Я — Тимур властитель вселенной

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ На берегах Абескунского моря

Наступила весна, и я двинулся в поход во главе стотысячного войска, оставив своего сына Шейха Умара править Мавераннахром. Я следовал вдоль старого русла реки Джейхун, когда-то идущего в сторону Абескунского моря. Всемогущий пожелал, чтобы река Джейхун изменила свое направление и вместо того, чтобы течь на запад, она потекла в сторону востока, на землю Мавераннахра. Не случись это, половина нашего края превратилась бы в бесплодную пустыню.

(Усыхание Каспийского моря началось с того момента, когда река Джейхун изменила направление своего течения — Марсель Брион)

Мы прошли намеченный путь как обычно и, достигнув Абескунского моря, повернули на юг. Неожиданно на нашем пути встретилась большая полноводная река (река, представшая перед войском Тимурленга называется Атрек — Марсель Брион). Я хотел, было, переправить свое конное войско вброд, однако понял, что в ту весеннюю пору бурлящая река унесет всех моих всадников. На том месте, где мы вышли к реке, не виднелось ни поселений, ни людей. Поэтому, я велел отыскать в окрестностях местных жителей, которые показали бы нам, где расположена переправа через ту реку (переправа — это неглубокая часть реки, через которую могут вброд переправляться пешие или верховые — Переводчик).

Мои воины отыскали и привели нескольких местных жителей, которые объяснили, что удобная переправа имеется в трех фарсангах ниже по течению, но ее невозможно пройти в такое время года и надо подождать пока пройдет сезон разлива речных вод, чтобы можно было переправиться через ту реку. Дальнейшие расспросы местных жителей показали, что этот период длится самое меньшее пятнадцать дней и что если к тому времени уровень воды спадет, я сумею переправиться со своим войском на другой берег, в противном случае придется оставаться на этом берегу и ждать когда спадет уровень воды в реке. Я уже говорил как то, что полководец, каким бы опытным он ни был, не может предвидеть всех возможных трудностей и препятствий, однако возникают трудности, требующие принятия немедленных решений. Если бы та местность была лесистой, я мог бы приказать рубить деревья, смастерить из них лодки, спустить их на воду, покрыть их дощатыми мостками, чтобы по ним могла пройти моя конница. Однако в той местности не было лесов, а вверх и вниз по течению не обнаружилось достаточного количества лодок или плотов, чтобы можно было соорудить на их основе плавучий мост, а те лодки, что попадались, не были пригодны для перевозки конного войска с одного берега реки на другой.

Вместо того, чтобы бездействовать и ждать я, выслушав местных жителей и отобрав среди них наиболее опытных, решил идти к устью той реки, впадающему в Абескунское море, так как слышал, что на том участке река распадается на десять-пятнадцать рукавов, которые нешироки и неглубоки и через них возможно переправиться. Именно так и получилось, в устье той реки обнаружилось множество рукавов, которые были легко преодолены моими конниками. Мы оставили за спиной ту реку, направились на юг и достигли края, который был зеленее самого зеленого из всех оазисов Мавераннахра, и выросший в ту весеннюю пору клевер достигал брюха наших лошадей.

Если бы мы не находились в боевом походе, я бы велел войску остановиться на несколько дней и вволю попасти лошадей в той цветущей степи. Однако не было сомнений, что впереди нас ожидает схватка, поэтому нельзя было допустить, чтобы лошади расслаблялись, резвясь на лугах в течении нескольких дней. В течении пяти дней мы прошли ту плоскую зеленую степь, населенную многочисленными туркменскими племенами. Иногда некоторые из вождей тех племен приходили ко мне, приводя с собой по несколько отар овец в качестве подарка, я наделял их ответными подарками и отпускал с миром.

Когда мы пересекли ту степь, вид местности изменился и просторные луга сменились местностью, поросшей лесами. Когда мы пришли в те места, местные жители рассказали нам, что это лишь начало огромного густого леса, и что конец того леса достигает и оканчивается на противоположной части Вселенной. Я знал, что лес тот не настолько обширен, чтобы оканчиваться на той стороне Вселенной, тем не менее знал, что идти по нему опасно, так как в случае вооруженной засады войск Астрабада, мы не смогли бы разглядеть их на расстоянии и в пол-фарсанга. Передовым дозорам указали, чтобы были предельно осторожны, в каждом месте, где ограничен круговой обзор, отдельным воинам рекомендовалось влезать на верхушки деревьев, откуда можно было бы видеть все вокруг и вовремя обнаружить могущее оказаться на нашем пути чужое войско.

