8 лет назад.
Адам Клэман не мог терпеть банальности. Цветы на прикроватных тумбочках, кофе в постель, и поцелуи по утрам. Он ухмылялся, когда его прошлые девушки просили ужин при свечах, свидания в кино и прочие вещи, от которых тошнило. И самое забавное — Адам в некоторой степени оказался банальностью.
В его истории не было ни одного «пика» или чудесного поворота, о которым бы он мог похвастаться. Он средне учился в школе, прогуливал пары в университете. На роль примерного сынка тоже не подходил. Клэман всегда искал: новые проблемы или ощущения, да, так он и говорил. Сам мало из себя что представлял — частенько врал и плохо мирился с отказами.
Когда Клэману исполнилось шестнадцать, он связался с парнями из неблагополучной компании. Так сказала мама. Адам искал драйва и сцепился крепко с теми, кто этим драйвом жил. Он и его лучший друг — Шарль зависали в темных районах города, часами сидели в барах и уродовали фасады зданий граффити. Юность получилась мрачноватой, но бурной. Адам много путешествовал, ходил на разные тусовки и рок-концерты на заброшенных фабриках. В какой-то момент он втянул в это Доминика Шантильона, который жил неподалеку. Клэман считал, что он со своей «слащавостью» и трусостью портил весь драйв. В итоге, Дом пошёл одной дорогой, а Адам так и остался где-то на распутье. Этакий канатоходец: шатко, валко, шёл куда-то, а куда не знал. В семнадцать лет Адам не понимал с кем остаться, кем быть, где учиться и кого любить. Все получалось случайно. Он прощал себе многое, но одного бы точно не простил — поведения, как у отца.
Отец Адама — Дэрек, с трудом влиял на сына. Алкоголь и игровая зависимость увлекали куда больше, чем разговоры с подростком. Синяк под глазом, стрижка под машинку, разбитая губа, кожаная куртка с отцовского плеча — вот как можно было описать Клэмана. Он не приходил домой ночами, а отец пропадал в казино и покерных, а днём принимался за бутылку. Колесо баланса — порочное и грязное. Марго — мать Клэмана, умыла руки, боясь потерять единственного сына. Она достигла в жизни всего чего хотела, но мечтала, чтобы ребенок не вырос копией мужа. Адама тошнило от Дэрека. От пристрастия к алкоголю. В какой-то момент он переставал узнавать отца — тот превращался в неотесанное животное. Клэман — младший боялся стать подобием. Он толком не научился проявлять заботу или нежность, но точно умел делать больно.
Дэрек любил только одну вещь на свете: отражение в зеркале. Иногда Марго шутила про «портрет, который хранится на чердаке», и помогает ему оставаться вечно молодым. Отец умер, когда Адаму исполнилось семнадцать. Дошутился с алкоголем. Партнеры по бизнесу списали его со счетов, а бесконечные любовницы вытащили из него львиную часть денег. Адам несколько месяцев сидел дома, почти ни с кем не общался, и только хотел понять, почему отец выбрал такую жизнь и закончилась она по-дурацки. К нему перешло весомое наследство, и с тех пор. Клэман ездил на проверенном времени отцовском Рэндж Ровере.
Но это не главное.
Адам начал искать спасение в девушках. искал искупление в женщинах. Вознося девушку к небесам, живя ради встречи с ней, юноша отдавался без остатка. Так было до встречи с Ингрид. Ингрид заставила его передумать. Наивный Клэман думать не мог, что произойдёт между ними, что произойдёт с ним. Герц ворвалась в его жизнь ярким светом. Тем самым лучиком солнца, щекочущим лицо по утрам, согревающим и ласковым. Рука в руку и они влюбились друг в друга. Студент — первокурсник и школьница без особых планов на будущее. Столько дней они проводили, просто говоря ни о чем, потягивая молочные коктейли из трубочек, сколько ночей разделили с ними их прикосновения и перешептывания. В то время у девушки случилось горе — отец и брат разбились на машине. Оставшись с матерью вдвоем, Ингрид приходилось очень тяжело.
Адам помогал ей справляться, и постоянно говорил:
— Ты лучше всех, я тебя люблю, и мы с тобой обязательно поженимся. Клянусь.
Ингрид лениво потягивалась, улыбаясь ему.
— Ненавижу свадьбы. Давай уедем отсюда, и больше не вернёмся.
