцатую загадку, мы с Каримом носились почти с тем же детским азартом, уверенные, находимся на пути к возможной победе. Я не могу сказать, что мы как будто вернулись к тому, что было, когда мы были детьми, но это определенно были лучшие наши отношения с тех пор. Мы снова были братом и сестрой, а не королем Каримом и кронпринцессой Эсмеральдой. Даже брат и сестра отдалились друг от друга, но всё же.

— Я вижу это. Я вижу! — крикнула я Кариму, ухмыляясь и указывая на красный конверт. Он был привязан к низкой ветке цветущей вишни на дальней восточной стороне сада. — И их там два! Номер девять. Кое — кого здесь ещё не было.

Карим подбежал ко мне от другого дерева, где лихорадочно искал, но я уже забиралась на деревянную скамейку. Я неуверенно встала на подлокотник, чтобы встать повыше развязать верёвочку вокруг конверта, помеченного большой золотой звездой.

— Эсмеральда, будь осторожна, — прогрохотал Карим, внезапно появляясь передо мной.

Два рывка за верёвку, и последняя загадка скользнула мне в пальцы.

— Я достала, — я показала ему сторону со звездой. Как только он помог мне спуститься, я протянула ему конверт. — Быстро прочти это, прочти — прочти.

Карим разорвал конверт.

“Я живу на спине лицом к небу. Днем и ночью. Застрявший на своем месте, застывший во времени. За свою жизнь я сохранил в секрете тысячу поцелуев и собрал слезы миллиона облаков. Звучит слишком расплывчато? Что ж, измените свою точку зрения и подумайте. Ибо я лев над королями и королевами, и вы, жалкие муравьи, больше ничего от меня не получите. Кроме красивого желтого приза. Если, конечно, сможете меня найти.”

Моя верхняя губа приподнялась в замешательстве.

— Что?

Карим озадаченно вздохнул и медленно перечитал письмо ещё раз. А потом ещё и ещё, но у нас обоих не было никаких идей, куда ведет загадка.

— Что всегда обращено к небу? — спросила я, пытаясь расчесать спутанные ветром волосы.

— Всё, что находится снаружи и неживое, — ответил Карим.

— Место, куда бы ты пошел, чтобы тайно поцеловаться.

Карим широко раскрыл глаза.

— Я не знаю, почему ты смотришь на меня, ожидая ответа. Из нас двоих ты единственная, кто недавно с кем — то целовался. Куда вы ходили?

Из моего отвисшего рта вырвался нечленораздельный звук, а лицо покраснело от смущения. Я была слишком потрясена, чтобы даже осознать, из — за чего я была шокирована. Что он так небрежно упомянул Кая или что это было самое близкое к шутке, что я слышала от Карима за целую вечность.

— Мы не ходили никуда конкретно, — пискнула я, всплеснув руками.

Карим помахал разорванным конвертом.

— Ладно, ладно, забудь об этом. Почему там говорится: измените свою точку зрения и подумайте?

— Это место, которое лежит на спине лицом к небу, так что, возможно, нам тоже следует лечь. Может быть, лечь на скамейку и сказать, что видишь? — Карим протянул мне конверт и с ворчанием плюхнулся на спину на скамейке. Он перекинул одну ногу через подлокотник. — Что ты видишь?

— Небо, облака, деревья, что и ожидалось.

— Ты не можешь стоять на них, Карим. Поищи место, где ты сможешь стоять и целовать кого — нибудь.

— Я не знаю, — он разочарованно вскинул руку. — Есть только дворец. Балконы или терраса на крыше.

— Что это за “лев над королями и королевами”? — спросила я, задумчиво нахмурив брови. — Разве на гербе Томы нет льва?

— Герб Томы? — повторил Карим, я подняла глаза и увидела, что он на что — то смотрит, прищурившись. Затем его глаза расширились. — Герб…Я вижу герб на крыше.

