Залив ангелов

ГЛАВА 2

Я резко обернулась. Передо мной предстало ужасающее зрелище: возле кромки тротуара стоял омнибус, запряженный лошадьми, которые нервно топтались на месте, а под колесами распростерлось тело молодой женщины.

— Она вышла на дорогу прямо передо мной! — кричал кучер, спрыгивая на тротуар, чтобы успокоить лошадей. — Мы ехали слишком быстро! Я никак не мог остановиться!

— Здесь есть врач? — Двое констеблей пробивались сквозь толпу зевак.

— Для врача уже слишком поздно, приятель, — раздался мужской голос. — Я так понимаю, ей конец…

— Бедняжка, — пробормотала стоящая рядом со мной женщина. — Но ничего удивительного. Мне много раз приходилось спасать свою жизнь, отскакивая в сторону, когда кто-нибудь из этих лихачей мчался прямо на меня. В наши дни дорожное движение стало просто ужасным, и переходить дорогу теперь так опасно!

Кучер омнибуса осторожно придерживал лошадей, а констебли тем временем пытались извлечь девушку. Я не могла оторвать глаз от искореженного тела. Жертва была ненамного старше меня и теперь напоминала тряпичную куклу, которой я играла в детстве. Разозлившись, младшая сестра как-то воткнула в нее ножницы, опилки высыпались, и лежащая на полу кукла превратилась в бесформенную кучу. Я продолжала с жалостью и ужасом смотреть на девушку, как вдруг заметила, что ее глаза распахнулись и взгляд начал блуждать, будто ища кого-то.

Без малейших колебаний я шагнула вперед, опустилась на колени и осторожно положила руку на плечо несчастной.

— Ничего страшного. Все будет хорошо, — мягко проговорила я, хотя сама в это не верила. — Я побуду с вами, пока не придет врач.

Она попыталась сфокусировать взгляд на моем лице.

— Дворец… — Она произнесла это слово почти одними губами, и я едва смогла его разобрать. — Дворец… скажи…

Она с трудом шевельнула рукой, и я увидела, что ее пальцы сжимают конверт.

— Не беспокойтесь. Я все передам, — взяв конверт, закивала я, хотя и не понимала, о чем она.

Определенно, девушку тяготило что-то связанное с этим письмом, потому что после моего обещания с ее лица исчезло озабоченное выражение. Она едва заметно улыбнулась, чуть слышно вздохнула и навсегда сомкнула веки. Это выглядело почти так, как если бы она уснула, но тут моего плеча коснулась чья-то рука.

— Ей теперь ничем не поможешь, мисс.

Подняв глаза, я увидела стоящего рядом со мной констебля.

— Ваша подруга? — Он помог мне подняться на ноги.

— Нет, я ее не знаю. Просто не хотела, чтобы она чувствовала себя одинокой. Это так ужасно…

— Вы добрая душа. Думаю, она была вам благодарна, — прогундосил он.

Несколько мужчин перенесли тело девушки на тротуар. Кто-то накрыл его пледом. У меня не было больше причин тут оставаться. Я протиснулась сквозь толпу, моргая, чтобы загнать обратно подступившие к глазам слезы. Потрясение было настолько сильным, что лишь перейдя улицу и направившись к парку, я сообразила, что держу в руке конверт, который почему-то был очень важен для девушки: умирая, она думала лишь о нем.

Я остановилась чуть в стороне от людского потока и принялась внимательно рассматривать конверт. На нем был изображен герб, и весьма впечатляющий, хотя девушка, судя по одежде, явно была из тех, кто зарабатывает на жизнь собственным трудом. Охваченная любопытством, я вскрыла конверт и вынула письмо.

Мое сердце забилось так быстро, что я едва могла дышать. Первой мыслью было, что сегодня как раз двадцать пятое сентября, второй — что этой девушке место поварихи больше не нужно, оно останется свободным, пока его не займет кто-то другой. Я могла бы явиться с новостью о случившемся несчастье и предложить себя вместо погибшей, заявив, что я так же хорошо подхожу для подобной работы. Но потом мне, конечно, стало ясно: в отличие от Хелен Бартон, рекомендаций у меня нет. Тут-то мне в голову и пришла эта сумасбродная мысль: назваться Хелен Бартон. В конце концов, ведь она из Йоркшира, никто в городе ее не знает…

Пока я двигалась по Пикадилли в сторону Букингемского дворца, чудовищность того, что я собиралась совершить, ошеломляла меня все сильнее. Посмею ли я решиться на такое? И тут у меня в голове прозвучал отцовский голос: «Саrре diem, Изабелла!» У меня действительно появился единственный шанс вырваться из своей нынешней каторги, и я не могла его упустить. К тому же казалось, что сама Хелен Бартон хотела, чтобы я получила эту работу. Она ведь молила меня взять конверт! Может, небеса послали мне эту возможность в качестве награды за все, что пришлось выстрадать?

