Здравствуй, Аннабелль

49. Нормальное свидание

Когда Аннабелль собиралась на свидание с Адамом, мысли в голове кружили хоровод. Она собиралась заканчивать с ним любые отношения, не потому, что чувства угасли, а потому отношения зашли в тупик и выхода из них не было. Да и, честно говоря, Аннабелль впервые серьезно задумалась о будущем. Если Ронан планировал каждый шаг, избегая крутых поворотов, то Адам жил по наитию. Что с ним возможно построить? Ещё раз вспомнив все то, что заставило ее убежать, она сильно сомневалась в решении идти вообще. Картинная галерея точно была в ее вкусе, поэтому она разрешила себе такую шалость. Решила не говорить Ронану, куда идёт. Никому не сказала.

Надев какое-то невзрачное черное платье с горлом, Аннабелль накинула кожаную куртку и покрутившись перед зеркалом, решила, что выглядела обычно. Никаких нарядов для Клэмана. Адам прислал сообщение с номером такси, и стало совсем тревожно. Какие-то полчаса отделали ее от встречи с не самым приятным мужчиной. Морган звонко рассмеялась из этой мысли. Подумать только, он стал для неё «неприятным». Она давным — давно была в галерее искусств Монреаля, плохо помнила ее локацию и поэтому лишь внимательно следила за дорогой. Лишь бы Клэман ничего не удумал.

Такси остановилось не около городской галереи искусств. Современный выставочный зал «Сияние» располагался чуть поодаль центра в небольшом здании на углу улицы. Адам помог открыть девушке дверь машины и выйти. Вид у него оказался чересчур официальный — белая рубашка, строгий костюм, бабочка и цветок, прикреплённый к карману пиджака. Морган оглядела мужчину, и фыркнула.

— Выглядишь так, как будто собрался делать мне предложение второй раз, — сказала она.

— И тебе привет, малышка! Я же пообещал нормальное свидание, стараюсь выполнить свои обещания. По-моему, я отлично выгляжу в этом костюме.

— Сейчас лицо треснет от ухмылки, поаккуратнее, принц Чарминг!

— Не заставляй меня называть тебя Фионой, ты слишком красивая для этого, — рассмеялся Клэман.

— Ха, оказывается, ты не такой умный, как я предполагала. Не понял смысл «Шрека».

— Почему? Шрек полюбил Фиону всей душой, а Фиона выбрала душу, а не смазливую мордашку. Полная радужная мечта влажных девственниц. Никто никогда не полюбит твою душу, все в этом мире покупается и продаётся, в том числе внешность, — высказался Клэман, поглаживая плечи Аннабелль.

— Как? — иронично спросила девушка. — Разве ты полюбил меня не за чистую душу? И не за милый характер?

Адам усмехнулся. Он молчал пару минут, задумчиво закурил, видимо, размышляя над вопросом.

— Первый раз в жизни я увидел тебя, когда твоя одноклассница вцепилась ты лежала на асфальте с разбитыми коленками. Там ни до души, ни до мордашки было. Влюбился я в тебя в момент нашей второй поездки в машине, когда ты мне сказала везти тебя в школу. Я схитрил — знал, занятия отменили, но выиграл время, чтобы пообщаться. Пообщались.

— Никогда не думала об этом. Так неловко все это вспоминать, да и времени уйма прошла. Меня так забавляет, что ты зацепился за два слова и развёл такую дискуссию. Похоже, я задела за живое.

— Ага, мечтай, Аннабелль Морган! Это мелочи. Кстати, о мелочах, я виделся с Джули, — присвистнул Клэман.

— С Джули? — вскинула бровями Морган.

— С Джули Клэман, моей дочерью. Ей исполнилось восемь, — сказал Адам с нескрываемой теплотой в голосе, — она так похожа на Ингрид. Упёртая, своенравная, но красивая. Зелёные глазки, как у лисёнка.

— И ты все это время скрывал, что у тебя есть дочь. Адам — ты ходячий «красный флаг». Знаешь об этом? Еще скажи, что увидел ее впервые за восемь лет.