Временами издали доносились таинственные звуки, тревожившие нас, не привыкших к походам через леса. Однако через несколько дней мы привыкли к ним, поняв, что это лесное эхо, отражавшее различные звуки, и что человеку может казаться, что звук возник в пятидесяти шагах от него, тогда как его источник может быть отдален на целый фарсанг.

Однажды моё войско переходили некую возвышенность. До этого, находясь в низине, мы не видели моря, поднявшись же на ту возвышенность, мы узрели его, и можно сказать, нам открылось удивительное зрелище — насколько мог охватить глаз, простиралось бескрайнее море глубокой синевы, сливающееся с такой же бескрайней синевой неба. Это панорама настолько взволновала меня, что я уже не мог продолжать путь, остановившись, я любовался ею в течении целого часа. Если кто захочет увидеть нечто незабываемое, пусть отправится в Астрабад и полюбуется Абескунским морем именно с того места, с которого я видел его, чтобы увидеть как сливаются вместе синева бескрайнего моря и неба.

В тот день я впервые понял, что небеса имеют округлую форму и края неба касаются моря подобно нижнему краю голубого купола, однако другие не поняли того, что понял я, они не обратили никакого внимания на тот дивный пейзаж. Пройдя ту местность, мы достигли другой, о которой говорили, что оттуда, если двигаться на юг, можно попасть в Ирак-эАджам (т. е. Аджамский Ирак, так называли в те времена Иран, Персию). Там был перевал на высоте двух с половиной тысяч заръов, который необходимо преодолеть, когда следуешь в Ирак-э Аджам. Однако, в то время, двигаясь на запад, я ещё не был намерен идти в ту сторону.

Начался дождь, да такой сильный, что напоминал Ноев потоп. Это мешало нашему дальнейшему продвижению, мы были вынуждены остановиться, расположив наших коней под деревьями. Дождь шел четыре дня без перерыва, и лес окутал мглистый туман. Если бы в тот момент на нас напало чужое войско, нас могли бы разбить в течении короткого времени, потому что из-за интенсивности и длительности дождя Mbi совсем выбились из сил. Через четыре дня и ночи дождь перестал, взошло солнце, и в течении менее чем полудня кругом стало тепло, причем настолько, что воины вынуждены были стянуть с себя одежду. Я понял, что таков уж здешний климат — стоит пойти дождю — кругом царит холод, стоит дождю прекратиться — наступает жара, даже если такое происходит зимой.

После дождя мы продолжали путь, пока не дошли до земли, где жили могучие мужи и их мощные буйволы, край тот назывался Табаристан. Мужчины и женщины Табаристана всю свою жизнь проводят в лесу, некоторые из них выращивают рис, тамошний рис красноватого цвета. Мужчины отращивают длинные волосы, одежда их сшита из шкур животных, каждый носит топор на своем плече, ибо в лесу топор всегда необходим. С помощью топора они рубят деревья, а в густых чащах устраивают просеки. Топор также является оружием защиты от диких зверей. Те, что не имели топора, таскали на плече дубину, которой мастерски наносили столь мощные удары, что способны были убить тигра. В Табаристане водятся львы и тигры, последних гораздо больше, а в некоторых местах их настолько много, наверное больше, чем кошек у нас в Самарканде. Женщины Табаристана такие же рослые, как и мужчины. Они умеют разговаривать с быками и коровами на языке этих животных, на этих животных ездят верхом, как в других странах принято ездить на лошадях. Я также заметил, что табаристанки говорят и понимают не только язык коров, но и птиц, а также и других лесных животных. В старину Сулейман понимал язык зверей и умел разговаривать с ними, женщины Табаристана обладали той же способностью. Язык Табаристана — персидский, но такой разновидности, что другие, говорящие, подобно мне на фарси, не могут понять их. Жители Табаристана убеждены, что происходят от дива и все правители Табаристана именуются дивами, некоторые из которых считают себя выходцами из династии Белого Дива. Вступив в Табаристан я подумал, что разумно будет поддерживать добрые отношения с его населением, было бы опасно иметь враждебные отношения с ними, они явно не боялись меня и моего войска, делая вид, что не замечают его.

