Заре навстречу

Глава 42 Боевые товарищи

Серёжа Тюленин выполнил указание штаба, и ушёл из города только потому, что он верил, что сможет в самые краткие сроки пробиться к частям Советской армии, рассказать им о том, что творится в Краснодоне, и уж тогда… Серёжка был уверен, что в таком случае, наши доблестные воины пойдут на этом участке фронта в стремительное наступление, освободят родной город, и вызволят из темницы товарищей. Ну а первым освободителем будет, конечно, он. И в мечтах своих Серёжка то врывался в Краснодон на танке, а то и вовсе — расстреливал врагов сверху, из истребителя…

Серёжку чувствовал ответственность перед каждым участником своей группы, и лично предупредил их, что они должны уходить. Сам он ушёл вместе с Валей Борц, но остальные ребята: Дадышев, Юркин, Сафонов, Куликов, Лукьянченко и Тося Мащенко остались. Они считали, что Тюленин должен был уйти потому, что был участником штаба, а они — рядовые бойцы не могли попасть во внимание полиции.

Как-то раз, прохаживаясь по базару, Радик Юркин повстречался с Серёжкиной сестрой Наташей. Она знала о деятельности своего брата, и даже кое в чём ему помогала. Знала она как молодогвардейца и Радика. Поэтому, увидев его, обрадовалась, отвела его в сторону, где их никто не мог услышать, и там проговорила:

— Радий, я тебе вот что хочу сказать. У нас на чердаке Серёжка спрятал автомат «ППШ» и патроны к нему. Когда уходил, сам хотел забрать, да не вышло. Дома у нас уже тогда полицаи дежурили. Дежурят и сейчас, да только в меньшем количестве; всего двое осталось…

— Автомат — это здорово, — заявил Радик.

— Да, вот я и подумала, что он вам понадобится, — говорила Наташа. — А нам такое оружие хранить весьма опасно. Гады эти постоянно в наших вещах роются; почему до сих пор не на чердак не заглянули — ума не приложу… Грех, конечно, жаловаться, что у нас положение бедственное, ведь и все добрые люди сейчас также страдают; но всё ж Захаров заходил, орал — ругался, что вырастили такого сына, как Серёжа. Грозил: если, что не так, так сразу нас в полицию отправит. В общем, заберите вы этот автомат от греха подальше.

— Обязательно заберём, — заверил её Юра.

Один из полицаев, утвердив своей автомат между судорожно сжатых коленок, сидел на кухоньке в мазанке Тюлениных, и смотрел во двор. А второй полицай прохаживался во дворе, по сильно утоптанной им тропке. И первый, и второй полицаи откровенно скучали, так как прошло уже много часов и дежурства и за всё это ровным счётом ничего не случилось. Вот сидевший на кухоньке полицай громко зевнул, и ударил по окну с такой силой, что едва выбил его. Прохаживавший во дворе полицай обернулся к нему, а сидевший на кухне жестами позвал его — ему хотелось покурить в компании, поматериться…

Никем незамеченный, Радик Юркин был поблизости. Он долго ждал удобного момента, и вот, когда второй полицай вошёл в мазанку, покурить, Радик перескочил через забор, и бросился к сараю. Накануне он условился с Наташей, что она завернёт автомат с патронами в мешок и перенесёт их в сарай (она не могла вынести их на улицу, потому что, в таком случае, дежуривший во дворе полицай потребовал бы у неё остановиться, и показать, что она несёт).

Дверь в сарай была приоткрыта и Радик метнулся туда, огляделся — мешка нигде не было! «Неужели Наташа не выполнила своё обещание?! Нет-нет — она должна была, а иначе бы предупредила, что у неё не получилось? Но где же тогда мешок?!»

И тут хлопнул себя по лбу: ну, конечно — не могла же Наташа оставить мешок лежать на видном месте, а закопала его в солому. И вот Радик начал поспешно раскапывать солому. Ага — вот и мешок!

Он нащупал лежавший внутри автомат, и метнулся на улицу…

Но уже покурил, и вышел из мазанки Тюлениных полицай. Он заметил убегавшего Радика, закричал, бросился было за ним, но быстро потерял его след в быстро надвигающихся сумерках, вернулся в избу, и закричал на Серёжкиных родителей:

— Кто это к вам шастает?!

Александра Васильевна ответила ему в тон:

— А ты что раскричался-то, а?! Думаешь, к оккупантам записался, и всё можно?!

— Но-но, ты потише! — пригрозил полицай.

— Я тебе дам — потише! Тебя дом охранять поставили, а ты куришь! Мало ли кто шастает, может — воры какие. Время-то какое! Много всяких повылезало… А ты с меня всё спрашиваешь… Уж коли бог ума не дал, так сиди — помалкивай.

