Я — Тимур властитель вселенной

ГЛАВА ВТОРАЯ Начало юности и освоение воинских навыков

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, никто из моих сверстников не мог одолеть меня в состязаниях по борьбе и стрельбе из лука. Бывало выпускал я стрелу прямо вверх, да так, что исчезала она из виду и лишь спустя очень долгое время возвращалась назад. В отличии от многих борцов, тяжеловесных по своему сложению, я был очень проворным и одним из моих развлечений было — поставив трех лошадей в ряд, пустить их вскачь и на полном скаку пересаживаться с одной лошади на другую, в конце оказываться на первоначальной. Лошади наши, пока находились в табунах, не нуждались в том, чтобы их подковывали, и только тогда, когда их перемещали в город чтобы использовать для верховой езды или перевозки грузов, их необходимо было подковывать. Я же при этом подковывал лошадей без посторонней помощи, то есть одной рукой удерживал лошадь за копыто, а другой прикладывал подкову к копыту и вколачивал гвоздь. И если вы спросите у опытных наездников, они объяснят вам, что дело это трудное и не всякий сумеет с ним справиться.

Еще одним развлечением было соскакивать с седла на полном скаку и оказываться то справа, то слева от животного, позже этот навык помог мне спасаться от вражеских стрел, зачастую лошади мои при этом гибли, я же оставался цел и невредим. Я не только овладел мастерством верховой езды, но и научился мастерски плавать. Река Джейхун (Аму Дарья) протекает по Маверанахру и направляется на север, весной она вздувается, бурлит, приходит в волнение, переплывать ее становиться трудно и опасно. Однако я переплывал ее и в такие периоды, достигая противоположного берега, это удавалось мне благодаря главным образом тому, что войдя в воду, я поддавался бурлящему потоку, позволяя ему уносить меня вниз по течению, сам же тем временем старался всё больше и больше приблизиться к противоположному берегу, и так до тех пор, пока не достигал суши.

Если бы я захотел пересечь реку по прямой, обязательно утонул бы, но поскольку плыл я умело и с умом, то достигал берега без какой-либо опасности для себя.

Еще одним моим умением было бросать аркан, и я таким образом мог отлавливать полудиких лошадей на выгоне. Когда на выгоне хотят поймать полудикую лошадь, то весь табун приходит в движение и обращается в бегство, и становится трудно преследовать именно ту лошадь, которую ты наметил заарканить. Иногда на то, чтобы заарканить нужную лошадь, у многих уходил весь день. Мне же удавалось сделать это за считанные минуты. Действовал я следующим образом: я никогда не устремлялся прямо к той лошади, которую желал поймать, чтобы она не разгадала моих намерений.

Напротив, я делал вид, что меня интересует некая другая лошадь, затем быстро набрасывал аркан именно на ту, которую изначально желал поймать, крепко зажимал ее шею, надевал узду и вел в город.

К полным шестнадцати годам я уже занимался освоением всех наук, кроме астрономии и медицины, не знаю по какой причине, я с детства испытывал равнодушие к этим двум наукам и сегодня, когда мне уже за семьдесят, я так и не приступал к их изучению.

Когда мне исполнилось полных шестнадцать лет, отец повел меня на могилу моих предков и показал мечеть построенную им рядом с кладбищем и сказал: «Эй Тимур, мы происходим из рода Джагатаев и восходит этот род к самому Иафету, одному из сыновей пророка Ноя. Первого из наших предков, ставшего мусульманином, звали Караш-нойон, и был он зятем Джагатай-хана потом называли его «Гураган» — то есть «зять». Это имя так и осталось за нашим родом, меня прозывают Гураганом и тебя будут называть так же. Все наши предки, что покоятся здесь были приверженцами ислама, подобно им, ты тоже должен быть правоверным мусульманином и, знай, что нет в мире религии лучшей, чем ислам пророка Мухамеда (да благословит его Аллах!).

В некоторых религиях много места отведено мирским вопросам и недостаточно — делам загробного мира. В других же наоборот, — чрезмерное внимание уделено загробной жизни в ущерб земной. Однако, в исламе пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах!) внимание в равной мере отводится как земным делам, так и вопросам потустороннего мира. Я желаю, чтобы ты никогда не отходил от веры пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах!), постоянно почитал исламских улемов (т. е. учёных-богословов). Не забывай чаще общаться с учеными беседовать с ними о религии и, если тебе удастся, строй мечети и медресе, передавай в их распоряжение часть своего имущества на богоугодные дела.