Добравшись до Грин-парка, я села на скамейку и, подставив лицо теплому сентябрьскому солнцу, стала перебирать в голове все возможные последствия. Я никому не причиню вреда. Работы из-за меня никто не лишится. Более того, я окажу короне услугу — им не придется снова заниматься поисками повара. И я точно знаю, что отменно готовлю!

Я снова уставилась на письмо, которое все еще сжимала в руке. И в этот момент мне вдруг стало понятно, что, скорее всего, опознать Хелен Бартон можно лишь по нему. Не исключено, что у нее была с собой сумочка, но в ней могло не оказаться адреса. Без письма родные и близкие Хелен не узнают, что она погибла. Ее похоронят в безымянной могиле. Я не могла допустить такого, как бы мне ни хотелось заполучить эту работу.

«Спокойно, Белла, — сказала я себе. — Должен быть какой-то выход». Я стала мыслить логически. Можно написать в Сауэрби-холл, сообщить, что я стала свидетельницей трагической гибели мисс Бартон, и подписаться «доброжелатель». Тогда ее родные хотя бы будут знать, куда обратиться за телом, если у них возникнет такое желание. Впрочем, я подозревала, что у Хелен не осталось близких родственников в Йоркшире. В конце концов, она намеревалась перебраться в Лондон, а будь у нее, к примеру, престарелая мать или возлюбленный, она не решилась бы уехать так далеко от них.

По всей видимости, Хелен сирота. А ее прежний наниматель уж точно знал, что она ищет новое место, раз дал ей рекомендации. И я приняла решение: несмотря на риск, нужно попытаться. На этот раз я собиралась воспользоваться моментом, в точности как советовал мне отец.

Я убрала под шляпку выбившиеся прядки и вспомнила, что на щеках у меня румяна. Это никуда не годится! Схватив носовой платок, я принялась тереть лицо, пока от румян не осталось и следа. Во всяком случае, я на это надеялась. Хотелось бы мне, чтобы в моей сумочке было зеркальце! Потом я пересекла Грин-парк, вышла на улицу Мэлл — и вот уже впереди возник Букингемский дворец. Сердце снова пустилось в сумасшедший галоп. Если обнаружится, что я самозванка, и меня уличат в попытке обмануть саму королеву, сочтут ли это государственной изменой? Интересно, в Тауэре до сих пор обезглавливают преступников? Я заколебалась, глядя на внушительный фасад и высокие кованые ворота. Посмею ли я в них войти?

А потом мне будто бы послышался голос отца: «А что ты теряешь, Белла?!»

«Вот именно!» — подумала я.

Откуда вообще кому-то знать, что я не Хелен Бартон? Она родом из йоркширской глуши и, вероятно, вообще никого не знала в Лондоне. Королеве нужна повариха, а я хорошо готовлю. Во дворце будут мной довольны. Успокоив себя таким образом, я зашагала к внушительным воротам, но при виде будок с караульными снова заколебалась. Наверняка прислуга не должна входить через парадные ворота. Даже у миссис Тилли на Сент-Джонс-Вуд имелся черный ход для слуг, вот и тут он должен быть где-то в стороне, в неприметном месте. Только где именно? Я бочком подкралась к одному из часовых и прошептала:

— Простите, вы не подскажете, где тут вход для прислуги? Я пришла насчет работы.

Часовой и глазом не моргнул. Казалось, губы его тоже не шевелятся, однако он как-то умудрился пробормотать:

— Слева от вас, мисс. Дверь в стене.

Я поблагодарила и заметила, как тень улыбки коснулась его губ. Пройдя вдоль фасада дворца, я свернула за угол, где высокая кирпичная стена, по-видимому, отгораживала дворцовую территорию. И в этой стене была маленькая, почти неприметная дверка. Я открыла ее и увидела еще одного охранника.

— Мисс Бартон, к дворцовому эконому насчет места младшего повара, — официальным тоном произнесла я.