Воюя в той местности, я рисковал иметь дело со всем населением, которое, навалившись скопом могло порешить всех нас, поэтому разъяснил главам Табаристана, что в их стране я не собираюсь ни с кем воевать, являюсь путником, проходящим через их земли, нуждающимся лишь в продовольствии и корме. Правители Табаристана предоставили столько продовольствия и корма, сколько нам было необходимо, однако в Табаристане нельзя было найти пшеницу, вместо нее моим воинам пришлось, подобно местным жителям, употреблять в пищу рис. Кроме красного риса в Табаристане обильно произрастает сахарный тростник, и местные жители выдавливают из его мякоти патоку и едят рис, смешанный с той патокой.

Быки Табаристана настолько огромны, что наводят на всех ужас и кроме местных женщин, никто не может приблизиться к ним. Женщины, зная язык этих животных, умеют говорить и успокаивать их, однако мужчины Табаристана этого не умеют: стоит им приблизиться к животному, оно тотчас же нападает на них и убивает. Одним из интересных зрелищ в той стране является бои быков, которых на арену выводят женщины, поскольку, как я уже сказал, мужчины не могут близко подойти к ним. Женщины красочно украшают тех быков, выводя их на арену. Затем животные сталкиваются и бодаются пока через несколько мгновений один из них, а то и оба, не упадут замертво, чтобы больше уже не подняться.

Однажды, следуя вдоль побережья моря, я обратил внимание на множество белеющих костей, которые явно были человеческими. Я спросил у местных жителей, что означают эти кости и почему эти мертвецы не были захоронены, а оставлены гнить, чтобы потом от них остались одни лишь те кости. Местные разъяснили, что кости — это останки морских разбойников, и что четыре года назад большое число этих разбойников, короткорослых выходцев племен, обитающих на севере Абескунского моря, на двадцати больших и малых судах напали на Табаристан, высадившись на берег именно на этом месте. Их вооружение состояло из сабель, копий, луков и стрел, табаристанцы же, вооруженные лишь топорами и дубинами, напали на этих разбойников и сумели убить многих из них. Оставшиеся убрались восвояси и с той поры никто из морских разбойников не смеет приблизиться к тому берегу. Табаристанцы намеренно не стали хоронить убитых ими морских разбойников с тем, чтобы тела их сгнили, и остались белеть одни лишь кости.

Я не видел в Табаристане больших городов, города там как правило маленькие. Во всех городах, подобно Исфагану, имеется канализационная сеть, в Табаристане невозможно использовать ямы и колодцы для некоторых нужд, ибо в дождливый сезон вода в них поднимается до уровня земли. По этой причине, как и в Исфагане, здесь создали канализационную сеть, через которую все нечистоты сбрасываются в реку, которая уносит все в море.

Вдоль берегов Абескунского моря видны также и кости крупных морских животных. Когда я был в Табаристане, на берег выбросило мертвую рыбу огромных размеров, которая не имела чешуи, и поэтому являлась запретной для употребления в пищу. Я велел ее измерить и выяснилось, что длина ее — шесть заръов. Жители Табаристана также не употребляют в пищу бесчешуйчатую рыбу, не потому что считают ее запретной, а потому, что находят ее невкусной. Вместо этого они ловят и едят чешуйчатую рыбу в огромных количествах.

