Здравствуй, Аннабелль

21. Чужая женщина

Наше время.

Разговор с Ронаном произвёл на девушку неоднозначное впечатление. Она не хотела оставаться наедине с переживаниями, поэтому ушла прогуляться по окрестностям. Одевшись потеплее, Аннабелль бродила по Монреалю, разглядывая его многолюдные улочки, новые постройки и старые знакомые здания, стараясь подобрать нужное воспоминание.

Она тосковала по городу.

Здесь, в Монреале, ей было хорошо от того, что удивительные красивые леса переплетались с чудной архитектурой и городской средой. Люди улыбались друг другу, вечно куда-то спешили и останавливались лишь по праздникам.

В юности она и Шантильон гуляли по городу без цели и маршрута. Покупали кофе в бумажных стаканчиках и обсуждали все на свете — Аннабелль его не хватало. С Домиником связи не было, в социальных сетях он не появлялся, а телефон сменил. По старому адресу жили другие люди, она обнаружила это, когда получила письмо с просьбой больше не писать туда. Кое-какая информация о Шантильоне все же имелась в интернете. Он продолжил отцовское дело после его смерти, стал владельцем сети компаний по продаже квартир в Монреале и других крупных городах Канады.

Найдя адрес офиса в девушка решила попытать счастья. Взяв такси, Аннабелль направилась в центр города. Войдя в офис, расположенный на двадцать втором этаже небоскреба, девушка огляделась по сторонам — работа кипела. Совершались звонки, печатались бумаги, люди шумно переговаривались между собой. Аннабелль встретила администратор и спросила, чем может быть полезна. Морган попросила позвать Доминика, представившись его старой подругой. Администратор любезно улыбнулась, и набрала номер Шантильона, щебеча в трубку.

Нервно прочистив горло, Морган уставилась на потолок, считая лампочки. Девушка предупредила ее: Шантильон спустится через пять минут и предложила кофе. Аннабелль присела на диванчик и принялась ждать. Вот и этот момент настал. Она впервые за столько лет увидит лучшего друга юности. Если перед встречей с Уильямом, она не волновалась, просто решая, как себя вести себя с ним, то мысли о встрече с Домиником заставляли нервничать, отбивая ногой такт нудной мелодии, играющей на этаже.

— Ого, Аннабелль! Выглядишь превосходно! Красавица! — рассмеявшись произнес Шантильон, помогая подруге подняться.

Морган сразу узнала его — все такой же преданный костюмам и кожаным лакированным ботинкам. Все те же запонки на манжетах серой рубашки. Приподнявшись, она крепко обняла парня.

Щеки Белль запылали. Комплименты по-прежнему приносили ей дискомфорт, а не радость. Она не умела принимать приятное. Девушка часто сравнивала себя с мимо проходящими особами, но с недавних пор, внешность перестала иметь значение. Бабушка Аннабелль любила говорить так: «Если у человека внутри колкая роза вместо сердца, то вряд ли кто-то станет долго наслаждаться прекрасными лепестками». Какой бы Аннабелль не была красивой, кто бы не сворачивал шеи, глядя на нее, никто не полюбит только обертку. Красивой она себя не считала — блеск в глазах давно потух, а он и давал привлекательность.

— Боже, Доминик, как я рада тебя видеть! Как же мне тебя не хватало, — улыбаясь, произнесла Аннабелль.

На миг она перенеслась в тот самый день, день рождения Уильяма, когда они уехали на какое-то озеро, прогуляв уроки. Все эти восемь лет, Аннабелль ощущала постоянную нехватку такого человека, как Шантильон. Его непосредственность и остроумие часто спасали Морган в разных ситуациях.

— Я бываю в Монреале раз в полгода, ты как-то подгадала момент.

— Чутье не подвело, — улыбнулась девушка, обведя холл взглядом, — это твоя фирма? Сколько тут людей работает…

— Пойдём в кабинет, здесь любят «греть» уши не по делу, — сказал Доминик, махнув рукой.

