Залив ангелов

ГЛАВА 26

День карнавального шествия выдался ясным и солнечным. Все этому радовались, потому что в прошлом году перед началом поста зарядили бесконечные дожди и шествие пришлось отменить. Когда сгустились сумерки, мы, повара, все вместе спустились в город. Мистер Уильямс и мистер Фелпс делали вид, что не слишком-то желают участвовать в иностранном празднестве, а лишь считают своим долгом продемонстрировать язычникам, как ведут себя цивилизованные англичане. Но даже они, казалось, оттаяли, когда мы приблизились к центру города и оказались среди ларьков, которые торговали всевозможными флажками, безделушками и закусками.

— Настоящее итальянское джелато! — воскликнул мистер Анджело. — С детства его не ел. Хотя, конечно, мы всего в нескольких милях от Италии, правда? Хотите попробовать, мистер Фелпс?

— Пожалуй, не откажусь, — согласился мистер Фелпс, глядя на целые горы яркого разноцветного мороженого.

Мистер Уильямс и Джимми тоже решили присоединиться, а я воздержалась, потому что к вечеру стало прохладнее, и я слегка замерзла. Впрочем, мне пришлось об этом пожалеть, когда я увидела на лицах мужчин настоящий восторг.

Большая квадратная площадь Массена с прилегающим парком, который спускался к набережной, была ярко освещена не только газовыми фонарями, но и факелами. Там уже толпился народ, представляя собой восхитительное смешение крестьянок в цветастых полосатых юбках и шалях, шумных работяг навеселе и хорошо одетых семейных людей. Многие были в диковинных костюмах Пьеро, пиратов и индейцев. Для готовых заплатить за лучший обзор выстроили трибуны, и одна из них, главная, в самом начале маршрута карнавального шествия, предназначалась специально для королевы и ее свиты.

— Ее величество любит вносить свою лепту, — пробормотал мистер Анджело. — Они кидают ей цветы, а она подбирает их и бросает обратно, в красивых молодых людей. — Слова мистера Анджело заставили нас улыбнуться.

В поисках местечка, откуда процессия была бы хорошо видна, мы стали пробираться сквозь толпу. Наконец, оказавшись в жуткой тесноте, мы остановились. Нас прижало друг к другу как сардины в бочке. От стоявшей передо мной толстухи сильно несло чесноком и немытым телом.

Когда стемнело, прибыла королева со свитой. После того как ее почти втащили на трибуну, раздались вежливые аплодисменты. Сопровождающие расположились вокруг нее. Мне было любопытно наблюдать, как они устраиваются на обычных жестких лавках, таких же, как на остальных трибунах. Лишь для королевы принесли пару высоких подушек, чтобы ей было лучше видно. Я заметила, что на этот раз мунши не позволили усесться рядом с ней: граф Вильгельм преградил ему путь, указав на конец узкой деревянной скамьи. Сама королева явно не привыкла сидеть на чем-то подобном, но, похоже, не возражала. Я видела ее лицо, которое казалось радостным, как у молоденькой девушки. Королева махала людям внизу и показывала на что-то своим внукам. Королевских шотландцев было нигде не видно. Сегодня она действительно была просто леди Балморал, которая пришла поразвлечься, как и все остальные вокруг.

Едва королева со свитой расселись, издалека донесся звук духового оркестра. Вскоре показались и сами музыканты, которые выглядели очень впечатляюще в своей яркой форме, украшенной многочисленными позументами. Их встретили приветственными криками. За ними следовала первая повозка. Не знаю, чего я ожидала, но на ней высилась чудовищных размеров картонная человеческая голова, высотой футов в двадцать. Ее тащили за собой несколько человек. Рот головы был открыт, и оттуда торчали ноги будто бы только что сожранных людей. Выглядело это ужасно.

— Жермон, — ухмыльнулась стоявшая радом женщина, ткнув меня под ребра.

Молодой человек по другую сторону от меня объяснил, в чем дело: оказывается, на карнавале часто поднимают злободневные темы. Жермон был политиком, который намеревался нажиться на простом народе. Подкатили новые повозки: с гигантскими крокодилами, еще несколькими громадными головами, украшенные цветами. Мимо опять шествовали оркестры, а еще — люди на ходулях, клоуны, жонглеры и весьма легко одетые танцовщицы.

— Держу пари, ей холодно, — заметил мистер Уильямс, когда перед нами прошла молодая женщина, одетая исключительно в птичьи перья.