Когда я вступил в Табаристан, сезон рыбной ловли уже миновал, тем не менее продолжал иметь место промысел некоторых видов мелкой чешуйчатой рыбы, которая продавалась по очень дешевой цене на местных рынках. Табаристанцы владеют двумя видами лесов — один из них, естественный в котором обитают львы, тигры и медведи, а второй — искусственный, состоящий из мандариновых и апельсиновых деревьев. В Табаристане так много апельсинов и мандаринов, что плоды на деревьях часто остаются несобранными, и когда мы вошли в Табаристан, видели, что, несмотря на то, что миновал сезон урожая, на ветках деревьев краснело и желтело множество этих плодов. Местные жители предлагали нашим воинам собирать и поедать их апельсины и мандарины при условии, что те не будут ломать веток деревьев. В Мавераннахре тоже растут апельсины и мандарины, но они у нас — большая редкость, их можно достать в Самарканде и зимой, по очень высокой цене. Тогда как в Табаристане этих плодов так много, что на них нет покупателей, и хозяева плантаций просят других, чтобы те собирали плоды с их деревьев и ели, так как местное население само не в состоянии этого сделать. Огромные количества этих плодов кладут под пресс, выдавливая сок, который кипятят до тех пор, пока он не превращается в густую черную массу, которая настолько кислая, что положив ее на язык, ощущаешь невыносимое жжение и население Табаристана употребляет его в качестве приправы к пище. Немалая часть жителей той страны занимается продажей лекарственных средств, так как в тех краях произрастает множество лекарственных растений и, как поведал мне об этом один старик, свыше двадцати тысяч разновидностей. Я счел это преувеличением, но даже если на деле эта цифра составляет одну лишь тысячу, все равно этого достаточно, чтобы считать ту страну мировым центром лекарственных средств. Лечебные травы Табаристана после их сушки отправляются в Ирак-э Аджам, поэтому большинство лекарственных средств, которые можно купить в тамошних городах происходят из Табаристана. Следует так же упомянуть, что несмотря на обилие лекарственных средств, сами жители Табаристана практически не болеют, кроме тех, которые могут жить в лесах, где плохие (зловонные) вода и воздух. А те, кто живут в лесах с хорошими водой и воздухом, не ведают болезней, разве что, когда приходит пора умирать, а живут они долго. Многие из тех, кто живет в лесах с плохими водой и воздухом, умирают от малярии и табаристанцы так боятся некоторых мест, что и ногой не смеют ступать в них, зная, что в тех местах из-за плохого воздуха и воды их поразит тяжелый недуг, который приведет к преждевременной смерти. Мы тоже, следуя примеру местных жителей, не стали проходить через те гиблые места.

В местности, называемой Чехель Даррэ (сорок ущелий) мне сказали, что если пожелаю, можно увидеть дорогу, ведущую на юг в сторону Каср-э Хан (те., ханская крепость). Каср-э Хан является одним из стариннейших замков исмаилитов. Я много слышал и читал в книгах об исмаилитах и знал, что они составляют одну из шиитских сект. Эта секта была образована за триста лет до того человеком по имени Хасан Саббах, который возвел десятки замков в местности Аламут, расположенной в южной части Табаристана. Разместив своих последователей в тех замках, он наказал, чтобы они не следовали ни одному из предписаний шариата, и единственным обязательным предписанием исмаилитской веры является беспрекословное следование повелениям имама, духовного главы той секты, а так же для исмаилита единственной обязанностью является — всю жизнь постигать различные науки. Хасан Саббах избрал террор в качестве основного средства для осуществления своих идей, он посылал в различные страны своих последователей, поручая им убийства всякого, кто противился его еретическому учению. (Пояснение: Тимурленг как автор настоящего повествования не мог знать об исмаилитах более того, что описывалось о них в различных книгах и слухах, бытовавших в его эпоху. Поэтому, не следует ожидать, что личность, подобная ему могла уделить серьёзное внимание изучению того вопроса. В то же время и сам переводчик не вправе давать здесь все необходимые разъяснения о том учении во времена до, в периоды жизни и после Хасана Саббаха, ибо та тема выходит за рамки повествования о жизни и свершениях Тимурленга. Во всяком случае, читателю не следует полагать, что суждениям Тимурленга касательно тех вопросов может быть присуща объективность — Переводчик).

Хасан Саббах отвергал все предписания ислама, даже обязанность совершения намаза, говоря, что единственный долг исмаилита — это постижение наук, и кроме него нет для него никакого другого долга. После смерти Хасана Саббаха, сменившие его имамы продолжали распространять это учение, а их приверженцы — устранять противников исмаилитской секты в различных странах до тех пор, пока мой прадед Хулагу хан не напал на Аламут и не взял и разрушил все тамошние крепости кроме одной.