— Мамочка Ингрид не подпускала к ней. Я платил алименты.

Адам рассказывал про ребёнка искреннее умиляясь. Морган увидела Клэмана таким нежным, и на секунду представила, каким бы он стал отцом. Он бы сто процентов заботился о ребёнке, чтобы тот всегда расхваливал всем своего родителя.

— Так почему ты не останешься с ними? У тебя столько любви к этой девочке, и к Ингрид, наверное, остались чувства. Ребёнку нужен отец.

— У неё есть я, а Ингрид не подпускает близко, в своё время мы плохо разошлись. Она встречается с кем-то, видится со мной, достаточно. Ингрид с годами стала адекватнее, но бесовщину из неё не вытащить.

— Странно, но мне кажется, ты хороший отец. С какой любовью ты рассказываешь о ней. Хотя, на первый взгляд, ты говнюк, Адам, честное слово.

Адам рассмеялся, потерев переносицу.

— И на том спасибо. Нам пора заходить. Обещал тебе нормальное свидание, а мы треплемся на улице. Идём!

Аннабелль искала глазами вывеску — кому принадлежит выставка, но ничего не нашла. Клэман заметно занервничал, взяв Аннабелль под руку. Внутри, перед входом в зал, столпились люди. Они смотрели на пару, перешептывались, заставляя Аннабелль раскраснеться и отвернуться в сторону.

— Что происходит? Я настолько ужасно одета? — спросила девушка шепотом.

— Нет, дурашка. Сейчас поймёшь, — тепло ответил Клэман.

Высокая девушка в чёрном платье раскрыла дверь в зал, что-то шепнула Клэману, и люди вошли внутрь. Аннабелль потеряла дар речи. В зале висели ее картины, только ее картины. Начиная с первых, нарисованных еще в Берлине, заканчивая последней, которую девушка продала за сорок тысяч долларов. Некоторых, конечно, не доставало, но добрая коллекция поместилась в стенах этого зала. Морган кидалась от одной картины к другой, не веря своим глазам. Каждое полотно находилось под нужным светом, выставленным опытным человеком. Каждое полотно находилось в идеальном состоянии, будто с него сдували даже невидимые пылинки.

— Ты спяти-ил, — растянула Аннабелль, — откуда здесь мои картины?

— Это долгая история, но поверь мне, мы с Уильямом долго их искали. По всему миру. Выставка краткосрочная, всего четыре дня. Хозяева любезно дали нам их в аренду, я оставил залог за каждую. Кроме последней твой работы. Ее я выкупил.

— Выкупил? — изумлённо переспросила Аннабелль.

— У паренька по имени Кори, — рассмеялся Адам, — в двойную цену.

Аннабелль на секунду закрыла глаза. Эта ситуация напоминала какой — то старый анекдот. Она написала картину про абьюзивные отношения между ней и Адамом, и картина оказалась в собственности у него. Понимал ли он смысл отчетливо или ему просто понравилось полотно — это ей еще предстояло узнать. Был ли это тот самый Кори, с которым ее связывали редкие встречи или просто тезка, она тоже не знала, но и не хотела узнавать.

— Эта картина про мои с тобой отношения, — призналась она, вздохнув.

— «По кривой дороге». Я сразу понял, Аннабелль, как только увидел. Я не смог не купить.

Он взял Аннабелль за руку, коснулся ее шелковистых волос, и поцеловал в шею, заставив девушку рассмеяться. И снова она вдохнула его аромат, снова воспоминания прошлых лет раскрылись, ничего не прошло даром. Она бы умерла в его объятиях, дрожь прошлась по телу, и

Эта мысль ударила по сознанию, и с каждым новым таким ударом девушку сильнее затягивало в пучину страха.

— Адам, — со слезами на глазах сказала Аннабелль, — если бы ты мог поменяться, хотя бы чуть — чуть, то мы могли с тобой все вернуть. Посмотри, ты все это сделал для меня, это же сказка! Я всегда мечтала о выставке. Как ты все это провернул!