И в этот самый момент ужасная мысль пришла мне в голову: что, если Хелен Бартон уже побывала во дворце и несчастный случай произошел с ней на обратном пути? Вдруг дворцовый эконом сообщит, что беседа уже состоялось, и потребует признания, кто же, во имя всего святого, я на самом деле?

Однако и на этот риск следовало пойти. Ведь если эконом уже побеседовал с Хелен, почему она в момент своей смерти все еще сжимала в руке письмо? Нет, она явно направлялась во дворец! Да и часовой, охранявший черный ход, никак на меня не прореагировал.

Он провел меня по узкой дорожке к самой заурядной с виду двери в кирпичной стене и позвонил в колокольчик. На звон явился молодой человек, наверное лакей, хотя одет он был не в роскошную ливрею, а в белую рубашку и черные брюки.

— Эта юная леди пришла к эконому насчет работы, — доложил гвардеец.

Я протянула письмо, чтобы лакей мог его изучить.

— Пожалуйста, мисс, следуйте за мной, — произнес он.

Что ж, во всяком случае, он не воззрился на меня в удивлении и не заявил, что за сегодняшний день я уже вторая молодая особа, явившаяся искать места, а значит, Хелен Бартон действительно направлялась во дворец. Кажется, я испустила негромкий вздох облегчения. Мы прошли по пустому коридору с белыми оштукатуренными стенами и оказались в другом коридоре, побольше. Лакей постучал в дверь.

— Да! — раздался низкий голос.

— К вам мисс Бартон, сэр, — произнес лакей.

— Пусть войдет.

Мое сердце отчаянно колотилось. Я вздохнула поглубже, чтобы успокоиться, и вошла в кабинет. Тут не было особой роскоши: большой письменный стол из красного дерева, книжные полки и выходящее в сад окно. За столом сидел мужчина с внушительными седыми бакенбардами и глубокими морщинами на лбу. Он был одет в военную форму с большим количеством позументов и явно относился к числу людей, которые ожидают беспрекословного повиновения и не потерпят никаких глупостей.

— Мисс Бартон, — он протянул мне руку. — Я полковник Пелэм-Клинтон, эконом дворца ее величества. Хорошо, что вы пришли.

— Здравствуйте. Приятно познакомиться, господин полковник, — проговорила я и подалась вперед, чтобы пожать ему руку.

Морщины на лбу полковника стали глубже.

— Я ожидал услышать йоркширский акцент, — поднял он брови. — Разве вы не из той части страны?

— Да, сэр, — ответила я, — но мой отец был образованным человеком, которому пришлось пережить тяжелые времена. Меня всегда учили говорить правильно. — Я решила, насколько это возможно, придерживаться правды.

Он кивнул:

— И где теперь ваш отец?

— Он умер. И его, и матери не стало, когда я была еще ребенком. Вот почему мне пришлось пойти в услужение. У меня больше никого нет.

— Понимаю. — Он снова кивнул. — У вас славные розовые щечки деревенской девушки. Боюсь, в дымном городском воздухе румянец быстро сойдет.

Поняв, что мои щеки раскраснелись оттого, что я старательно стирала с них румяна, я с трудом сдержала улыбку.

— И вы моложе, чем я ожидал.

— Мне часто говорят, что я выгляжу младше своего возраста, — ответила я, недоумевая, сколько же лет могло быть Хелен Бартон. Она не казалась намного старше меня. Неужели в объявлении было сказано, что ей больше двадцати одного года?

Полковник взял со стола лист бумаги.

— Ваше рекомендательное письмо весьма похвально, — проговорил он. — Похоже, у леди Сауэрби вас ценили.

Пока я измышляла причину, по которой мне якобы захотелось покинуть леди Сауэрби, полковник продолжил:

— Экономка сообщила, что вы честная, непьющая и охотно учитесь.

— Да, сэр, это так, — подтвердила я, хотя внутренний голос шептал, что в данный момент честной меня не назовешь.

Я уже почти собралась сдаться и рассказать о своем обмане, но тут мой собеседник продолжил:

— Похоже, леди Сауэрби уже в преклонных годах и поэтому решила перебраться жить к сыну, так?

— Насколько мне известно, да, сэр.

— И что заставило вас искать работу именно в Лондоне, ведь путь до нас не близкий?

— Ничто не держит меня больше в Йоркшире. И кто же откажется от возможности послужить ее величеству? — ответила я вопросом на вопрос.