Мир, что ты лицезреешь, — это золотая чаша, которая полна змей и скорпионов. Из этой чаши нечего ожидать что-либо кроме ядовитых укусов змей и жала скорпионов, и хвала тем, кто умирая знает, что он оставляет после себя добродетельные и праведные дела!». В тот день я твёрдо обещал отцу никогда не отходить от веры пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах!), и постоянно чтить улемов и богословов, по возможности строить мечети и медресе, передавать им на богоугодные дела часть своего состояния.

Затем отец сказал: «Эй Тимур, хотя тебе сегодня не более 16 лет, тем не менее ты выглядишь двадцатилетним мужчиной, ты так вырос, что уже на целую голову выше меня и грудь у тебя широкая и мышцы могучие. Поэтому настало время женить тебя, чтобы ты стал продолжателем нашего рода». Я ответил: «Отец, я не хочу жениться».

Отец сказал: «Как может быть такое, чтобы здоровый и крепкий юноша вроде тебя не хотел жениться?» Я ответил: «Я настолько жажду овладеть науками, искусством верховой езде, сабельной рубки, метания копья, стрельбы из лука, что ни на что другое, включая женитьбу, у меня не остаётся желания».

Отец ответил: «Освоение наук, искусства верховой езды, сабельной рубки, метания копья, стрельбы из лука — необходимо, так же, как необходима и женитьба, и оба этих дела не противоречат друг другу. Мужчина должен жениться молодым, чтобы потомство рождалось от молодого и крепкого родителя».

Я попросил отца подождать с моей женитьбой год или два, с тем чтобы я мог набраться достаточно опыта в интересующих меня науках, особенно умении фехтовать и метать копье, так как считал, что после женитьбы мужчина физически слабеет. Однако позже в ходе моих бесед с христианским епископом Султании я понял, что ошибался, что женитьба не уменьшает физическую мощь мужчины.

Пояснение: Христианский епископ Султании, который тесно общался с Тимурленгом, оставил после себя интересные мемуары о Тимурленге, которые будут предложенны вниманию читателя в рамках этой же книги, по прочтении им настоящих воспоминаний. Эти мемуары были обнаруженны Марселем Брионом в Национальной библиотеке Франции и опубликованы в рамках настоящего сборника. Отметим так же и тот факт, что мемуары христианского епископа Султании, как и мемуары самого Тимурленга публикуются на языке фарси впервые — Переводчик)

Одним из значимых событий моей жизни по достижении шестнадцатилетнего возраста, была поездка в Самарканд и встреча с Амиром Куллалом. Вопреки звучанию своего имени, Амир Куллал не был правителем-эмиром, а был просветителем и мудрецом, его считали пиром, (духовным главой) и его постоянно окружала группа из мюридов (т. е. последователей).

Перед моей поездкой в Самарканд, Абдулла Кутб написал и вручил мне письмо и сказал, чтобы будучи в Самарканде, я обязательно показал это письмо Амиру Куллалу и что тот меня обязательно хорошо примет. Приехав в Самарканд, вначале я посетил баню, чтобы смыть с тела дорожную пыль, затем отправился к Амиру Куллалу и передал ему письмо от Абдуллы Кутба. В тот день, когда я впервые увидел Амира Куллала, он выглядел стариком примерно восьмидесяти лет, с большой белой бородой, и с неожиданно сияющими и добрыми глазами. Прочитав письмо, он внимательно стал разглядывать меня, скромно занявшего место среди гостей расположившихся у самого порога комнаты, затем сказал: «О юноша, встань и сядь рядом, дабы я мог лучше рассмотреть тебя».

Я поднялся и сел рядом с пиром, и Амир Куллал сказал: «Эй Тимур. Я слышал о твоем отце, однако не встречал его, и Абдулла Кутб пишет, что ты знаешь Коран наизусть, так же хорошо, как и стихи большинства арабских и персидских поэтов».

Я ответил: «Да досточтимый пир. Следование пути истинной веры и Аллах великий и всемогущий наделили меня сильной памятью, и мне достаточно лишь раз прочитать тот или иной стих, чтобы запомнить его наизусть».

