Залив ангелов

ГЛАВА 31

Сама не знаю, как я добралась до своей комнаты. Там я встала у открытого окна, жадно хватая ртом свежий воздух. Я всегда презирала женщин, которые на каждом шагу падают в обморок, но сейчас в голове у меня звенело, и я чувствовала, что легко могу потерять сознание. Было ясно, что приехавшему из Лондона инспектору не терпится поскорее закрыть дело. Он станет изучать мое прошлое и, связавшись с Сауэрби-холлом, немедленно узнает, что Хелен Бартон умерла, а значит, я самозванка, которая пробралась на королевскую службу с какими-то подозрительными целями и от которой добра не жди. Мне было ясно, как легко состряпать против меня обвинение, где будет фигурировать лишившийся наследства и работы обиженный аристократ, который воспитал дочь в духе ненависти ко всем представителям высшего сословия.

Но если бы я сейчас пошла к доктору Риду или сэру Артуру, который, похоже, очень ко мне расположен, и рассказала всю правду, мое положение не улучшилось бы. По меньшей мере, меня бы немедленно уволили. Мне грозила беда — и если бы я открылась, и если бы промолчала. И я не могла сообразить, кто мог бы за меня вступиться. Если обо мне спросят мистера Анджело, он, конечно, скажет, что я хорошо работаю, но что с того? Мне отчаянно нужен был совет, женское участие. Я вдруг поняла, как ужасно одинока с тех самых пор, как умерла моя мать, а меня отдали в услужение к Тилли. Там я не сблизилась ни с кем из слуг, считая, что они недостойны моей дружбы.

Перебравшись во дворец, я получала удовольствие от болтовни с миссис Симмс, но и ей я не открылась, и мне по-прежнему приходилось одной нести бремя своей тайны. А что до младшей сестры Луизы, то я, конечно, любила ее, но мы были такими разными, к тому же я старше, и поэтому вся ответственность лежала на мне. Никогда в жизни я не говорила ей о своих чувствах. Так что я рухнула на постель, тоскуя по матушке, по женским рукам, которые обняли бы меня, по голосу, который сказал бы, что все будет хорошо. Впервые в жизни я была по-настоящему испугана.

Пока я так лежала, в голову пришла одна мысль: леди Мэри Крозье показалась мне доброй и здравомыслящей женщиной. Если пойти к ней и рассказать всю правду, она, возможно, посоветует, что мне делать. Попросить ее поручиться за свою добропорядочность я не посмею, потому что она меня практически не знает, но, возможно, мне удастся получить женский совет и открыться кому-то, на чье сочувствие можно рассчитывать.

Я умылась, подобрала волосы, надела новое платье и посмотрела на часы. Принимают ли аристократы гостей в такую рань? Скорее всего, нет, но, по крайней мере, леди Мэри должна быть дома. Придется пойти на риск.

Будто в насмешку, день был удивительно хорош. В высоких соснах щебетали птицы, на дорожке плясали солнечные блики. Легкий ветерок доносил сладкий запах весенних цветов. Это был день для пикника, для прогулки по парку, для поездки в коляске Джайлса. Я остановилась и задумалась. Был ли он тем человеком, к которому можно прийти со своей бедой? Но ведь я обманула его! Если правда выплывет наружу, он может оказаться посмешищем из-за поварихи, которая вела себя, словно придворная дама. Я глубоко вздохнула и зашагала к вилле леди Мэри.

Открывшая дверь горничная, казалось, очень удивилась, увидев посетительницу в столь ранний час.

— Маркиза еще не принимает гостей, — с французской чопорностью сообщила она. — Если вы оставите на подносе свою визитную карточку, я передам ее в надлежащее время.

— Мадемуазель, у меня очень срочное дело, — сказала я. — Я не стала бы беспокоить миледи в такую рань, но мне очень важно с ней поговорить. Не могли бы вы передать, что мисс Бартон умоляет уделить ей несколько минут?

— Я передам, — ответила горничная, всем своим видом намекая, что не надеется на положительный ответ. — Побудьте пока здесь.

Я ждала в мраморном холле, разглядывая статуи и пальмы в горшках. Все тут было таким безупречным, таким элегантным, но леди Мэри и подобные ей люди принимали все это как должное. Наконец я услышала доносящиеся из глубины дома звуки, а потом голос с балкона над лестницей произнес:

— Я не знаю, в чем дело, и горничная еще не закончила с моим туалетом, но мне не совладать с любопытством.