Я развернулась и проследила за направлением его взгляда. И, чёрт возьми, он был прав. Герб Томы в форме щита с золотым львом, сидящим на вершине колонны перед большим раскидистым деревом, был виден с того места, где мы стояли. Прикрепленный к фасаду небольшого здания на вершине белой террасы, из которой высоко торчали два флагштока. Я втянула воздух, осознав кое — что ещё.

— Ты можешь тайно поцеловать кого — нибудь на крыше. К тому же она всегда обращена к небу.

— Приз на крыше.

В нашем выводе не было никаких сомнений. Карим вскочил, и мы побежали обратно через сад, возбужденно крича друг на друга.

— Но как мы туда попадём? — спросил Карим, как только мы достигли единственного входа с правой стороны дворца. — Мы не знаем дороги.

— Думаю…я знаю один путь наверх, — сказала я, обводя взглядом красный, золотой и белоснежный сказочный интерьер дворца, прежде чем побежать по левому коридору. — Кай однажды водил меня.

— Ты целовалась с ним на крыше!

Жар пробился сквозь холод, пощипывающий мои щеки.

— Он не целовал меня там. Просто показал мне.

Возможно, я услышала, как Карим недоверчиво усмехнулся, но я была слишком сосредоточена на попытках вспомнить маршрут, которым Кай вёл меня. Учитывая, что я всего один раз свернула не туда, можно сказать, что моя память чертовски хорошо мне послужила.

— Чёрт, ненавижу бегать, — Карим фыркнул позади меня, когда мы помчались вверх по узкой лестнице к металлической двери наверху.

Я хихикнула и, схватившись за длинную дверную ручку, распахнула дверь. Я взвизгнула, когда, спотыкаясь, выскочила наружу, чуть не упав лицом на пол. Чья — то рука на моём плече рывком вернула меня в вертикальное положение.

— Осторожнее, — предупредил Карим.

— Где это? — я быстро окинула взглядом крытую кремовой черепицей крышу с балюстрадой в тон колоннам, опоясывающую всё пространство. Карим указал вперед, и в тот же момент я заметила ярко — желтый чайник, стоящий на маленьком табурете перед гербом. — Вот! Вот оно.

— Я возьму, — в порыве возбуждения я побежала прямо к нему.

— Подожди, Эсмеральда!

Громкий хлопок остановил меня на полпути. Моё внимание переключилось влево, где распахнулась вторая дверь, ведущая на террасу.

Кай ступил на крышу, его густые, иссиня — черные волосы были великолепно растрепаны, куртка — парка натянута до подбородка. Он заметил меня, когда Пьер и Адам вышли из дверного проёма позади него.

Мой взгляд метнулся к пластиковому детскому чайнику и обратно к нему. Глаза Кая переместились за мою спину, затем снова остановились на мне, чуть прищурившись. Я почувствовала, как мой рот растягивается в широкой, легкомысленной улыбке.

— Вы опоздали. Он наш, — громко заявил я.

Стовяший рядом с Каем Пьер усмехнулся.

— Я так не думаю, принцесса. Этот приз наш.

Покачав головой, я посмотрела на чайник. Я была ближе к нему, чем они, но все они были выше и имели большие шаги, вероятно, бегали быстрее меня. Но у меня была передозировка азарта и адреналина, и было что — то такое в осознании того, что мне противостоит Кай, что заставляло меня чувствовать себя ещё более конкурентоспособной. Ничто не мешало мне взять чайник раньше них.

Не раздумывая ни секунды, я перешла на бег.

— Кай, беги! — крикнул Адам.

Чёрт, чёрт, чёрт. Кай был быстр. Но я не могла позволить ему победить. Я должна была взять его…я должна была.

Можно было спрыгнуть. Табурет был не выше моего пояса, так что возможность перепрыгнуть через него была. Я, вероятно, поранилась бы, и технически это просто игра, но—

Очевидно, перспектива получить травму меня не пугала, потому что не успела я опомниться, как меня подбросило вверх и вперед по воздуху, как будто я пыталась повалить кого — то на землю. Мои руки обхватили чайник, крепко сжимая и прижимая его к груди. Но потом твердая плитка оказалась у меня перед лицом, и мой разум закричал мне, что сворачиваться слишком поздно.