Он аккуратно нажал кнопку вызова лифта и постарался не встречаться с Аннабелль взглядом. Старые друзья вышли на более высоком этаже. Панорамные окна открывали роскошной вид на город — такой усталый от холодов и дождей.

— Два с половиной года назад я похоронил отца. Бизнес достался в наследство, все филиалы в Канаде. Знала бы ты, как взрывалась голова моя в первые полгода.

— О, господи, сожалею, Доминик, — тихо сказала Аннабелль, положив руку на плечо другу.

Не забыв о сложностях в отношениях Ника с родителями, девушка предполагала — смерть одного из них ударит по нему в миллионы раз сильнее, чем по тому, у кого отношения хорошие. А что если…Они не нашли общий язык, Ник так и остался для них сыном дурачком без светлого будущего. Почему он унаследовал бизнес отца, а не другие его братья? Морган не знала и не могла предположить.

— Представляешь, мы с ним нашли общи язык и последние парочку лет его жизни были классными. Мой старший брат Марк женился и воспитывает детей, уехал в Европу, а Дэн — средний, открыл ресторан. Папа передал бизнес мне, приходится делать все хорошо и оправдывать ожидания.

— А ты это очень не любишь.

— Очень не люблю. Сменим тему. Как твои предки? Живы, здоровы?

Морган стыдливо пожала плечами. Она только пару дней назад присмотрела билеты в Торонто. И Ронан обещал поехать с ней. Вопросы того, как объявиться в родном доме, как объяснить свой побег из него восемь лет назад, мучали девушку каждую ночь, не давая сомкнуть глаз. Она ставила себя на место родителей. Если бы их дочь сбежала, скрывалась бы в неизвестном направлении, по неизвестным причинам, оставив записку о том, чтобы о ней не заявляли в полицию, потому как она не исчезала, а просто уехала, Аннабелль бы поседела раньше времени. И, соответственно, она стала бы искать причины в себе. Как плохо должен жить ребёнок, чтобы самовольно оставить дом?

— Ник, я понятия не имею, — сказала девушка прямо, — я не знаю. Соседка сказала — у них все хорошо, они переехали в Торонто. Скоро мы с ними увидимся обязательно, но пока я просто ужасная дочь.

— Никогда не думал, что это скажу, но, — тоскливо бросил Дом, — пока они еще живы и молоды, надо успеть помириться с ними. Сила рода, Морган, сила рода!

— Я не же выучила урок. Может стать поздно, как это случилось с бабушкой, — сказала Аннабелль, — пусть она покоится с миром.

— Бабушка ушла? — осторожно переспросил Доминик.

— Полторы недели назад.

— Соболезную, дорогая!

— Я ужасно поступила. Она не заслуживала такого, я даже ей не звонила, — произнесла Аннабелль, — и ничего уже не исправить.

— Она понимала тебя, как никто другой. Думай о лучшем.

— Да я думаю…Думаю о том, что была полной дурой. Понеслась куда-то, даже не пытаясь понять никого.

— Спокойнее, — прошептал Доминик, — давай-ка обсудим кое-что.

Молодые люди вновь поднялись на лифте. По помещению, как муравьи, бегали девушки в белых рубашках и узких темных юбках, держа в руках стопки бумаг, мужчины, сидели за компьютерами, возведя около своих коллег маленькой стеклянные перегородки. Главной музыкой этого процесса стала бесконечная болтовня. Голова Аннабелль начала болеть в следующие пятнадцать секунд.

Обернувшись на Морган, Доминик рассмеялся. Он работал в подобной обстановке каждый божий день, только в своём офисе, в полной тишине. Ник повёл подругу по бесконечным длинным коридором, показывая разные шедевры современного дизайна. Странные картины, замысловатые вывески и скульптуры.

