Залив ангелов

ГЛАВА 10

Ронни Бартон больше никак не давал о себе знать, поэтому я предположила, что он попытался устроиться на службу к принцу Уэльскому и преуспел в этом начинании. После этого мне наконец-то удалось вздохнуть свободнее. Я делала все, что от меня требовалось, каждый день пекла булочки, а по вечерам изучала поваренную книгу, гадая, удастся ли мне когда-нибудь порадовать королеву суфле или тортом «Мазарини» собственного изготовления.

Близилось Рождество, и нам сообщили, что ее величество отбудет в Осборн-хаус на острове Уайт, где, по обыкновению, встретит праздник в кругу семьи. С собой она решила взять мастера Анджело и нескольких поваров — сплошь мужчин. Мне объяснили, что женщин в такие поездки предпочитают не брать из-за некоторых организационных нюансов. Не слишком-то прилично запихнуть в вагон третьего класса одну женщину и семерых мужчин или вынудить их всех пользоваться одними и теми же удобствами.

Еще мне рассказали, что мы, оставшиеся, будем готовить более простое меню для тех, кто тоже останется во дворце, а еще нам будет позволено отметить, если мы того пожелаем, Рождество со своими семьями, потому что у нас предостаточно бессемейных поваров, которые приготовят праздничный ужин. Хотелось ли мне встретить Рождество с Луизой и ее новой семьей? Я не была в этом уверена, но подумала, что поступить иначе будет невежливо. Сестра уже вернулась после медового месяца, и в ближайший же выходной день я отправилась в Хайгейт.

Луиза выглядела как-то иначе — казалась, она в одночасье стала более уравновешенной и взрослой. Ее волосы были уложены в идеальную высокую прическу, на ней было темно-зеленое платье с воротником-стойкой.

Когда я вошла, она протянула ко мне руки.

— Белла, как я рада тебя видеть! Ты не представляешь, как часто я тебя вспоминала, пока мы были в отъезде. Садись у камина, выпьем чаю. — Она обернулась к ожидающей горничной: — Пожалуйста, скажи кухарке, что мы с сестрой будем пить чай сейчас, не дожидаясь хозяйки.

— Хорошо, миссис Харрисон, — послушно произнесла та и удалилась.

Я с интересом разглядывала Луизу. Неужели всего один месяц замужества превратил девушку в уверенную в себе взрослую даму? Как только дверь за горничной закрылась, сестра посмотрела на меня и улыбнулась ужасно озорной, совсем девчоночьей улыбкой:

— Правда же здорово? Мне так нравится, что у меня есть прислуга! Слишком долго приходилось все делать самой. Горничная свекрови даже причесывает меня.

— Прическа выглядит замечательно, — похвалила я. — Ну так что, как тебе твой медовый месяц?

— Отель оказался выше всяческих похвал, — защебетала она. — Там был застекленный зимний сад с видом на набережную, где можно сидеть в ненастные дни. Там Билл читал газеты, а я — дамские журналы, а еще мы пили чай.

Я по-прежнему вглядывалась в ее лицо, пытаясь понять, что происходит. Сестра не то разыгрывала передо мной какой-то спектакль, не то на самом деле превратилась в какого-то совершенно чужого, незнакомого человека.

— Я имела в виду не это, — сказала я. — Как прошел твой медовый месяц?

Луиза огляделась по сторонам и наклонилась ко мне.

— Вначале это было ужасно, — шепотом проговорила она. — В том смысле… Я ведь понятия не имела, что меня ждет. Ты знаешь, что именно происходит после свадьбы? Просто потрясает, какие вещи мужчинам нравится проделывать с женскими телами. Почему нам никогда об этом не рассказывали?

— Наша мать умерла.

— Неужели, по-твоему, она смогла бы рассказать нам о таком? Мама всегда была такой утонченной! Держу пари, она бы ни словечка не произнесла на эту тему, — возразила Луиза. — Но, должна сказать, Билли был очень терпелив со мной, и теперь я научилась сносить это.

— Сносить? Разве ты не считаешь, что у тебя должны быть более приятные ощущения?