Я рухнула на пол, едва удержавшись от жестокого падения одной рукой. Что — то издало болезненный треск, и что — то врезалось мне в грудь, выбив весь воздух из легких.

— Эсмеральда! — выкрикнули два голоса. Один громче. Другой ближе.

Я задыхалась и хрипела, хватая ртом воздух, который, казалось, не могла найти, когда перекатилась на спину. У меня закружилась голова, в ушах зазвенело, а перед глазами всё расплылось. Я почувствовала глухой удар рядом с собой, прежде чем кто — то склонился надо мной, его неистовые руки зависли над моим ноющим телом.

— Эсмеральда. Эсмеральда, — голос Кая перекрывал шум в моих ушах. — Чёрт возьми, Эсмеральда.

Я быстро заморгала, чтобы сфокусировать взгляд, и медленно обнаружила прямо над своим лицом широко раскрытые, встревоженные глаза Кая. Боже, он был настолько великолепен, что это причиняло боль больше, чем падение. Я улыбнулась ему, или, по крайней мере, попыталась.

— Привет, красавчик, — прохрипела я.

Его рот открылся и закрылся раз, дважды.

— Чёрт возьми, Эсмеральда, — он тяжело вздохнул и нахмурил брови. — Ты в порядке? О чём ты думала?

Прежде чем я успела ответить, за спиной Кая появились Пьер и Адам, и кто — то ещё рухнул на пол рядом со мной.

Карим.

Глаза моего брата были огромными и круглыми, когда он окинул меня взглядом.

— Ты…ты в порядке? Тебе больно? Ты можешь двигаться? Что — нибудь болит?

— Я в порядке. Я в порядке, думаю. Ничего не болит, — по крайней мере, пока. — Я просто ударилась грудью, когда падала.

— Ты можешь дышать?

— Да. Да, могу, — я сделала слабую попытку сесть, и две руки легли мне на спину, помогая подняться. Одна принадлежала Каю. Другая принадлежал Кариму.

Карим внезапно взял меня за плечи и слегка повернул к себе.

— Ты с ума сошла? О чём ты думала? Ты могла серьезно пораниться, — с каждой фразой его голос становился все громче. Я смущенно поджала губы.

— Я просто хотела победить.

Он яростно затряс головой.

— Ты глупая девчонка, — сказал он, но это не звучало грозно. Его голос звучал отчасти удивленно, отчасти раздраженно, и в основном обеспокоенно. — Никогда больше так не делай, ладно?

— Я не буду. Не буду, — медленная улыбка скользнула по моим губам, когда я вспомнила, что всё ещё держу чайник в руках. — Но мы победили, — я слегка поморщилась, поднимая треснувшую игрушку, сломанную с одной стороны и помятую с другой. — Надеюсь, это не принадлежит кому — то из детей.

Смех эхом разнесся вокруг меня, но я не видела, от кого он исходил.

Меня резко притянули к худощавому, теплому телу. Сильные руки обхватили меня, когда мой подбородок прижался к плечу. Я замерла. Вспыхнула жаром и онемела, когда знакомый запах и теснота заставили воспоминания вспыхнуть в моём сознании. Старые смешки и шутки. Надежные объятий, по которым я так скучала.

— Чёрт возьми, Эсмеральда, — Карим усмехнулся, его руки крепче сжали мои плечи. — Да, мы победили.

Карим…Карим обнимал меня.

Влажный жар защипал мне глаза, размывая лицо Кая, когда эмоции обрушились на меня подобно цунами.

Мой брат обнимал меня.

Мои руки взлетели, чтобы обхватить торс Карима, я уткнулась лицом в его шею, обнимая его в ответ.

Теперь мне больно.

Но это было так чертовски приятно.