А душа металась. Между этим милым, заботливым Адамом и тем чудовищем, смеющим распускать руки и кричать — образовалась огромная пропасть. Он стоял перед ней — до безумия родной и близкий, с игровой улыбкой, разлитой на губах и до безумия красивый. Как могли отношения с ним превратиться в сплошной хаос? Как они, два любящих сердца, разрушили все, что между ними было, предав сильные чувства забвению?

— Я хотел тебя вернуть. Уильям помог найти почти всех хозяев картин, у него много связей. Я ему очень благодарен, — сказал Адам, — особенной девушке — особенная выставка.

— Так значит Уильям, — уточнила Аннабелль вкрадчиво, — надо же, какой любезный. И все эти люди тут…? Они меня знают? Кто пришёл посмотреть?

— Некоторые — твои фанаты из социальных сетей, некоторых пригласил Уильям, это разные журналисты. Они расскажут о выставке, и твои работы станут известными.

Аннабелль закрыло лицо руками. Она поверить не могла в происходящее. Люди интересовались ее творчеством, они подходили и задавали вопросы, трактовали изображения по своему, отдаваясь воображению. Слёзы катились по бледному лицу, улыбка воссияла, искорки затанцевали в потухших прежде глазах. Морган прекрасно помнила — как считала себя ничтожеством, как считала все свои достижения обычным сбоем программы, как не давала себе ни единого шанса, не допускала ни единой мысли о том, что она чего-то стоит.

— Это не сон? — переспросила Белль, смахивая слёзы. — Может, мы с тобой напились до потери сознания, и мне все это кажется?

Адам рассмеялся, протянув ей платок.

— Нет, — сказал мужчина, — это абсолютная правда. Будь счастлива. И твори. Твои таланты будут расцветать с годами. Помнишь, я тебе сказал: никто не погасит свет в твоих глазах?

— Конечно, помню, — прильнувши к нему, как кошка, сказала Аннабелль, — я помню.

— Спустя столько лет, я понял, что нашёлся один дурачок и сделал все-таки это. Так вот, знай, принцесса, этот дурак сожалеет и ненавидит себя за каждую твою слезу. Он не понимал, насколько ему повезло и как сильно он любит тебя. Поэтому, если в твоём сердце осталось хоть чуть-чуть любви к нему, найди силы его простить. Он тебя обожает, и не представляет, как жить без тебя, — взяв рукой ее за подбородок, сказал он, прищурившись.

— Передай дурачку, что я его прощаю, — запнулась Аннабелль дрожавшим голосом, — и тоже его люблю, но ему все-таки придется учиться жить без меня.

Нежно гладя волосы любимой женщины, он продолжал прижимать ее к себе, будто боясь, что она уйдёт. Его дыхание согревало ее кожу. Снова Аннабелль ощутила себя желанной. Таяла в сильных руках. Каждой фиброй души, она ощущала его любовь, но мозг отказывался соглашаться на продолжение. Возможно, она уедет с ним у нему домой, они переспят, случится очередной приступ страсти, когда она будет лежать на его кровати обнаженная, прикрытая одной только простыней, он станет курить на балконе, глядя на простывший весенний город. Она полюбуется его хорошей фигурой, улыбнётся, что-то себе скажет, ахнет и пойдёт готовить завтрак. А что наступит потом? Адам снова станет прежним, потому что сказок никаких не бывает. Она хотела бы поверить в его сказку, сказку, где злой король наконец-то превратится в доброго, и где сбежавшая принцесса отдастся ему полностью, но…Аннабелль давно не была той семнадцатилетней девчушкой, ждущей Клэмана каждый божий день, сидя около окна. Да и сказок не бывает. Аннабелль больше не нуждалась в его подвигах, в его громких словах, она не хотела с ним близости. Да, она его любила, но в этой любви было столько же боли, сколько и прекрасных мгновений. И как давным-давно сказал Доминик, Адам все делал только ради себя.