Она слегка пожала плечами:

— Должна признаться, я не наслаждаюсь этим так, как, похоже, наслаждается Билли. Я имею в виду все эти движения вверх-вниз и пыхтение. Но, полагаю, это обязательно для всех замужних женщин, если они хотят детей, и, может, со временем я действительно начну получать от этого больше удовольствия. Хотя, если честно и между нами, я думаю, это довольно-таки глупо. И раздражает, потому что к концу дня я обычно устаю и предпочитаю скорее уснуть.

Сестра прервала свой рассказ, когда дверь открылась и вошла горничная, толкая перед собой сервировочный столик с чайными принадлежностями. Мы подождали, пока она нальет нам чай. Я с удовлетворением заметила, что маленькие пирожные не дотягивали до тех, что мы печем во дворце.

— Насчет Рождества, — сказала я, — у меня хорошие новости. Если я захочу, то смогу взять выходной.

Лицо Луизы вытянулось:

— О боже, Белла! Мне так жаль, но под Рождество мы уедем на семейную ферму за город, к дедушке Билли, и пробудем там всю неделю. Как ты думаешь, тебе дадут целую неделю выходных, чтобы ты могла поехать с нами?

— Боюсь, что нет, — покачала я головой. — Меня отпустят только на Рождество.

— Мне так жаль… — повторила она. — Без тебя и праздник не праздник.

— Ничего страшного, — успокоила я. — Уверена, мне будет весело и вместе с остальными слугами.

Сестра потянулась вперед, взяла меня за руку и сжала ее:

— Белла, мне не дает покоя мысль о том, что ты где-то в услужении, пока я наслаждаюсь комфортом. Так неправильно. Несправедливо. Может быть, ты передумаешь и станешь жить с нами?

— Ты такая славная, Луиза, но у меня нет желания пробовать себя на поприще старой девы, особенно если твоя свекровь возьмет на себя инициативу найти для меня подходящего мужа. — Я улыбнулась. — Мне действительно нравится место, где я служу, и я хорошо справляюсь с работой. Меня повысили до помощницы шеф-кондитера.

— Ах, так это, должно быть, очень большая кухня, если там есть специальный шеф-повар для сладостей, которому еще и помощник полагается. У нас тут одна кухарка, одна судомойка и все.

— Да. Кухня очень большая.

— Значит, это, наверное, отель или ресторан. — Лицо сестры просветлело. — Раньше я беспокоилась, вдруг это не совсем респектабельное место.

— Очень респектабельное, уверяю тебя. Просто мне не разрешено тебе ничего рассказывать. Таковы правила компании.

— Понимаю. — Теперь она выглядела более счастливой. — Я рада, что у тебя хорошее место, хоть и предпочла бы, чтобы тебе не приходилось самой зарабатывать себе на жизнь.

— Но мне нравится работать, — сказала я. — И я набираюсь опыта.

— Уверена, скоро ты кого-нибудь встретишь, — заявила сестра. — Кого-то, кто сделает тебя такой же счастливой, какой стала я благодаря Биллу.

— Надеюсь, так и будет.

Мы сидели у камина, все еще держась за руки.

Близилось Рождество. Королева со своей свитой отбыла. Провожая ее, мы, как полагается, выстроились в ряд в вестибюле. Она тяжелым шагом прошла мимо, опираясь на руку своего индийского мунши и на палку и при этом кивая нам. Когда королева заметила меня, в ее глазах мелькнуло узнавание, и она слегка улыбнулась. Потом ей помогли сесть в карету (вернее, просто подняли и посадили туда), после чего процессия удалилась.

Мистер Анджело, пожелав нам всем счастливого Рождества и сказав, что виночерпий получил инструкцию открыть для нас на праздник бутылку кларета и бутылку портера, тоже уехал вместе с остальными старшими поварами, оставив двух пожилых поварих и нас, младших работников, под началом мистера Фрэнсиса.