Он улыбнулся:

— Думаю, вы тут приживетесь, мисс Бартон, но вначале я должен представить вас нашему maitre de cuisine[1], мистеру Анджело Романо. Он весьма придирчиво выбирает тех, кто работает под его началом, вплоть до последней судомойки. Позвольте мне проводить вас на кухню.

Мы спустились по лестнице, миновали коридор (стены которого были выложены плиткой) и через вращающуюся дверь вошли в огромную кухню. При виде нее я чуть не охнула от изумления. Во всю длину стены были развешены на крючках сияющие медные кастрюли всевозможных размеров — вместимостью от одной пинты до нескольких галлонов. Под ними выстроились в ряд плиты, на которых что-то тушилось, булькая и распространяя соблазнительные ароматы приправ.

Я заметила, что плиты тут в основном самые современные, с газовыми горелками, а старомодных, угольных, среди них всего парочка. По всему помещению были расставлены отдраенные дубовые столы, за каждым из которых трудились одетые в белое повара. Казалось, их тут целая армия: некоторые были в высоких колпаках, а остальные в небольших шапочках, и все они нарезали горы овощей или смешивали что-то в мисках. Присмотревшись к поварам получше, я поняла, что это были почти сплошь мужчины, среди которых затесалось лишь несколько пожилых женщин — и ни одной девушки!

Эконом остановился в дверях.

— Мистер Анджело, не найдется ли у вас свободной минутки? — спросил он.

К нам подошел человек с подкрученными черными усами и весьма надменным выражением лица. На нем была безукоризненная униформа, а на голове красовался поварской колпак. По тому, как он двигался, мне стало ясно, что он весьма высокого мнения о себе.

— В чем дело, господин эконом? Как видите, мы тут заняты по самые уши.

Я ожидала услышать итальянский акцент, но мужчина говорил как любой другой лондонец.

— Эта молодая особа хочет наняться к нам младшим поваром, — объяснил полковник. — У нее вполне удовлетворительные рекомендации и приятные манеры, но, конечно, последнее слово за вами.

Мистер Черноус окинул меня с головы до пят таким взглядом, будто я была вызывающим сомнение куском мяса.

— Вы знаете мое мнение относительно молодых женщин на кухне.

— Я-то знаю, но нам также известно мнение ее величества, не так ли? Не нам оспаривать пожелания нашей нанимательницы.

Мистер Черноус устремил на меня пристальный взгляд:

— Итак, что вы умеете готовить, девушка?

— Только простые блюда английской кухни, сэр, — ответила я. — И, конечно, мне позволялось лишь помогать, сама я никогда не составляла блюда. Но большинство методов приготовления пищи мне известно.

— Вам доводилось готовить дичь? Ее величество особенно любит дичь.

— Я готовила фазанов, сэр. И голубей.

— А как насчет соусов?

— Я умею делать белый соус, сэр, мучной соус и…

— Белый соус? — Он посмотрел на меня сверху вниз. — О каком именно белом соусе вы говорите? Велюте? Бешамель? Супрем? Паскалин? Равигот?

— Боюсь, иностранные называния мне незнакомы. Кухарка, которая меня учила, твердо стояла на том, что английская кухня ничем не хуже любой другой. И вовсе не обязательно готовить всякую, как она это называла, заморскую гадость.

Стоило мне произнести эти слова, как я тут же пожалела, что не смогу забрать их назад. Имя Анджело совершенно точно было итальянским, хоть в речи этого господина не замечалось и следа иностранного акцента. В том, как он говорил, скорее прослеживался намек на кокни[2].

Мне показалось, что уголки губ мистера Анджело дрогнули в улыбке:

— Тут, пожалуй, я склонен с вами согласиться. Ничто не превзойдет хороший кусок первоклассной жареной говядины или йоркширский пудинг, но ее величество любит изысканную пишу. Не обязательно иностранную, но такую же приятную на вид, как и на вкус. — Он замолчал и, прежде чем задать очередной вопрос, долго втягивал воздух сквозь зубы. — Что бы вы назвали своей сильной стороной?

— Говорят, что мне особенно удается выпечка, сэр.

— У нас есть мистер Роланд, шеф-кондитер, он готовит выпечку для королевских чаепитий и отвечает за мучные пудинги. Ее величество очень любит чай и пирожные с булочками, которые подают вместе с ним. Она никогда не пропустит чаепитие, где бы ни находилась и что бы ни делала. Но вам могут велеть приготовить мясной пирог, чтобы подать его слугам к обеду или к ужину.