Тогда Амир Куллал спросил меня: «Знаешь ли ты какой-либо из стихов поэта Аъши?» (Пояснение: Аъши — один из выдающихся арабских поэтов, получивший известность особенно благодаря Манучехру, поэту, писавшему на персидском языке, который переложил часть произведений Аъши в стихотворной форме на язык фарси, построчно передающий смысл текста на арабском — Переводчик.)

Я ответил, что не знаю какого-либо из стихов Аъши, так как не читал их. Пир спросил, почему я их не читал. Я ответил: «Поэзия Аъши — это газели и «ташбиб», т. е. лирические стихи о красоте и молодости, а я испытываю отвращение к газелям и лирике (любовной поэзии)».

(Пояснение: Слово «ташбиб» имеет в арабском языке корень «шабб», означающий «молодость», с помощью этого слова поэты, как правило, передают такие понятия, как «юность» и «красота» — Переводчик.)

Амир Куллал сказал: «Ты же достаточно учёный юноша и поэтому не должен испытывать отвращение к газелям и ташбибу, поскольку, газели и ташбиб — это всего лишь средство, и поэты применяют его стремясь передать, описать смысл мистических знаний и тайн. При этом такие слова, как глаза, брови, родинка, вино и так далее — на деле выполняют роль терминов, передающих тайные знания мистиков-арефов, с тем, чтобы их понимали лишь посвященные, в то время как для непосвящённых их смысл должен остаться непостижимым».

Затем Амир Куллал прочитал один из стихов Аъши, закончив он сказал: «Ты, запоминающий наизусть любой стих на фарси и арабском, повтори-ка эту, только что прочитанную мною газель».

То, что прочитал Амир Куллал состояло из десяти бейтов стихов Аъши, которые я тут же в точности повторил. Один из присутствующих сказал: «Представляется мне, что этот юноша мог ранее слышать данное стихотворение, поскольку поэзия Аъши достаточно популярна и все, кто знает арабский язык, так или иначе слышали его. Однако, есть у меня стихотворение на арабском языке, которое я еще никому не читал, и никто не знает, что эти стихи сложены мною и, если этот юноша сумеет воспроизвести наизусть эти стихи после их одноразового звучания, тогда я действительно поверю, что он обладает исключительной памятью».

Затем мужчина стал читать свои стихи, состоявшие из семи бейтов и завершив, сказал: «О юноша, теперь ты прочитай их».

Я начал читать его стихи и в точности воспроизвёл те семь стихотворных бейтов, завершив декламацию седьмого бейта, я увидел, что в помещении воцарилась тишина. Амир Куллал возложив свою руку на мою голову, вглядываясь в мое лицо, сказал: «Вижу, чело этого юноши излучает огромное сияние, и он достигнет высот, прежде недоступных ни одному из смертных, к тому времени меня не будет среди живых, чтобы видеть величие этого юноши, однако вы, присутствующие здесь, будучи среди живых, увидите и услышите как имя Тимур, имя этого юноши, обретет мировую славу».

После этих слов Амир Куллал позвал своего слугу и велел ему принести сладких пряников, называемых «кулюче». Слуга вернулся с полным подносом сладких пряников-кулюче. Амир Куллал взял семь пряников-кулюче и подал их мне со словами: «Как только возвратишься в Кеш, отъешь по кусочку от каждого из этих семи пряников-кулюче, остальное сохрани, и я настоящим предсказываю, что все семь краёв Вселенной станут покорно исполнять твои повеления».

Было это в 752 году от хиджры пророка, когда Амир Куллал изрек своё предсказание, и тогда я не думал, что его предсказание может сбыться. Тем не менее, возвратившись в Кеш, я услышал от отца, что Амир Куллал — это выдающийся человек, обладающий величием, и потому, сказал мне отец: «Исполни в точности все, что он повелел, откуси от каждого из тех семи кулюче по кусочку, а остальное сохрани».

Я поступил, как было велено, откусил от каждого из пряников и сохранил их оставшиеся части, и сегодня я понимаю, что этот престарелый мудрец-мистик, понимал и предвидел вещи, которые я в то время не мог постичь и все, что предсказал Амир Куллал сбылось и семь краёв Вселенной действительно стали покорными мне.