Эти несколько дней прошли очень славно. Меню состояло из супов и рагу, за которыми следовали пудинги на сале — все это было легко готовить, и наводить чистоту потом тоже не составляло труда. В канун Рождества шел снег, и мы вышли во двор поиграть в снежки. К нам даже присоединилась миссис Симмс, которая взвизгнула, когда в нее попал снежок. А вот миссис Гиллеспи явно не одобряла все происходящее. Она вообще была странной женщиной: довольно вежливой, но при этом очень сдержанной и никогда по-настоящему не демонстрировавшей дружелюбия. Вечером один из учеников принес елку, и мы украсили ее свечами, стеклянными шарами и бумажными гирляндами. А потом уселись вокруг петь рождественские гимны.

Я уже направлялась к себе в комнату, чтобы лечь в постель, но вдруг услышала, как меня окликнули:

— Хелен!

Я обернулась и увидела Нельсона, который шел ко мне по коридору.

— Просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества, — сказал он. — Завтра рано утром я уеду на весь день домой, буду праздновать с мамой-старушкой и всеми остальными. Но мне не хочется уезжать, пока я не подарил тебе вот это. При всех дарить было неловко, неизвестно, что они подумают. — И он вручил мне коробочку. — Это не ахти что такое, — улыбнулся он, — но мне хотелось, чтобы у тебя было что-нибудь от меня.

Я открыла коробочку, молясь про себя, чтобы там не оказалось украшение, особенно кольцо. Но это было лавандовое саше с красивой цветочной вышивкой.

— Я попросил сестру сделать его для тебя, — объяснил Нельсон. — Она у меня вышивальщица.

— Очень красиво! — Я смутилась, потому что у меня подарка для него не было. Должно быть, Нельсон это понял.

— Не надо, не говори ничего! — Он вскинул руку вверх. — Так заведено, чтобы молодой человек осыпал подарками девушку, которая много для него значит, а не наоборот.

— Так мило с твоей стороны, Нельсон! Я очень тронута.

Мы стояли в коридоре совсем одни и довольно близко друг к другу.

— Пожалуй, унесу его к себе в комнату и уберу в надежное место.

— Только перед тем, как уйти, — сказал он, беря меня под локоть, чтобы удержать, — посмотри наверх.

Я послушалась, недоумевая, к чему это он. Коридор, в котором мы стояли, был совершенно голым, без всяких украшений, в том числе и на потолке.

— Вот так сюрприз! — проговорил Нельсон, — Там омела[11]. Интересно, кто бы мог ее туда подвесить?

С электрической лампочки над нашими головами свисала ветка омелы. Прежде чем я успела опомниться, Нельсон обнял меня, а я не стала сопротивляться, не попыталась оттолкнуть его. Я позволила себя поцеловать. Когда объятия разомкнулись, я увидела, что Нельсон сияет.

— Это лучшее Рождество в моей жизни! — воскликнул он. — И я буду долго его помнить.

Я отправилась к себе, пытаясь осознать, что же сейчас произошло. Следовало ли мне остановить Нельсона? Может быть, нельзя было так сильно его поощрять? Это был первый поцелуй, нежный и вовсе не пугающий, но разве не считается, что я должна была что-то почувствовать? Однако в реальности я всего лишь ощутила, что его прохладные губы прижались к моим, — и все. Ничего неприятного, но и никаких божественных ощущений, о которых пишут в рыцарских романах, уж точно не было.

Я лежала в кровати, слушая, как ветер стучит в окна, и старалась примириться со случившимся. Мне было известно, что Нельсон увлечен мной, но его поступок выходил за рамки дружбы. Беда в том, что я желала большего. Хотела влюбиться, хотела чувствовать, как сердце пропускает удар, когда мой избранник на меня смотрит, хотела жить долго и счастливо. И не могла вообразить будущую жизнь с Нельсоном, его старой мамой и шумными братьями-сестрами в домике за газовым заводом. Вопреки всему, что со мной происходило, я так и не смогла отречься от своих аристократических корней. Может быть, когда-то мне все-таки придется это сделать?

Наконец я заснула. А проснулась от далекого звона церковного колокола.