Полицай замахнулся было на Александру Васильевну, но встретил такой гневный и самоотверженный взгляд, что отдёрнулся, уселся за стол. Об инциденте этом он своему начальству так и не сообщил — не хотелось получать лишних нагоняев из-за мнимых пустяков.

Возле дома Юркиных стремительно прохаживался, напряжённо поглядывая из стороны в сторону, Степан Сафонов. И со стороны его поведение казалось очень странным, так что только по счастливой случайности, полицаи до сих пор не прошли рядом, и не задержали его…

Но вот появился Радик, и обрадованный Стёпа поспешил к нему; улыбаясь, крепко пожал ему руку, но тут же вновь опечалился, и проговорил тяжёлым от напряжения голосом:

— Радий, слушай: нас везде ищут.

— То есть, что — вот прямо именно нас? — спросил Радик.

— Ага, — вздохнул Стёпа. — Сегодня к нам в дом завалились полицаи. Орут на мать: «Отвечай, где твой сын?!». Она отвечает: «Не знаю», хотя я здесь же, в соседней горнице был. Ну, полицаи обыск начали, а я в окно успел выпрыгнуть, да и к тебе тиканул. Вот так-то…

— И что дальше думаешь делать? — спросил Юркин.

— Я так думаю, что из города надо уходить, — ответил Сафонов.

— Куда?

— А пойдём в посёлок Краснодон, — говорил Стёпа. — Ведь мы там некоторое время перед войной жили, и у меня там есть хорошие знакомые, которые приютят нас. К тому же, в посёлке нас никто не знает…

— Хорошо. Но ни в эту же ночь ветреную идти. Подождём до утра, — поёжился, оглядывая безлюдную, занесенную снегом улочку, Радик.

— Как раз ночью и надо идти, — убеждённо проговорил Сафонов. — Ночь тёмная нас укроет, а днём нас полицаи углядят.

— Ладно. Но я, по крайней мере, родных предупрежу…

Через некоторое время Радик Юркин и Стёпа Сафонов уже шли по дороге в посёлок Краснодон. Наступила январская ночь, и должна была тянуться долго-долго. Ветер всё выл и выл свою заунывную песнь и, казалось, оплакивал кого-то. На дороге, по которой шли Радик и Стёпа, не было фонарей; степь заснеженная, необъятные, холодные пространства окружали их; едва-едва различали они полчища снежинок, которые вылетали из мрака перед их лицами, и бесследно исчезали где-то позади…

И было чувство огромного необжитого, но в тоже время наполненного таинственной жизнью пространства. И Стёпа Сафонов вполне точно выразил их общее чувство:

— Такое впечатление, будто мы где-то в космосе, среди миров плывём.

Радик поинтересовался у своего увлечённого космосом товарища:

— А что, разве в космосе бывает такое, что ничего — ни одной звезды не видно?

— А как же, конечно! Ведь есть в космосе такие туманности из разряженного газа. По размерам они гораздо больше нашей Солнечной системы, и изнутри их совершенно никаких звёзд не видно. А уж холодина там — бр-р-р! — ещё холоднее, чем здесь!

— Хотя, кажется, что и не может быть ещё холоднее! У-у-у! Я замерзаю! — жаловался Радик, — Давай-ка, пойдём побыстрее!

И вот они зашагали так быстро, как только могли. Но всё же скорость их передвижения оставляла желать лучшего. Дорога, по которой они шли, была уже сильно занесена снегом, и трудно было совсем не сбиться с этого пути, и не заблудиться в степи…

Но вот впереди стали просвечивать два призрачных луча. Казалось, что это сказочное чудище залегло там, и смотрит сквозь метель на ребят своими недобрыми и совершенно круглыми глазищами.

Радик и Стёпа остановились, и вот, сквозь вой метель услышали раздражённые, усталые и испуганные крики. То была не немецкая, а румынская речь, и ребята догадались, что это грузовик с румынскими солдатами застрял, и теперь солдаты суетятся, пытаются вытолкать его.

Тогда Радик предложил:

— А может постреляем их из нашего автомата?

Но Стёпа покачал головой:

— Нет. Много их там слишком. А у нас — пока только один автомат.

Говоря так, ребята подошли слишком близко к увязшему грузовику; вот впереди на фоне призрачного сияния фар выросла высокая, растрёпанная фигура, и раздался резкий, но дрожащий от сильного страха окрик.

Рука Радика потянулась к автомату, но Стёпа дёрнул его вниз, и прошипел:

— Нет. Говорю же тебе — не сейчас…

И тут же пропела надрывными похоронными нотами короткая автоматная очередь. Но, к счастью, ребята успели пригнуться, и ни одна из этих пуль не задела их.

Пришлось им пробираться в сугробах, обползать увязший грузовик, и это отняло у них немало времени и сил, но зато прибавило злобы на захватчиков…

Но вот они вновь вышли на засыпанную снегом дорогу и продолжили свой тяжёлый путь сквозь мрак в сторону посёлка Краснодон.