Отец пригласил мастера фехтования по имени Самар Тархан с тем, чтобы тот обучил меня высшему мастерству владения клинком. Я к тому времени владел саблей, но не в той степени, в какой следовало бы. В первый же день занятий Самар Тархан принес с собой длинный кусок веревки, привязав ею мою правую руку к моему туловищу, он сказал: «Тимур, итак, ты человек, у которого всего одна рука, да и та лишь левая». Далее он пояснил, что на поле сражения или во время поединка один на один, противник, как правило, стремится вывести из строя именно правую руку противника, удерживающую оружие. Достаточно попадания стрелы или удара копьем, чтобы вывести из строя правую руку, и человек, привыкший рубиться только с помощью правой руки, в случае ее ранения мало чем отличается от мертвеца. Но тот, кто умеет рубиться, пуская в ход так же и левую руку, стоит двух рубак. Надо сказать, что и до этого я писал, стрелял из лука и фехтовал, пользуясь так же и левой рукой, однако Самар Тархан усовершенствовал этот навык во мне и довел его до такой высокой степени, что мастерское владение левой рукой в дальнейшем не раз спасало меня от верной гибели на поле битвы.

К тому времени, когда я стал правителем, Самар Тархан был уже совсем стар, зубы его выпали и он не мог есть мясо, хлеб, огурцы, жевать зерна граната, но я не забыл его прошлых заслуг, установил ему достаточное содержание с тем, чтобы он мог до конца жить безбедно. Кроме того, придя к власти, я не позабыл никого из своих прежних учителей и друзей, всех их я наделил должностями или назначил содержание, и вопреки написанному в Коране «Око за око, зуб за зуб», — я не мстил никому из моих недругов периода моей юности, поскольку, став повелителем, царствуя как на Востоке, так и на Западе, недруги моей юной поры, казавшиеся тогда значительными лицами, стали выглядеть настолько мелкими, что было бы недостойно подвергнуть своему гневу те ничтожные и мелкие существа. Человек, пока он мал и бессилен, видит своих врагов могущественными, но как только он сам становится великим и могущественным, старые недруги видятся ему настолько мелкими и ничтожными, что ему становится просто стыдно мстить им.

В течение года, во время ежедневных упражнений по фехтованию Самар Тархан веб так же связывал мою правую руку, таким образом я научился фехтовать левой рукой настолько легко и свободно, что работа правой рукой стала неумелой и неловкой. Однако такое имело место недолго, и вскоре я одинаково свободно фехтовал обоими руками. Когда впоследствии я пошел с войной на Баязида Йилдирима, османского властителя, мне уже было шестьдесят лет. Тогда наши с ним войска сошлись в битве под Ангорой (ныне Анкара — столица Турции), я отправил послание Баязиду Йилдириму с предложением сразиться один на один, войско павшего в том поединке будет считаться побежденным. В тот момент я был уверен, что сумею убить Баязида Йилдирима, так как он мог фехтовать только правой рукой, тогда как я мог делать это обеими, я взял бы в каждую руку по сабле, отвлекая одной из них его единственный клинок, так как второго клинка у него не будет, я бы поразил его другой саблей. Однако он так и не осмелился принять мой вызов.

Хоть и был я молод и, следуя порыву молодости, много времени отдавал скачкам, метанию копья, фехтованию и борьбе, тем не менее не пренебрегал я и изучением наук. К тому времени я прочитал две книги, обе написанные на языке фарси, одна из них, «Маснави», написанная Джалалиддином Руми, вторая же называлась «Цветник тайн», написанная шейхом Махмудом Шабестари. Обе книги написаны в стихотворной форме и я испытал отвращение, прочитав «Маснави», тогда как книга «Цветник тайн» вызвала у меня приятные ощущения. Причиной моего отвращения к «Маснави» было то, что ее автор, Джалалиддин Руми, проповедывал свободу вероисповедания и говорил, что никакая религия не имеет преимущества перед другими, тогда, как я считал и считаю, что ислам превосходит все остальные религии и это мое убеждение не является фанатическим, а основано на вполне определённых доводах. Мои доводы заключаются в самой исламской религии, ибо если сравнить их с заповедями религий Моисея и Иисуса, станет ясно, что ислам превосходит другие религии. В религии Моисея говорится только о бренном мире, о потустороннем же — ни слова, можно подумать, что жизни после смерти вообще нет. В христианских же заповедях говорится лишь о загробном мире, все учение Иисуса посвящено ему, мирским делам не уделено и малейшего внимания, так как если бы этот бренный мир вообще не существовал для Иисуса. Тогда, как в заповедях и учении пророка ислама пристальное внимание отведено как бренному, так и потустороннему миру и мусульманам рекомендуется думать как об этом, так и о том мире. Мне приятно было прочитать книгу шейха Махмуда Шабестари «Цветник тайн», хотя автор и был шиитом — последователем семи имамов, его стихи о Боге, земной и загробной жизни произвели на меня сильное впечатление.