— О да, сэр, я могу сделать хороший мясной пирог.

— Это нам еще предстоит выяснить, — заметил он. — Но вижу, что вы рветесь учиться, и манеры у вас хорошие, поэтому, думаю, мы возьмем вас на испытательный срок. Когда вы сможете приступить к работе?

— Раз уж моя хозяйка переезжает и больше во мне не нуждается, я могу начать уже на следующей неделе, сэр, если это будет удобно.

— Замечательно! — отозвался Анджело. — Вы ведь понимаете, что это шикарное место? Время от времени приходится готовить для государственных банкетов, а это означает большое количество затейливых блюд и множество работы для всех. Но основная ваша будущая обязанность — резать овощи и стряпать для слуг, и вы будете на самой низкой ступеньке нашей лестницы. Вам придется выполнять распоряжения, мои и остальных поваров, которые старше и опытнее вас.

— Я понимаю, сэр.

Анджело мимолетно улыбнулся мне и одобрительно кивнул.

— Забирайте ее, господин эконом, — произнес он. — У меня тут шесть фазанов, из которых нужно сделать филе.

Следом за экономом я направилась к его кабинету.

— Должен предупредить, мистер Анджело суровый начальник. От подчиненных он неизменно ожидает упорного и безупречного труда. — Тут эконом обернулся ко мне и многозначительно изрек: — Но во всей стране не найти другого шеф-повара, у которого можно научиться столькому полезному.

— Он ведь из Италии? — спросила я. — Но мне не показалось, что он говорит с иностранным акцентом.

— Нет, он такой же англичанин как вы или я: родился и вырос в Лондоне. Его предки приехали сюда несколько поколений назад. Ее величество выбрала мистера Анджело, потому что прежний шеф-повар, к которому она была очень привязана, тоже носил итальянскую фамилию. Поэтому у нее создалось впечатление, что все итальянцы прекрасно готовят.

Полковник открыл дверь в свой кабинет, впустил меня туда, потом занял свое место за письменным столом.

— Я беру вас на начальное жалованье пятнадцать шиллингов в неделю, и жить вы будете на всем готовом, — сообщил он. — Вас обеспечат формой, питанием, ночлегом и услугами прачки. — Он поднял взгляд, ожидая, что я на это скажу.

— Спасибо, сэр. Меня вполне устраивают такие условия, — проговорила я, хотя на самом деле у Тилли я зарабатывала ненамного меньше. Но тут я вспомнила, что эти деньги будут принадлежать мне одной и я смогу делать сбережения, потому что тратить жалованье мне будет не на что.

— А еще вы должны будете подписать документы о соблюдении конфиденциальности, мисс Бартон. То, что происходит в этих стенах, запрещено обсуждать с кем бы то ни было, включая самых близких друзей. Из дворца нельзя ничего выносить, даже оставшуюся еду. Это вам понятно?

Я кивнула:

— Да, господин эконом.

— И к прогулкам с молодым человеком тут отнесутся неодобрительно.

— У меня нет молодого человека, чтобы с ним прогуливаться, сэр, — сказала я. — Но я заметила, что в кухне нет других девушек.

— Совершенно верно. До недавнего времени на кухне ее королевского величества работали почти исключительно повара-мужчины. Но у нашей королевы прогрессивные взгляды. Она считает, что с приближением нового столетия мы должны создавать больше рабочих мест для молодых женщин — ведь ее величество своим примером доказала, чего может достичь такая женщина, если дать ей шанс.

Мне хотелось заметить, что мало кому из нас повезло унаследовать трон, но я предусмотрительно промолчала. А полковник продолжал:

— Должен признаться, я не разделяю ее энтузиазма. Из моего опыта следует, что тратить время на обучение молодых женщин незачем, потому что у них есть привычка бросать работу и выходить замуж.

— В мои намерения не входит выходить замуж, и так будет еще долго, сэр. Мое страстное желание — научиться готовить как можно лучше.

Он одобрительно кивнул.

— Великолепно! Вижу, мы сделали правильный выбор. А теперь извольте подписать вот тут… — И полковник достал какой-то документ, ручку и чернильницу.

Я окунула перо в чернила, помолилась, чтобы не поставить кляксу, и помедлила, не сразу вспомнив, что написать следует «Хелен Бартон».

Потом полковник протянул мне руку:

— Добро пожаловать на службу у ее королевского величества, мисс Бартон!