В совсем уже поздний час ночи; когда, казалось, весь мир, убаюканный мрачной колыбельной вьюги, заснул под снежным одеялом, Стёпа и Радик вошли в посёлок Краснодон. Они знали, что и в этот час нельзя расслабляться, что всё равно кто-нибудь из врагов, подгоняемый своим начальством не спит и высматривает их, и поэтому ребята пошли не по большой улице, а по переулочкам; часто замирая, вслушиваясь. Но не слышали они ничего, кроме однообразного воя ветра; не видели ничего, кроме снежной позёмки, которая, вихрясь, слетала с покатых крыш низеньких и, словно бы, утонувших в сугробах домишек.

И возле одного из таких домишек остановился Степа Сафонов. Пришлось им перелезать через плетень; пришлось осторожно стучаться в тёмную дверцу, за которой, казалось, начиналось таинственное и страшное царство подземных гномов.

Только через несколько минут с противоположной стороны двери раздался глуховатый женский голос:

— Кто там?

— Это я, Стёпа… Степан Сафонов, — дрожащим от холода голосом ответил Стёпа.

С той стороны двери раздался глубокий вздох, а затем дверь с трудом раздвигая нанесённый снег, открылась; и на пороге предстала маленькая, сгорбленная старушка; которая в одной руке держала свечу. И эта свеча, и её тёмные одеяния, и её морщинистое и очень худое, похожее на череп лицо делали эту старушку похожей на саму Смерть.

Не улыбаясь, с горестным в тёмных своих глазах смотрела она на ребят, и говорила:

— Ох вы, горемычные! А ведь ищут вас — ищут, черти окаянные.

— Как? И здесь, и в посёлке этом ищут?! — неприятно изумился Сафонов.

— Да, Стёпушка, ищут. Ещё как ищут. Уж и не знаю, откуда проведали, что наши семьи дружили, но и в мой домик заваливались. Уж они то, предатели, ругались; уж они то всё у меня перерыли, да всё требовали, чтоб я про подпольщиков всё им рассказала. Я же им прямо говорю: про подпольщиков не знаю, а кабы и знала — ничего бы вам, псам, не сказала. Ну они пригрозили меня расстрелять, да и ушли… Хотя одного я потом видела; он здесь, на улице всё околачивался, всё высматривал кого-то…

Радик посмотрел на улицу, но никого там не увидел. И Юркин сказал:

— Стало быть, нельзя нам у вас оставаться. Пойдём мы…

И Радик, несмотря на напряжение, глубоко зевнул. Следом за ним зевнул и Сафонов…

Старушка произнесла:

— Ну и куда ж вы, горемычные, в час такой пойдёте? Ведь силушки-то в вас совсем немного осталось. Вы заходите. Для вас у меня и покушать найдётся, хотя уж не обессудьте за скудность еды… И выспаться вам надо; ведь путь вам предстоит дальний…

Радик и Стёпа переглянулись и согласились, ведь они буквально валились с ног, и, всё равно, не ушли бы далеко.

На следующий день снежная вьюга прекратилась, но по-прежнему было морозно; а небо оставалось завешенным тучами, так что и весь окружающий мир казался погружённым в серые, траурные тона.

Стёпа и Радик вышли из посёлка Краснодон, пошли по дороге обратно, в сторону города Краснодона. Но они знали, что сейчас и в городе им не место, потому что и там их ищут. Они шли и знали, что не дойдут до родных домов, а свернут где-то в пути, и пойдут сквозь этот заснеженный мир, искать жизни или смерти…

И вот Радик проговорил с несвойственной для его детского возраста глубокой, трагической интонацией:

— А ведь, пока мы здесь ходим, наших товарищей в застенки терзают. Эти гады, эти нелюди — как они только по земле ходить могут?

И тогда Стёпа Сафонов указал на следы, которые отчётливо проступали на заснеженной дороге.

— Смотри, а ведь это сегодня прошли… Полицаи…

Да — это были следы от широких, утеплённых сапог, которые выдавали полицаям. И Радик проговорил:

— А ведь они часто по этой дороге из посёлка в город шастают.

А Стёпа продолжил его мысль:

— Так давай подкараулим их…

— Правильно! — с готовностью кивнул Радик. — У меня на этих предателей такая злоба… Не могу я с их существованием подлым мириться! Мстить надо…

— Только, Радик, дай мне автомат! — попросил Стёпа.

— Нет, — энергично замотал головой Юркин, — Мне не терпится с ними в бой вступить!

И тут они совсем как мальчишки, каковыми они, в сущности, ещё и являлись начали спорить, кому владеть автоматом. Так спорили они до тех пор, пока в отдалении, среди заснеженных просторов не заметили две тёмные точки, которые приближались к ним.