«Рождество!» — подумала я. Мне вспомнилось, как мы проводили этот день в прошлом, когда мама была еще жива: чулок с апельсином у постели, шоколадный мусс, может быть, книга или пара новых перчаток. Подарки никогда не были дорогими и роскошными, но всегда радовали. А в последние несколько лет Рождество означало подъем на рассвете, потому что нужно было разжечь огонь в печи, а потом — спешку, ведь следовало успеть приготовить начинку и сунуть индейку в духовку, чтобы она приготовилась вовремя.

Что ж, сегодня, во всяком случае, у нас будет не слишком много работы. И кроме подарка, полученного вчера от Нельсона, у меня есть еще один; посылка от Луизы, которую только предстоит распаковать. А я для сестры купила дневник с запирающимся на ключ замочком и успела отослать его вовремя, пока она еще не уехала в деревню.

Вначале мы должны были посетить рождественскую службу в дворцовой часовне, а когда вернулись, начался праздничный завтрак, состоящий из сосисок, яиц и бекона. Птица была нафарширована и отправлена в духовку. После этого мы собрались вокруг елки. Каждый получил по маленькому подарку от ее величества — медаль с изображением самой королевы. От мистера Анджело тоже были подарки, но более практичные: всем досталось по носовому платку. Наконец я открыла подарок Луизы. Там были красивые аметистовые бусы, теплый шарф и золотая гинея. На глаза навернулись слезы. Прошли годы с тех пор, как кто-нибудь дарил мне нечто красивое или особенное. Я испытала чувство вины за то, что осуждала желание сестры выйти замуж, в то время как я оплачивала ее учебу, а она, кажется, даже не ценила моей жертвы. Но теперь мне стало ясно, как она меня любит.

Рождественский пир начался в час дня. Вместе с остальным дворцовым персоналом мы собрались в столовой для слуг. Столы были накрыты белыми скатертями, их украшали остролист и плющ. У каждой тарелки лежали хлопушки. Внесли двух запеченных индеек и четырех гусей, их кожица красиво подрумянилась и блестела. Мистер Фрэнсис и Артур разрезали их, пока мы передавали друг другу миски с жареной картошкой, тушеными каштанами, подливкой из шалфея и лука, хлебным соусом, брюссельской капустой, цветной капустой под белым соусом, белокочанной капустой и мясной подливкой. Кларет был разлит по бокалам. Мы взорвали хлопушки, надели бумажные шляпы и стали читать забавные лозунги и загадки, а после — демонстрировать друг другу безделушки и головоломки. Потом прочли молитву и уселись за стол. Мы ели до тех пор, пока могли запихнуть в себя хотя бы кусочек.

Когда раздался звук рожка, в столовую внесли рождественские пудинги, в которых горел бренди и были вставлены веточки остролиста. Я помогала их готовить в Воскресенье пробуждения[12], еще в ноябре. Большую часть этих пудингов повара отвезли в Осборн-хаус, но и нам тоже хватило. Их подавали с заварным кремом и коньячным маслом, приготовление которого поручили мне. В пудинги запекли несколько серебряных монеток по три пенса, одна из них оказалась в моей порции.

— Загадайте желание, — проинструктировала меня сидевшая напротив горничная.

Я толком не знала, что загадывать, и прошептала себе под нос:

— Пусть новый год будет для меня удачным. И, пожалуйста, без всяких неприятных сюрпризов.

Можно было подумать, что после такой обильной трапезы никто не захочет есть еще несколько недель, однако мы все же накрыли стол к чаю, пусть и немного позже, чем обычно. Мистер Роланд настоял на том, чтобы испечь к чаепитию рождественские торты. Тот, который предназначался нам, был настоящим произведением искусства. Он блестел королевской глазурью и был украшен миниатюрными фарфоровыми снеговиками, а также детишками, которые катались на санках и играли в снежки.

После чая мы сидели у камина, слишком наевшиеся, чтобы заниматься чем-то сложным, и поэтому играли в шарады и в «Кота министра»[13]. Потом, во время ужина, мы наполнили тарелки холодной индейкой и гусятиной, соленьями и хлебом, но я уже даже смотреть на все это не могла. Нельсон сказал, что для него это Рождество стало лучшим в жизни, а я подумала, что у меня такого славного Рождества не было уже много лет.