— Это головной офис, тут всегда шумно и многолюдно. Заседания и конференции проходят здесь.

Шантильон рассмеялся, приложив к двери карту — ключ. На двери зажглась крохотная красная лампочка и они зашли внутрь, в прекрасный зал с длинным, овальным столом для переговоров.

— Интригант!

— После школы я уехал в Лондон с Робертом — тем парнем, помнишь? Я окончил Академию управления финансами при Оксфорде, мы снимали квартиру, путешествовали. Потом все крякнуло.

— Что пошло не так? — спросила Аннабелль опечалено.

— Взрослая жизнь. Нужно было переставать тусоваться и принимать решения, строить планы. Я не мог вечно тусоваться. Роб был отличным компаньоном для путешествий, кстати.

— Жалко, — произнесла Аннабелль, — никогда бы не подумала, что дружба у вас закончится так.

Доминик ухмыльнулся. Он усадил Аннабелль на кожаный стул около стеклянного стола и сам присел рядом.

— Он был…Моим лучшим другом, родственной душой, наверное, а сейчас…Не знаю.

— А ты не женился?

— Нет, — помотал головой Шантильон, — я не хочу в обозримом будущем.

— Не хочешь?

— Не только. Причин много, говорить о них тоже не хочу. Я и у тебя не вижу кольца на пальце! Разве Адам не сделал предложение?

Аннабелль раскашлялась. Припоминая их последнюю встречу в парке, девушка содрогалась от неприятных ощущений в животе. Она сильно отдалилась от мужчины. С Ронаном Белль научилась быть желанной женщиной, а не той, кем пользуются только для воплощений фантазий.

— Адам — абьюзер.

Доминик шумно вздохнул, грустно улыбнувшись.

— С самого начала, папочка Доминик тебе говорил, что будет такой конец.

— С трудом верю, что это конец. Скорее, пауза. Адам никогда не оставит меня в покое.

— Хочешь выпить? В такой ситуации бокал вина хуже не сделает.

Шантильон приоткрыл шкафчик, наполненный различными бутылками с алкоголем. Коньяк, виски, водка. Как говорил отец Аннабелль: «Все необходимое для улаживания напряжённых ситуаций».

— Прям на работе?

Он пожал плечами.

— Я у себя, — выделил это слово Доминик, — в офисе, никто не придет меня отсчитывать. Пока не забыл…Мне бы не помешал толковый экономист в компании. Ты закончила университет?

Аннабелль рассмеялась.

— Я и экономика — это страшно, Доминик. Ни дня не училась на эту скучнейшую профессию.

— Как же я сразу не догадался…

— Я художница, да, занималась оформлением и пишу картины в свободное время. И работу буду искать только в этой сфере, если останусь в Монреале.

Многие люди не считали это серьёзной профессией, приходилось лгать. Картины, написанные в Берлине, разошлись за хорошие деньги — на них Аннабелль жила долгое время. Писать новые картины собиралась, но для этого ей было необходимо осесть и разобраться с бытом. Бездомные бедные художники оставались реальностью и в наше время.

— Вот оно что! — задумался Доминик. — А я думал ты завязала.

— С этим невозможно завязать, — пожала она плечами, — я пробовала.

— И насколько серьезно? Имею ввиду, на эти деньги можно прожить? — с нескрываемым скепсисом, спросил Доминик.

— Почему думаешь, что нет? — сказала Аннабелль, улыбнувшись одними уголками губ.

Взгляд Доминика заметно оживился. Бокал, обхваченный тонкими худыми пальцами, постепенно опустошался.

— Разве проводишь выставки, — ухмыльнулся парень, — или преподаешь кому-то рисование?

— Люди заказывают картины. Кстати, люди заблуждаются, думая, что на выставках можно много заработать. Устроить выставку хлопотно. У меня была одна небольшая, один мой друг помогал с этим, не представляю, как бы справилась без него. В целом, картины хорошо продаются на разных маркетах и в социальных сетях.