Это была леди Мэри. Она спустилась по лестнице в холл. На ней до сих пор был отделанный перьями шелковый персиковый пеньюар, а на ногах — шелковые домашние туфли, которые стучали по мраморному полу, когда она шла.

— Нам лучше пройти в музыкальную комнату. Думаю, утренняя гостиная сейчас занята: обычно мой муж читает там газеты. И принесите нам кофе, Иветт.

— Конечно, маркиза, — отозвалась горничная и поспешила прочь.

Я последовала за леди Мэри в комнату, большую часть которой занимал рояль. Ковер тут был темно-синий, обои — голубые, шелковые, а из окна открывался вид на сад и пруд с золотыми рыбками.

— Садитесь. — В ее голосе не было сердечности, а дружелюбная улыбка, которая играла у нее на губах в нашу последнюю встречу, исчезла. — А теперь, — сказала она, — что вы можете сказать в свое оправдание, мисс?

Это было сказано так воинственно, что я опешила. Неужели она уже прослышала об отравлении графа Вильгельма и во всем винит меня?

— Ну? — продолжила она. — Я согласилась встретиться с вами только потому, что до смерти хочу узнать, кто вы такая на самом деле и почему сочли возможным обмануть меня, сказав, что служите у ее величества.

Я снова не совсем поняла, что она имеет в виду, и ответила:

— Но я действительно приехала сюда, потому что служу у ее величества.

— Не думаю. Я разговаривала с леди Литтон и упомянула, какой успех вы имели во время нашей живой картины. А она сказала, что среди приближенных ее величества нет никого по имени Хелен. — Тут она подняла глаза на горничную, которая принесла поднос с кофе. Воцарилось молчание, которое продолжалось, пока кофе не был разлит по чашкам. — Так что за шутку вы себе позволили? И кто вы на самом деле?

— Уверяю вас, это не было шуткой, — сказала я. — Помните, леди Мэри, как вы со мной заговорили? Вы не спрашивали ни о каких подробностях, только сказали, что для живой картины нужна рыжеволосая девушка. У меня просто не было времени сказать, что я, конечно, служу во дворце у королевы, но вовсе не фрейлиной, а поварихой.

Глаза леди Мэри широко раскрылись, и она неожиданно разразилась смехом:

— Поварихой?

Я кивнула:

— Да. Я согласилась участвовать в вашей живой картине только потому, что не хотела вас подвести.

Она явно смутилась:

— Но ведь вы барышня из хорошей семьи. Даже, можно сказать, из аристократической. Это видно и по речи, и по манерам. Вы не можете быть просто поварихой.

— Тем не менее это так, — сказала я. — Вы правы: я из хорошей семьи, но нас постигло несколько несчастий, завершившихся смертью моих родителей. Я оказалась с младшей сестрой на руках и без средств к существованию. Пришлось пойти в услужение, и, поверьте, это было в высшей степени тяжело и неловко. А потом я открыла в себе склонность к кулинарии, можно даже сказать, страсть.

— Как необычно! — проговорила леди Мэри. — Совершенно уникальная история. А потом ваши кулинарные таланты были замечены при дворе?

— Не совсем так, — призналась я. — Во дворце не знают моей настоящей истории. До сих пор я ни с кем ею не делилась и именно поэтому пришла к вам. Мне нужно рассказать кому-то всю правду, а вы кажетесь умной и доброй.

— Моя дорогая, продолжайте. Я вся внимание. — Она подалась вперед в своем кресле.

Тогда я рассказала ей все как есть: про отказ миссис Тилли дать мне рекомендацию, гибель Хелен Бартон, ее письмо, которое я прочла, и тот риск, на который я решилась пойти, заняв ее место.

— Понимаете, это был мой единственный шанс. Тогда я не видела во всем этом никакого греха. Хелен погибла, во дворце нужен был повар, а я знала, что хорошо готовлю.

— Но зачем же вам сейчас понадобилось открыться? — удивленно спросила она. — Если вас принимают и уважают на кухне у королевы, что плохого в чужом имени?

— Просто совсем недавно кое-что случилось, — сообщила я и рассказала о смерти графа от отравления. — И теперь я не знаю, что мне делать, — закончила я. — Мне не хотелось вас тревожить, но я в отчаянии, а друзей, чтобы к ним обратиться, у меня нет.