(Пояснение: под названием шиитов — последователей семи имамов здесь имеются ввиду исмаилиты, которые считают, что после имама Джаъфара Садека, мир Аллаха ему, должен был стать имамом его сын, Исмаил, и не признают в качестве такового Муса Казема, мир Аллаха ему, который для нас, приверженцев двенадцати имамов, является седьмым из них.

Однако вызывает сомнение, чтобы шейх Махмуд Шабестари, автор «Цветника тайн», был исмаилитом, так как, насколько мне известно, исмаилиты причисляли к своим всякого, кто придерживался мистических или суфийских воззрений. В связи с чем они утверждают, что Санаи, Шейх Аттар, Шаме Тебризи, Джалалиддин Руми, Азиз Насафи — знаменитые мистики, включая так же и самого шейха Махмуда Шабестари, автора «Цветника тайн» — все они, якобы, были исмаилитами, тогда как мы знаем, что это не так и Тимурленг, который также считал шейха Махмуда Шабестари исмаилитом, волей-неволей оказался под воздействием исмаилитских домыслов. Конечно, переводчик не имеет целью доказывать — плохой или хорошей явлется религия исмаилитов, ибо я — не судья, а всего лишь переводчик, просто считаю нужным подчеркнуть некоторые детали во избежание искажения, неясности и двусмысленности при переводе. — Переводчик.)

Я был настолько тронут содержанием «Цветника тайн», что позже, когда мне довелось залить кровью и огнем Азербайджан, я воздержался от массовой казни жителей Шабестара, так как автор «Цветника тайн» был уроженцем этого города. В день, когда я достиг Шабестара и услыхав о том, что его жители разбежались в страхе за свою жизнь, я направил во все стороны глашатаев-джарчи, возвестивших, чтобы жители Шабестара спокойно возвращались в родные места, и, что я обещаю — их жизнь, имущество и честь будут в безопасности.

Люди ведь знали, что правитель восточных и западных пределов Вселенной не будет давать ложных обещаний, и поэтому спокойно вернулись в свои дома. Я приказал пересчитать жителей Шабестара и определить, сколько среди них мужчин и женщин возрастом старше 15 лет. После подсчета выяснилось, что в Шабестаре проживает 3891 мужчин и женщин, возрастом выше 15 лет и я дал указание вручить каждому и каждой из них по пять мискалей золота и таким образом, им было роздано восемнадцать тысяч пятьсот пять мискалей золота.

Мои приближенные не знали, почему я раздал золото жителям Шабестара и я не раскрыл перед ними причины, побудившей меня к тому, поскольку простые люди не в состоянии понять желаний и поступков людей сведущих.

Сами жители Шабестара так же не поняли, ради чего это они удостоились такого милосердия с моей стороны, и я тоже лишь здесь, впервые раскрываю причины проявленного мною милосердия — чтение «Цветника тайн» сильно озарило мой разум, разрешило для меня многие запутанные вопросы мудрости.

Когда мне исполнилось восемнадцать, отец возложил на меня все свои дела, избрав уединение и покой, чтобы провести оставшиеся дни своей жизнь в молитвах и богослужении.

Как я уже упоминал, отец был из мелких помещиков города Кеш и мы не были столь уж богаты, поэтому я решил увеличить состояние отца, поскольку усвоил наставление мудрого Саади, персидского поэта, гласившее о том, что человек, пока жив, должен стремиться к приумножению своего имущества и знаний, для того, чтобы невежи высказывали почёт и уважение человеку за его богатства, а обладающие знанием — за его ум и умение.

Однако для увеличения отцовского состояния мне надо было найти себе какое-нибудь занятие, поэтому я решил поступить на службу к одному из правителей Мавераннахра.