— Хотела бы устроить выставку в Монреале?

Аннабелль пожала плечами.

— Почему бы и нет? Но у меня пока нет работ. Я продала.

Доминик вальяжно расхаживал по кабинету.

— Продала все картины?

— Кое-какие есть в Лос-Анджелесе на хранении у того самого друга.

— Все ясно…А расскажи-ка про Клемана, я давно с ним не пересекался. У меня где-то завалялся его номер, кстати говоря, — перескочил с темы на тему Шантильон, сделав глоток из стакана.

В груди Аннабелль вновь появились те болезненные ощущения, будто кто-то хватал сердце и сжимал, словно избавляя губку от лишней жидкости. Иногда она представляла — ее сердце должно быть размером с ссохшийся осенний лист, не больше. Одно напоминание о Клэмане — становилось хуже, становилось невыносимо горько и больно.

— Пока у него деньги оставались с наследства — все шло отлично. Счета опустели, и Адам покатился. Он пытался сделать свой бизнес, открыть что-то, но не знаю насколько успешно. Когда мы жили в Берлине, он пахал, как проклятый, на самом деле.

— Адам и бизнес, — ухмыльнулся Шантильон, — не смеши. С его умением, вернее, не умением, строить отношения с людьми — он никогда не сможет ничего создать. Надо бы ему позвонить, узнать как он там.

— Ты не пожалей об этом. Общаешься с ним, кажется, он постоянно давит и показывает своё превосходство. Вот я какой крутой! — ударила себя в грудь легонько девушка.

— Как я говорил тебе? Он далеко не подарок.

— Я его так любила, — сказала Аннабелль тихо.

— Понимаю, — вяло улыбнулся он, — только одной любви никогда не бывает недостаточно.

Доминик покачал головой, взглянув на часы. Аннабелль сделала вывод: он засобирался, обеденный перерыв закончился. Посмотрев в ежедневник, Шантильон шумно захлопнул его и улыбнулся.

— Рад был тебя увидеть! Столько лет — как один день. Оставь номер телефона, будем списываться! — ровным тоном сказал он.

Аннабелль удивила холодная сдержанность друга.

— Я…да, я тоже была рада тебя увидеть. Мы почти не поговорили, но ладно, в другой раз?

— Конечно, я свяжусь с тобой. Хорошего тебя дня!

— И тебе, Дом!

Аннабелль написала свой номер на краю салфетки. Приобняв подругу, Шантильон проводил ее вниз и невнятно пробормотал про высокую занятость. Аннабелль подыграла — поверила. Шантильон задушил себя сдержанностью и исключительностью. Наглаженность, нагеленность, надушенность: как тяжело быть идеальным.

Выйдя из офиса, Аннабелль ощутила странное опустошение. Она не понимала: то ли Доминик произвёл на неё такое чувство, будто в его жизни нет ничего хорошего, то ли своеобразная встреча лбом ко лбу с прошлым отразила внутреннее состояние. Ожидая от встречи с Шантильоном чего-то особенного, она получила лишь дурацкий несвязанный диалог, обмен какими-то жалобами и ничего больше. Доминик, как будто, был в депрессии, только и делая вид, что все в порядке. Это состояние анабиоза до боли знакомо. Мир бежит и крутится, ты стоишь на месте и не знаешь, как сдвинуться. Почему она думала так? Потому что Доминик ни слова не сказал о том, как складывается его жизнь. Это было так не похоже на него. Он делился своими мыслями каждый день, а теперь молчал по большей части. Может быто, конечно, он изменился с возрастом, но Аннабелль стало его жалко.