— Дайте мне во всем разобраться, — сказала она, глядя мимо меня в окно. — Вы купили грибы на рынке. Один из грибов, вероятно, оказался ядовитым, и в результате немецкий граф скончался.

Я кивнула.

— Я согласна, это трагическое стечение обстоятельств, — проговорила леди Мэри. — Но я не понимаю, как вас можно в чем-то винить. Вы купили грибы у лоточника, который специализируется именно на них, то есть как раз в таком месте, куда идешь, если тебе захочется грибов. Я уверена, что и мои слуги покупают их там. Никаких преступных умыслов у вас не было.

— Вот в чем проблема, — сказала я. — Из Лондона приехал полицейский инспектор, и он пытается подать все дело так, что грибы якобы предназначались королеве, а я — участница какого-то анархистского заговора.

— Что за невозможная чушь! — воскликнула она. — Если ваши намерения были именно таковы, то где гарантия, что ядовитый гриб съест именно королева, а не кто-то еще за ее столом?

— В точности это я и сказала. А еще добавила, что после покушения королева оставалась у себя в спальне, я относила ей туда еду, и, конечно, тогда у меня были все шансы ее отравить.

— Разве что грибов у вас тогда не было, — заметила она.

— Это верно.

— Но что вообще может заставить предположить, что вы причастны к заговору анархистов?

— Инспектор потребовал, чтобы я написала ему всю свою биографию — где родилась, где работала, рекомендации… Вы же понимаете: как только выяснится, что настоящая Хелен Бартон мертва, станет ясно, что я самозванка. Тогда можно будет заявить, будто я хитростью проникла на королевскую кухню.

Леди Мэри по-прежнему смотрела в окно.

— Да, вижу, как все у вас запуталось…

— Даже если я пойду к сэру Артуру или доктору Риду и расскажу им всю правду, меня немедленно рассчитают — в этом я уверена. А еще этот инспектор просто жаждет состряпать дело и выставить меня главной виновницей. Я знаю, как он это подаст: якобы меня вырастил недовольный своей судьбой аристократ, и теперь я жажду мести.

— И как же вас на самом деле зовут? — спросила леди Мэри.

— Изабелла Уэверли, — ответила я.

— Уэверли?! Так вы в родстве с графом? И молодым виконтом Февершемом?

— Это мои двоюродный дядя и кузен.

— Они об этом знают?

— Понятия не имеют, — ответила я.

— Мне помнится, что молодой Февершем, кажется, весьма вами увлекся.

— Да. Мы потом виделись с ним пару раз. Ездили на прогулку в коляске. Мне было очень неловко его обманывать, и я все время пыталась ему сказать, что мы не можем больше встречаться.

— Он будет очень разочарован, обнаружив, что вы…

— …всего лишь повариха? Я понимаю.

— Нет, моя дорогая. Что вы — его кузина и потому для него недоступны! — засмеялась она.

— Я его троюродная сестра, — отметила я. — Двоюродными были нынешний граф и мой отец. У той ветви семьи, из которой происходит отец, не было ни денег, ни наследства. Отец родился в Индии и стал там военным.

— Такое частенько случается у аристократов, правда? Наследник получает все, а остальных сыновей посылают служить в армию, в суд или в церковь. Можно сказать, что это несправедливо. Но, милая моя, почему вы не обратились за помощью к графу, когда ваши родители умерли?

— Отец как-то раз просил семью о помощи. Ему отказали. Он дал нам понять, что оттуда ничего хорошего ждать не приходится.

— Но, Изабелла, — она накрыла мою руку своей, — может быть, нет худа без добра. Джайлс уже к вам привязался. Если вы сейчас обратитесь к его родне и расскажете о своем затруднительном положении, то обретете могущественных союзников. Уверена, вас с радостью примут в лоно семьи, и этому лондонскому полицейскому станет ясно, что вы барышня благородного происхождения, не имеющая причин желать зла монаршему семейству.

— Вы на самом деле так считаете? — осторожно спросила я.

— Голубушка, да посмотрите же вы на себя! У вас самое милое личико на свете! Кто сможет против вас устоять? Я даже удивлена, что Джайлс не сделал вам предложение сразу после знакомства.

Ой-ой-ой… Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки.

— Но тот факт, что я была служанкой… Разве он не вызовет у моих родственников неловкости и не навлечет на них позора?