Та крепость, что выдержала натиск моего предка, называлась Каср-э Хан (ханский замок), она оказала упорное сопротивление и, согласно преданий, через десять-одиннадцать лет, ее обитатели, голодные и оборванные, сдались и все до единого были вырезаны. Каср-э Хан был настолько крепким, что его не сумели разрушить, поэтому он сохранился, однако никто в нем уже не проживал. Мне очень хотелось пойти взглянуть на ту крепость и понять, что же собой представляет твердыня, которую не удалось разрушить моему предку Хулагу хану (как отмечалось и до этого, Тимурленг всегда старается подчеркнуть, что он — потомок Чингиз-хана, хотя на деле это было не так, поэтому и Хулагу хана он представлял здесь как своего предка — Марсель Брион).

Однако я не мог проехать туда в одиночку или с небольшой частью воинов, так как это могло кончиться моей смертью, а если вести на Аламут все свое войско, пришлось бы одолевать перевал Сиялэ, который могут пройти лишь мулы, войско же подобное моему, не может пройти по его узким тропинкам, идущим по краю пропасти глубиной в пятьсот заръов. Поэтому я воздержался от осмотра устоявшей крепости исмаилитов, все еще сохранившейся, несмотря на прошедшие тридцать семь лет, и продолжил свой путь на запад. Войско все еще шло по лесу, и мы постоянно, соблюдая осторожность проходили те леса, которым казалось не видно было конца, до тех пор пока не достигли земель племени Гиль или Гиляна. Жители земли Гиль отличались от табаристанцев, они не такие рослые и могучие как те, и несмотря на то, что являются мусульманами, считают божеством большую реку Сефид-руд, протекающую через их земли и убеждены, что все то, чем они обладают — дано им именно тем божеством (неизвестно, на чём основывает такие утверждения Тимурленг, однако в любом случае согласно теорий географов и геологов, относящиеся к описываемому периоду, земля Гилян образовалась благодаря реке Сефид-руд, а точнее, благодаря возможности орошения водами той реки и возник Гилян. Наверное, поэтому население древнего Гиляна, хотя и не ведало о научных истинах, всё же полагало, что все то, чем они обладают, дано им Сефид-рудом — Марсель Брион).

Сефид-руд — это большая река, и когда мы достигли Гиляна, еще не прошел период полноводья и разлива этой реки, которая впадая в Абескунское море делится на десять-пятнадцать рукавов. Среди крупных городов Гиляна следует отметить Решт, главным городом земли Гиль является город Лахиджан, расположенный к востоку от устья Сефид-руда, при его впадении в море. Если двигаться от Лахиджана в сторону моря, достигнешь порта, который называется Гоутам, это крупнейший порт в Абескунском море и когда я достиг его, то увидел в нем свыше двухсот различных судов, стремящихся в тот порт со всех сторон и увозящих из него различные товары в разные страны (порт Гоутам, расположенный в устье Сефид-руда и считавшийся крупнейшим портом Ирана, сегодня не существует — Марсель Брион).

На земле Гиляна так много шелка, что хватило бы на весь мир, и в более поздние времена, бывая в различных частях мира, сталкиваясь с лучшими образцами той ткани, я неизменно обнаруживал, что это тот самый гилянский шелк. После шелка, вывозимого во все рынки мира, вторым крупнейшим продуктом того края является рис. В Гиляне я вкушал «берендж-э анабарин» (рис-амбра) и получил огромное удовольствие от его аромата, я повелел, чтобы некоторое количество того риса отправили морем из порта Гоутам в Мавераннахр и начали разводить там.

О, читающий мое жизнеописание, знай же, что я Амир Тимур, потомок Чингиз хана, и правителей мира охватывает дрожь при одном лишь упоминании моего имени, знай же, что это я спешно бежал из земли Гилянской, и вынудили меня к тому красивые женщины Гиляна. Ни в одном из уголков мира я не встречал женщин красивее их, и я не преувеличу, если скажу, что Гилян — это рай, полный прекрасных гурий. Все женщины Гиляна белолицые, белокожие, с черными или голубыми очами и все они — крупнотелые.

В Гиляне мне говорили, что белотелость, красота и миловидность тамошних женщин объясняется тем, что они преимущественно едят рыбу и рис. Тогда почему же мужчины Г иляна, употребляющие ту же самую еду, не обладают такой же белизной и красотой? Я думаю, что в природе гилянских женщин есть нечто, чего нет в других женщинах, и по этой причине они красивее всех.