Окружавшая нас толпа выкрикивала приветствия, глумилась, орала. По рукам шли бутылки с вином, и люди пили его прямо из горлышка.

Казалось, парад длится вечность. Я начала уставать от того, что приходится стоять на одном месте, от толкотни и обволакивающего чесночного запаха толстухи. Неожиданно, перекрывая гвалт толпы, раздался резкий громкий хлопок.

— Фейерверк, — объяснил мистер Анджело.

Их всегда запускают после шествия.

Но тут в толпе раздались вопли. Кто-то крикнул:

— Королева! Королеву застрелили!

Воцарился хаос. Я пыталась разглядеть, что же происходит, но люди запаниковали, начали толкаться, чтобы уйти из-под огня и оказаться подальше от королевской трибуны. Я попробовала вырваться из людского потока и добраться до королевы, но он подхватил меня и понес. Все это не укладывалось в голове. «В королеву стреляли, — металась в мозгу чудовищная мысль. — Я должна посмотреть, нельзя ли как-то помочь ей». Но главной моей заботой было не споткнуться, чтобы меня не затоптали. Когда движение толпы наконец замедлилось, я была уже не на площади Массена, а в каком-то темном и узком переулке. Я не имела ни малейшего представления, что это за место. Мимо по-прежнему двигался народ, и я уловила обрывок разговора:

— Анархисты! Они застрелили английскую королеву!

Я очень хотела вернуться и оглядывалась по сторонам, но нигде не было ни намека на остальных поваров или каких-нибудь знакомых. Я даже не знала, с какой стороны мы пришли. Вернуться назад тем же путем было невозможно из-за толпы. Все, что я могла, — остановиться в дверном проеме и переждать, пока скопище людей рассеется. Возле меня возникла компания шумных мужчин, распевавших во всю глотку. Я вжалась в дверь, но они все равно меня заметили.

— Привет, chérie, — сказал один из них, нависая надо мной. — Ты тут совсем одна, ma petite[41]? Это плохо. Тебе нужна компания. Пойдешь с нами. Тебе будет хорошо.

Его речь была невнятной. Он ухмылялся как идиот. Его приятели сгрудились вокруг, один схватил меня за локоть и крикнул:

— Алло, идем с нами!

— Нет! Оставьте меня! Я не хочу… — От испуга я забыла все французские слова.

— Да мы хорошие парни, — сказал один.

Другой молодчик приблизил ко мне лицо и проговорил:

— Обещаю, тебе с нами понравится.

Я не знала, что и делать. Их было пятеро. Остальная толпа текла мимо, словно нас не существовало вовсе. Хулиганы потащили меня за собой.

— Оставьте меня! Я не желаю… — пыталась освободиться я.

— А-а, Колетт, ma petite, вот ты где! — прогремело из темноты, и перед нами возникла мужская фигура. — Немедленно уберите руки от моей младшей сестренки! У меня нож, и, могу заверить, я отлично им владею.

— Мы присматривали, чтобы с ней ничего не случилось, — пробормотал один из молодчиков, отпуская меня. — Нехорошо женщине одной быть в такой толпе. Давай без обид.

— Зачем же ты ушла одна, сестричка? — сказал вновь прибывший и грубо схватил меня за рукав. — Давай-ка пойдем домой.

Я не могла придумать, как мне поступить дальше. Это был как раз тот случай, о котором говорят «из огня да в полымя». Наверное, в потемках я показалась этому человеку похожей на его сестру. Неизвестно, что может случиться, если откроется правда. Может, он снова отдаст меня пьяницам. К тому же у него был нож…

Человек взял меня за руку и потащил со словами:

— Не сопротивляйтесь и быстро идите со мной.

Я наконец узнала этот голос, хотя по-прежнему не могла разглядеть лицо того, кому он принадлежал. Меня тащил куда-то не кто иной, как Жан-Поль Лепин, и это его рука вцепилась в мою. Вместе мы поспешили прочь, подальше от основного людского потока, в тихую заводь какой-то площади.

— Мне нужно постоять, я задыхаюсь, — едва выговорила я, потому что мы шли очень быстро.

Лепин остановился.

— Ничего глупее, чем гулять в одиночку в такую ночь, и не придумаешь! — испепеляя меня сердитым взглядом, заявил он. — Вам невероятно повезло, что я оказался рядом.