— До сих пор красивое личико искупало очень многие грехи, — сказала леди Мэри. — Нелл Гвин, вашему персонажу, очень неплохо жилось после того, как ее обнаружил король Карл.

— Но ведь он так на ней и не женился, — заметила я. — А предложение стать любовницей одного могущественного человека я уже получила.

— Правда? И кто он? — Она чуть пожала плечами от волнения.

— Если честно, это принц Уэльский.

— И вы ему отказали?! Милая моя, я потрясена! Вы определенно очень порядочная барышня.

— Я просто не могу… Ну вы понимаете… С мужчиной, которого не люблю.

— И вы совершенно правы!

— Так вы действительно считаете, что мне нужно встретиться с Уэверли и рассказать им все как есть?

— Да, действительно.

— А если они не поверят или не захотят меня принять?

— И что вы в таком случае потеряете? Мне кажется, вам придется рассказать всю правду кому-то из приближенных королевы.

— И лишиться места. Что мне тогда делать? Рекомендаций у меня нет, и идти мне тоже некуда.

Она взяла мою руку и сжала ее.

— Глупышка! Тогда вы остановитесь у меня. Я представлю вас всем в качестве своей молодой родственницы из колоний, и мы быстренько найдем вам подходящего мужа.

Я подняла на нее взгляд:

— Вы очень добры, но я уверена, что ваш муж этого не одобрит.

— Муж меня обожает и всегда принимает тех, кого я приглашаю к нам пожить. Возможно, мы сможем найти вам подходящего и симпатичного французского аристократа. Они во многих отношениях забавнее английских, несмотря на их до смешного строгий этикет. — Она помолчала, раздумывая, а потом добавила: — Но я по-прежнему считаю, что Джайлс Уэверли будет для вас хорошей партией. Он недостаточно основательный, и ему нужна здравомыслящая девушка вроде вас, которая удержит его на праведной стезе.

— Вы правда думаете, что мне нужно с ним увидеться?

— Правда. А еще лучше, если я приглашу их с отцом к себе на чай, а вы к нам присоединитесь.

— Вы настоящая фея-крестная! — восхитилась я.

Она ласково мне улыбнулась:

— Я поняла, что мы станем добрыми друзьями, в тот самый миг, когда увидела вас в парке отеля. Со мной такое случается: вижу человека — и немедленно начинаю либо обожать его, либо недолюбливать.

Я поднялась, намереваясь уйти.

— Мне нужно вернуться в отель на случай, если меня захотят еще о чем-то спросить. Как вы думаете, я должна рассказать кому-нибудь всю правду прямо сейчас?

— Я бы подождала и понаблюдала, куда ветер дует, — ответила леди Мэри. — Пока ведь не доказано, что графа убили именно грибы?

— Пока нет.

— Ну вот вам и ответ. Мне кажется, никто до сих пор не задался верным вопросом.

— Каким же?

Она проницательно посмотрела на меня.

— У кого могло возникнуть желание убить графа.

— Насколько я поняла, полиция изучает именно этот аспект, — сказала я. — Лондонский инспектор заподозрил, что кто-то из земляков графа мог заранее устроиться в отель именно по этой причине.

— В этом и ответ, — повторила леди Мэри. — Наверняка найдут того, у кого был мотив, и снимут с вас подозрения.

— Очень на это надеюсь, — проговорила я.

— А теперь бегите. Мне нужно закончить сборы на званый обед, который состоится в Каннах, — сказала она. — Но я дам вам знать, когда буду ждать Уэверли к чаю.

— Даже не знаю, как мне вас благодарить! — воскликнула я.

— Чепуха, вы выручили меня с живой картиной, и я всего лишь возвращаю долг. Женщины должны стоять друг за друга, особенно когда имеем дело с толстокожими и предвзятыми мужчинами.

Мы с ней быстро обнялись, и она позвонила горничной, чтобы та проводила меня до двери.

Всю обратную дорогу я пребывала в каком-то оцепенении, не решаясь надеяться на благополучный исход. Возможно ли, что я выйду за Джайлса? И еще один вопрос: хочу ли я за него выйти? Конечно хочу! Он славный молодой человек, деликатный, забавный. К тому же он виконт, который со временем унаследует графство, и моя жизнь с ним будет устроенной и спокойной. Не этого ли хочет любая женщина?