Тогда решили разыграть автомат в «камень-ножницы-бумага», и выпало, что автоматом владеть всё-таки Юркину. Тот обрадовался, и побежал к краю дороги. Расстроенный Сафонов залёг с другой стороны. Ребята ещё присыпали себя снегом, так что со стороны их нелегко было заметить.

И вот появились те, кого они поджидали — полицаи. Шли эти предатели и развязно о чём-то болтали, не подозревая, что смерть их совсем рядом…

И, когда они проходили рядом, Радик поднялся в полный рост и наставил на них автомат.

С другой стороны выскочил Стёпа Сафонов и выкрикнул:

— Стоять и не двигаться!

Полицаи ещё и не поняли, что происходит; даже и испугаться не успели. Но всё же они подняли руки, и недоумённо смотрели на Стёпу и на Радика. Им, привыкшим чувствовать себя властителями, казалось невероятным, что какой-то подросток командует ими, и ещё более невероятным казалось, что они слушаются этого подростка.

Сафонов снял с них автоматы: один оставил в руках, а другой — повесил на шею.

Затем Стёпа сказал:

— Ладно, Радик, ты иди в сторону Краснодона, а я тебя догоню…

— Но, — начал было Радик, но Сафонов его прервал:

— Иди-иди. Я сейчас казню предателей, а в подобных сценах всегда мало хорошего. Будешь воевать — ещё насмотришься на подобное.

И Радик не стал спорить: несмотря на мстительное чувство, совсем не хотелось ему смотреть на смерть, а страстно хотелось жизни. И вот он пошёл в сторону Краснодона…

Вскоре сзади прозвучала короткая автоматная очередь. Радик оглянулся, но не увидел ничего, кроме снегового покрывала и серого неба над ним. И он медленно побрёл дальше… Вскоре, его нагнал Стёпа, и произнёс устало:

— Всё. Предатели казнены.

Они шли ещё несколько часов, шли по родной земле…

Устали, проголодались. Стёпа Сафонов отстал на несколько шагов, а Радик даже не заметил этого, и смотрел он себе под ноги, даже не сознавая сколь вызывающе выглядит он, вооружённый автоматом.

И вдруг — резкий окрик по-немецки, и незамедлительно — ещё более резкая автоматная очередь.

Радик не сразу определил, откуда стреляли; резко обернулся назад, но никого там не увидел — Стёпа словно бы испарился. Тогда Радик отпрыгнул к краю дороги, и повалился в снег. Тут же пропели над его головой свою жгучую смертоносную песнь вражьи пули.

Юркин немного приподнял голову, и увидел, что он, оказывается, дошёл до мостика, который он знал — это был мостик, через маленькую речушку, возле хутора Таловое.

Но теперь возле этого моста стояла легковая машина, а подле машины — виднелись две фигуры. Тогда Радик, почти не целясь, выпустил в их сторону целый диск из своего «ППШ». Только умолкли его выстрелы, как из-под моста застрекотала новая автоматная очередь.

Только отзвенели пули, а Радик уже поднялся, и, пригибаясь, побежал к машине. Навстречу кто-то метнулся — Радик навёл на него автомат, но даже забыл, что не заменил диск. Раздался окрик Сафонова:

— Радик, ты жив?

— Жив. А ты куда стреляешь?

— Панику на немцев навожу…

Они подошли к машине и увидели двух убитых немецких офицеров, и их шофёра. Также и лобовое стекло машины было во многих местах пробиты.

— Славно мы постреляли, — заметил Юркин.

Тут со стороны хутора Таловое послышались окрики на немецком.

— Скоро они будут здесь, — заметил Стёпа.

Ребята быстро забрали у убитых оружие, и бросились к мосту. Спустились на заледенелую речушку, крутые и извилистые берега которой могли скрыть их от преследователей и, как могли быстро, побежали. Сильный ветер сдул со сковавшего реку льда почти весь снег, и за беглецами не оставалось следом…

Так бежали они до тех пор, пока совсем не выбились из сил. Тогда уселись под выбивающими из-под снега кустами на берегу, молча вырыли в снегу пещерку, и, стараясь не думать о еде, улеглись спать.

А следующим утром они расстались. Стёпа Сафонов направился в Каменск, а Радик Юркин — в Красный Луч, а потом — в Ворошиловск. Расставаясь, они говорили друг другу, что надеяться на встречу. И, действительно, в такой встрече, как им казалось, не было ничего возможно. Ведь они были почти ещё детьми, и, несмотря на то, что они видели смерть каждодневно, — смерть для них самим казалась совершенно невероятной. Но больше им никогда не суждено было встретиться.

Стёпа Сафонов — этот юноша, который грезил о космосе, и о светлом будущем человечества, погиб в городе Каменске в бое за железнодорожную станцию.