Когда я вступил в Гилян, понял, что своими ногами я пришел на землю, где и я и мои воины найдут свою погибель, край, который опутает меня и моих воинов оковами чувственных наслаждений. Как я уже говорил, много лет назад я обязался перед Богом, не оставаться в городах, разве что на короткое время, когда этого требуют важные государственные дела. Я обязался перед Богом быть постоянно в степи среди своих воинов и никогда не предавать свое тело плотскому наслаждению, воздерживаться от общения с женщинами, кроме тех, что в Мавераннахре, поскольку знал, что привычка к наслаждениям и общению с женщинами настолько расшатывает мужчину-воина, что может привести его к гибели.

Однако в Гиляне женщины были столь соблазнительны, что если бы я и мои воины поддались тому соблазну и оставались бы там, все мы утратили бы свои боевые качества. Поэтому я твердо решил быть в Гиляне очень короткое время, и чтобы очаровательные красавицы Гиляна не ослабили боевого духа моих воинов, я установил в своем войске жесткую дисциплину и разбил лагерь в местности, достаточно удаленной от крупных городов Гиляна, чтобы тем самым лишить воинов возможности бегать на свидания с женщинами.

Лахиджан — главный город Гиляна, однако в той стране есть еще один крупный город — Эспахбудан (этот город, как и город Гоутам, не сохранился и сегодня не существует — Марсель Брион).

Когда я вступил в Эспахбудан, то заметил, что все его жители — мужчины, женщины и дети носят белое. Выяснилось, что в том городе и мужчины и женщины со дня рождения и до самой смерти носят одежду только белого цвета, спят в постелях белого цвета. И если Гилян я считаю страной, где во множестве обитают гурии, то Эспахбудан является его красивейшим павильоном. В том городе мужчины столь же красивы, что и их женщины, и смотрятся словно миловидные слуги-юноши при прекрасных гуриях. Одним из удивительных свойств того города следует считать то, что я не видел в нем мужчину или женщину с черными глазами, все мужчины, женщины и дети там — голубоглазые, и мне сказали, что местные жители не вступают в браки с чужими, а только между своими, поэтому чужая порода не проявляется среди обывателей того города, и голубоглазость мужчин и женщин продолжает сохраняться как основной признак местной породы.

И еще мне рассказали, что в старину в той местности проживали военачальники и полководцы, которых называли Эспахбудан, потому и город получил то же самое название. Основным занятием жителей Эспахбудана является выращивание шелковичных червей и прядение шелковых тканей, и во всем городе нельзя было найти земледельца, выращивающего рис. В том городе, все без исключения: мужчины, женщины и дети занимались вскармливанием шелковичных червей и пряли шелковые ткани. Я посетил их прядильные мастерские и видел там женщин подобных гуриям, что сидели за прялками и пряли шелк своими руками. Каждый раз, входя в очередную такую мастерскую, я убеждался в том, что женщины, выделывающие тот прекрасный шелк, по своей красоте превосходят несравненную ткань, выходящую из их рук. И тогда я вспомнил слова Моулеви (т. е. знаменитого поэта Джалаледдина Ру ми), который говорил в своих «Месневи»: «Произведенное прекраснее своего производителя». И если бы создатель «Месневи» был жив, я послал бы его из Коньи в Гилян, в Эспахбудан, чтобы он посетил те мастерские по прядению шелковых тканей и убедился в обратном, а именно в том, что: «Производитель прекраснее произведенного». То, что выходит из рук мастериц Эспахбудана, несмотря на красоту, изящество и мягкость, не обладает душой, не имеет глаз, в которые человек мог бы заглянуть, тогда как те, кто прядут эти ткани, обладают душой и глазами, такими голубыми, что в них не следует заглядывать, ибо они смутят сердце доблестного воина и уведут далеко-далеко от мыслей о боевых делах.

Я не стал задерживаться в Эспахбудане более двух дней и вместе со своим войском продолжил путь подальше от Гиляна, ибо боялся, что если мое пребывание там затянется, искушение плоти овладеет мною и ввергнет меня в праздность и стремление к получению телесных удовольствий. После Гиляна я направился на землю Талыш или землю талышей, чтобы увидеть их мужей, о которых говорили, что они самые могучие и сильные среди народов, обитающих вокруг Абескунского моря. Хотелось увидеть смогут ли они выстоять в поединке со мною или нет?