— Я была не одна, — объяснила я, — а вместе с другими поварами. Потом начались выстрелы, кто-то закричал, что королеву застрелили, и все побежали, меня тоже поволокло, я перестала понимать, где нахожусь, а потом подошли эти люди.

Я выпалила все это очень быстро, не зная даже, грамотно ли строю французские предложения и можно ли меня понять. Неожиданно для себя я не то всхлипнула, не то икнула.

— Если бы вы не появились и не спасли меня, то… — И я начала плакать.

Его руки крепко обхватили меня, и я оказалась у него в объятиях.

— Все в порядке, ma petite. Теперь вы в безопасности. Вы со мной. Все хорошо.

— Но королева! Королеву застрелили! — По моим щекам текли слезы.

Жан-Поль гладил меня по голове:

— Не плачьте. Не думаю, что в нее попали.

— Вы уверены?

— Нет, но слышал, как люди говорили, что пули пролетели мимо.

Я подняла на него взгляд. Его глаза сверкали в свете уличного фонаря. Потом он неожиданно поцеловал меня, а я, к собственному удивлению, ответила на поцелуй и прижалась к нему всем телом, чувствуя, как его сердце бьется рядом с моим. Когда мы, задыхаясь, разомкнули объятия, он улыбнулся мне.

— Послушайте, cherie, мы не обязаны немедленно возвращаться. У моего кузена тут неподалеку небольшая гостиница. Почему бы нам не пойти ненадолго туда?

— Зачем нам гостиница, если все уже позади и мы можем отправиться прямо в Симье? — спросила я.

Он усмехнулся, как будто я сказала что-то забавное.

— Но вы пережили потрясение. Неужели вам не хочется где-нибудь отдохнуть и прийти в себя, возможно, выпить коньяка? А еще вы и я… Мы с вами могли бы получше узнать друг друга в стороне от королевского отеля.

Я тут же вспомнила слова принца Уэльского, который тоже хотел, чтобы мы с ним узнали друг друга получше, вспомнила этих ужасных мужланов, схвативших меня на улице. Я отступила на шаг и воскликнула:

— Нет! У вас, мсье, сложилось обо мне ложное впечатление!

Жан-Поль выглядел озадаченным.

— Простите, если я превратно вас понял, — сказал он. — Я вовсе не хотел вас оскорбить, но ведь вы определенно ответили на мои поцелуи. На самом деле у меня возникло впечатление, что вы не против провести время со мной наедине.

Мои щеки вспыхнули от смущения:

— Меня утащили неизвестно куда. Я испугалась, и весь этот хаос… Я не понимала, что делаю.

— Думаю, вы отлично все понимали и делали то, что делали, очень хорошо. — Он не смог сдержать улыбку.

И тут я услышала свой голос, высокий и холодный:

— Я шокирована тем, что вы приняли меня за девушку, готовую пойти в гостиницу с едва знакомым мужчиной. Я выросла в хорошей семье. Или все дело в том, что я теперь стала служанкой и кажусь легкой добычей?

Он отодвинулся от меня на шаг:

— Но, мадемуазель, вы неправильно меня поняли. Я вовсе не хотел…

— Конечно хотели! Вы как все остальные мужчины. Вы охотитесь на нас, невинных женщин!

— Прошу прощения, мадемуазель, — чопорно произнес он. — Могу заверить, что в будущем я стану держаться от вас подальше.

— Я должна вернуться в отель, — сказала я. — Королева… Я могу понадобиться королеве.

— Вы можете ей понадобиться? И с чего бы это вдруг? — требовательно спросил Лепин. — Думаю, если ей кто и может понадобиться, то это ее врач, но никак не су-шеф.

Эти слова прозвучали как пощечина.

— Спасибо, что спасли меня, мсье, — процедила я холодно. — Будьте любезны, укажите мне кратчайший путь наверх.

— Я вас провожу.

— В этом нет необходимости, — ответила я. — Уверена, у вас нет желания терять время в обществе какого-то су-шефа.

— И тем не менее я не могу позволить вам бродить в одиночестве в такой вечер, как этот. Я, как честный француз, знаю свой долг, — сказал он. — Пойдемте. Нам сюда.

Он взял меня под руку и быстро зашагал по улице. Поднимаясь на холм, мы не сказали ни слова. Я задыхалась и все время боялась, что вот-вот расплачусь. Когда мы оказались в главном дворе отеля, Жан-Поль слегка поклонился мне.

— Здесь вы будете в безопасности, — произнес он и исчез в ночи.