Тем днём жизнь не переставала давать Морган мостики в прошлое. Прогуливаясь по мосту, соединяющему центр и спальный районы, девушка заострила внимание на чёрной машине со знакомым номером. Автомобиль плавно замедлял ход, а Аннабелль разглядела в водителе Клэмана. Выругавшись, она тяжело вздохнула и поспешила, но Адам вышел из машины и пошёл за ней. Схватив девушку за руку, он остановил ее и смирил взглядом. Морган не шевелилась, капли холодного пота выступили под тёплым пальто. Аннабелль вдохнула горький аромат одеколона. Настолько резкий запах, что в глазах едва ли не потемнело на долю секунды.

— Куда бежим? — спросил Адам.

— О, — холодно сказала Аннабелль, — куда бы не бежала, нам в разные стороны.

Она заметила одну странную вещь. Отвращение. Впервые в жизни, она испытывала к Адаму Клэману отвращение. Сравнивая его и Ронана с кем проходили последние две недели ее жизни, Аннабелль нехотя передавала пальму первенства второму. Ронан заботился об Аннабелль так, как Адам не умел. Ронан постоянно держал Аннабелль у себя в голове, принимал все ее выходки и не отягощал из отношения ревностью. Аннабелль призналась — отношения с Адамом затягивали на самое дно: бесконечные пороки запутывали.

Клэман ухмыльнулся, оперевшись о машину, стоявшую позади.

— По-моему, ты сейчас идешь в ту сторону, куда я еду по делам. Хочу тебя подвезти. Неужели ты не хочешь?

— Нет — сказала девушка дрожащим голосом, чувствуя, как слезы подступают к глазам, — оставь меня в покое, я в отношениях.

На лице Адама проскользнул луч обиды. К слову, мужчина нуждался только в Аннабелль. Он мог бы оставить себе любую девушку, сделать ей предложение, но все попытки проваливались. Мысленно, он всегда желал Морган, больше, чем всех остальных. Просыпаясь с другой женщиной в постели, он искал в ней Аннабелль: ее черты, привычки, манеры, голос. Каждый раз он приходил к выводу — Морган одна такая.

— Я не понимаю тебя. Ты так хотела быть со мной, и что произошло? Что там тебе этот волейболист даёт? — всплеснул руками Адам.

— Он баскетболист.

— Хоть футболист. Спортсмен тупоголовый. Что он тебе даёт? Чем лучше? Член больше?

Аннабелль смущенно свела брови к переносице.

— Он мне даёт возможность чувствовать себя настоящей женщиной. Тебе никогда этого не понять.

Лицо Клэмана раскраснелось. Он взял Морган за руку, но та лишь оттолкнула его. Слезы на лице девушки появлялись все быстрее и быстрее, она едва успевала их смахивать.

— Согласен. Быть женщиной для меня чересчур — не пробовал и не собираюсь. А насчёт остального — один вопрос. И что? — рассмеялся он.

— Он пальцем меня не тронет, — объяснила Аннабелль, — заботится обо мне. Ухаживает. Его волнует, как я себя чувствую. Понимаешь, я его не шарахаюсь! Не думаю о том, куда бы сбежать.

Адам постучал пальцами о машину, глядя в сторону.

— Ты разлюбила меня? — спросил он.

— Что ты думаешь по этому поводу, м?

Клэман прижал Аннабелль к себе, шепча

о том, что стоит успокоиться, прекратить все слёзы и выдохнуть. Он коснулся ее губ своими губами. Белль отпрянула — дала пощёчину Клэману и освирепелым взглядом остановила его. Адам потёр ушибленное место, покачав головой.

— Это за что? — спросил он. — Ногти твои — орудие убийства.

— Это за то, что касаешься чужой женщины, — произнесла Аннабелль холодно.

Сделав реверанс, Клэман открыл дверь авто перед Морган, приглашаю ее внутрь.

— Садитесь, мадам, начинается дождь со снегом. Не хочу, чтобы чужая женщина промокла и умерла от пневмонии, — отшутился он.

Морган села в машину, всхлипнув.

«Сдалась. В тысячный раз»