Вступив в Талыш, я увидел страну, резко отличавшуюся от других стран Абескунского моря. Талышские мужчины и женщины были высокими и статными, и в то время года, что я их увидел, на них не было почти никакой одежды, кроме той, что прикрывает срамные части, и мне сказали, что зимой они носят покровы, изготовленные из кожи. Голоса талышских мужчин настолько мощны, что талыш, стоящий на одной горе свободно переговаривается с тем, что стоит на другой. Удивляют и талышские собаки, они крупные, их впрягают в арбы, и они тащат их подобно лошадям. В стране талышей водится множество диких оленей, и местные жители в зимний период так же впрягают их в арбы, чтобы перевозить таким образом различные грузы. Однако в то время года, когда я был у талышей, оленей отпустили в лес — весной и летом их не используют как вьючных животных. В Талыше я видел город, называемый Хашам, его правителя звали Даъи (тот город подобно некоторым, упоминавшимся на страницах этой книги, так же не сохранился до сегодняшнего дня — Марсель Брион).

Даъи, услышав о моем приближении к его городу, вышел мне навстречу и прежде чем я вступил в город, он зарезал корову и бросил к моим ногам. Город Хашам был маленьким, и крыши домов в нем были покрыты черепицей. Во время еды принесли жаренную в соку оленятину. После трапезы я сказал Даъи, чтобы он прислал нескольких мужчин-талышей покрепче, с которыми я хотел бы помериться силой. На это Даъи ответил: «О, эмир, прошу тебя воздержись от такого своего намерения, ибо если ты их одолеешь, это ничего не прибавит к твоей и без того великой славе, а если победителями выйдут они, я буду мучиться от того, что моему великому и дорогому гостю причинено унижение». Я ответил: «О, добрый человек, моя цель — испытать самого себя, узнать осталась во мне былая сила или же ее нет уже». Даъи повелел привести двух крепких молодцов, и они явились, широкогрудые и крупными мускулистыми руками. Один из них был того же роста, что и я, а другой — чуть пониже. Я снял свою верхнюю одежду, чтобы чувствовать себя посвободнее и дал знак тому, что был одного роста со мной, чтобы он подошел поближе ко мне. Я спросил его, может ли он говорить со мной. Тот человек ответил утвердительно на языке талышей, являющегося разновидностью фарси. Я сказал: «Не думай о том, что я эмир, восприми меня как равного с тобой человека и со всей силой, что у тебя имеется постарайся согнуть мою руку». Сказав это, я широко расставил ноги и выставил вперед руку с широко растопыренными пальцами, и пальцы того мужчины сплелись с моими. Правилами предусматривается, что каждый из двух меряющихся силой старается давить на ладонь соперника, заваливая ее в сторону-вниз и побеждает тот, кому удалось склонить её до уровня или касания его колена.

Мой соперник изо всех сил старался согнуть мою руку, но это ему не удавалось, я же постепенно усиливал свой нажим пока ладонь его, дышавшего все тяжелее и тяжелее, не коснулась его же собственного колена. Раздались восторженные возгласы зрителей, состоявших как из местных жителей, так и моих военачальников. Мой соперник-талыш после того как я выпустил его руку, сказал: «О, эмир, ты очень силен!» Я дал ему несколько золотых, что его весьма обрадовало.

После этого хотел я таким же образом помериться силой и со вторым соперником, однако тот сказал: «О, эмир, мой товарищ, намного превосходит меня силой и ты, победивший его, непременно нанесешь поражение так же и мне. Я не стану с тобой состязаться». Я и ему дал несколько золотых и отпустил их обоих.

Среди достопримечательностей земли талышей надо отметить так же и огромные деревья, состоящие всего лишь из двух-трех длинных и широких листьев. С середины некоторых из них свисала всего лишь одна кисть, состоящая почти из двухсот плодов зеленого цвета, похожих на тонкие огурцы и мне сказали, что эти деревья называются «шаджарэ-йе моуз» (т. е. банановое дерево), и что каждое дерево живет лишь один год и после того как дает плоды, высыхает и гибнет, и талыши вырезав кусок ствола того дерева, всего шириною в ладонь, закапывали его в землю и на следующий год из него вырастало новое дерево, которое еще через год приносило плоды.