Морган пообщалась с посетителями, узнала их истории, ответила на вопросы и сделала несколько кадров для своего блога. Она все ещё просила Адама ущипнуть ее, потому что не верила в такую красивую правду. Рассматривая картины, висящие на стенах, Аннабелль в тысячный раз убеждалась, что ее искусство никогда не родилось бы без боли.

И может быть, для этого с Адамом они и встретились.

— Обещай мне, что будешь счастлив, Адам, — прошептала Аннабелль.

— Не могу ничего сказать. Мне теперь тебя надо отпустить.

Они сидели на скамейке в заднем дворике галереи, поодаль от всех. Адам поглаживал волосы девушки. Луна

— Я сейчас такую вещь вспомнила. Когда-то преподаватель по французской литературе позвал к себе в кабинет, потому что у меня был нервный срыв. Я плакала и никак не могла успокоиться, Ингрид и девочки меня травили. Думала, отчислюсь и все, не закончу школу. Я спросила его — что со мной не так? Может, я плохой человек? Что поменять? Как себе найти? Закидала его вопросами.

— А он что?

— Он сказал, что каждый человек уникален, и попытка соответствовать ожиданиям других всегда будет делать меня несчастной. Сказал, что стоит научиться принимать себя такой, какая есть. И что мне не нужно подтверждение со стороны других. Я считала себя дурой, какой-то не такой, но проблема была не в этом..

Проблема была в том, как общество заставило меня думать, что я неправильная. Так старалась поменяться. И даже когда поменялась…стало только хуже.

— Почему ты сейчас это вспомнила?

— Потому что потребовалось восемь гребанных лет, чтобы понять…Не надо было ничего менять, не надо было ставить на себе крест, и уезжать нам тоже с тобой не надо было. Мы бы спокойно жили в Монреале. Я бы поступила в университет позже, но что выбрали? Убежать от всего.

— Ты жалеешь?

— Нет, просто размышляю, потому что мы вернулись в Монреаль, и эта выставка…Как ты все это провернул! — закурила Аннабелль, затянувшись.

— Я хотел услышать твое «прощаю». Все, ничего больше. А насчет нашего переезда…Ты бы вряд ли стала такой открытой и смелой, какая ты сейчас, если бы не попробовала самостоятельную жизнь. Ты сама-то поняла, зачем убежала?

— Да от себя, — сказала Морган, — пыталась убежать от себя.

— Получилось? — усмехнулся Адам.

Аннабелль покачала головой.

— Черт его знает. Прошлая Аннабелль бы вряд ли вынесла все это не с поехавшей крышей. Не наделала бы кучу бессмысленных татуировок. Не сожгла бы себе волосы блондом и вряд ли бы их отрезала. Не надела бы эти чокеры и корсеты. И уж точно, никуда бы не поехала с парнем, которого знала меньше года. Потому что вот такая я и есть. Взбалмошная и немного безбашенная, но про этом не глупая.

— Это ты со мной такой стала. Бабочка вылезла из кокона.

— Да уж, Адам, ты умеешь вытаскивать бабочек из всех мест, и из живота тоже, — рассмеялась Морган.

Адам притянул ее к себе за талию.

— Ты меня очень заводишь. Что будем делать?

— Я могу тебя поцеловать на прощание, Клэман. Если хочешь, конечно.

Так оно и случилось.

— У тебя не получилось нормальное свидание. Мы должны были пойти в кино или кафе, — рассмеялась Морган.

— Ну вот такой я…Ненормальный, — пожал плечами Клэман, — и так же ненормально тебя любил.

Она вернулась домой за полночь, когда город давным — давно спал. Ронан, сидящий на кухне, позвал ее к себе в объятия, нежно расцеловав. Он поставил перед ней ноутбук, показав на фотографии с выставки, несколько изданий назвали картины девушки «женской исповедью», и восхищались.

— Почему ты раньше не сказала, что у тебя планируется выставка? — спросил Ронан, усадив девушку к себе на колени.

— Если бы я только знала, — шепотом сказала она.

Действительно, она с трудом верила в то, что одна из тысяч сказок из ее головы воплотилась в быль. Аннабелль рассказала все Ронану.

И он ей ужасно гордился.