Адам соглашался. В семье девушки искрило, перед ней стоял выбор — стать подобной родителям, и разжечь пожар, чтобы все сгорело дотла, либо — отойти в сторону, бежать и спасаться. Будучи подростком, она старалась находиться где-то посередине. Всегда между мамой и личной жизнью, между войной и миром, между подружками и парнем. В какой-то момент она устала.
И решила уйти.
Но она лишь говорила, что уходит. Она возвращалась, улыбалась, проваливалась в воспоминания, в его объятия и отказывалась верить в реальность, где они не вместе. Ингрид не давала шанса другим парням, не подпускала к себе никого, но делала вид, будто Адам совсем не важен. Она отключала телефон, блокировала парня в социальных сетях, «случайно» называла его другими именами.
Адам черствел, бесконечно переживая и страдая от искренней любви, он устал получать бесконечные откаты. Только, потому что один раз влюбился в девушку, зависящую от внимания.
И решил уйти.
Он встретил Аннабелль, и тогда цикл появления Ингрид в его жизни стал ещё более забавным. Постепенно она угасала — уходила, возвращалась куда реже, возвращалась ради прикосновений, ради шепота и горячих губ. Адам не мог отказать, не мог устоять, Ингрид выпивала душу, и отдавала себя. Просыпаясь с ней в одной постели, Адам проклинал вчерашний вечер, но мечтал пережить его ещё разок, а затем ещё один. Стягивая с неё кружевное белье, понимал, что Аннабелль никогда не заменит эту девушку. Столько страсти в ней было! Прикосновения Ингрид оживляли, а Аннабелль только заставляла его улыбнуться и грела сердце. Адам продолжал искать, только лишь успевая открывать двери новым девушкам.
Раз. Женщина в его постели, без стеснений, и долгих разговоров. Объятия, синяки, кружевное белье. Руки тянутся освободить светлую плоть.
Два. Другая. У неё рыжие волосы, следы от солнечных поцелуев на лице.
Три. Смуглая кожа, голос чуть с хрипотцой, татуировка, тянущаяся с шеи и до поясницы.
И когда он улетал в Европу, чтобы разобраться с наследством, дал себе время подумать. Прекратив на время общение и с Ингрид, и с Аннабелль, мужчина выбирал, взвешивая все «за» и «против». Клэман не держал обещаний, легко отказывался от слов. Свои слабости он хорошо знал, но ничего с ними не делал. Аннабелль бы ждала его в любом случае. Такие, как она, всегда ждут до последнего.
Сидя в номере гостиницы, он перебирал фотографии Аннабелль, распечатанные перед поездкой. Достав старый пленочный фотоаппарат, Адам фотографировал девушку на берегу океана; у себя в квартире, на память. Где-то в документах валялась фотография Ингрид. Держа оба портрета в руках, он поймал себя на мысли: девушки до чёртиков похожи. Обе так несчастны, так красивы, но несчастны. Только Ингрид выбрала гнобить людей за собственное несчастье, а Аннабелль выбрала гнобить себя. Когда-нибудь они поменяются местами. С Клэманом любая Аннабелль стала бы Ингрид, рано или поздно, это бы произошло.
Он стал понимать — девушки вокруг него одинаковые. Сломанные, ищущие того, кто придёт и решит проблемы. Сильные плечи, ощущение «как за каменной стеной» и такой же камень внутри — вот он, Клэман, встречайте! Кому мог понравиться такой человек? Только девушке, что ищет внимания и никак не найдёт, и неважно — будет ли это внимание в цветах или в скандалах, в сексе или пощечинах?
Когда Адам вернулся в Монреаль, он не сказал об этом никому. Продав дом отца в Италии, он получил на руки деньги и снова почувствовал себя хозяином жизни. Пока в руках шелестели купюры, он мог выбирать чувства.
Наше время
Резко нажав на тормоз, молодой мужчина остановился около бара «Неоновый волк». Выкурив сигарету, Адам выключил телефон и вошёл в небольшой помещение, насквозь пропахшее табаком и дешёвым алкоголем. Он хорошо знал этот аромат — родом из юности, когда денег только и хватало на такие напитки. Полуголые женщины готовились к вечернему выступлению, стреляя глазками в зрелых мужчин. Бармен натирал стойку и расставлял костеры по ее поверхности. Джо Кокер и его «My father's son» создавали какую-то ностальгическую атмосферу, и Адаму взгрустнулось по временам, в которых он никогда не был. Заметив кучерявую вертлявую голову, Клэман устремился к дальнему столику.
— Мне реально интересно, почему ты меня сюда позвал, — сказал Адам, пожимая руку собеседнику.
— У меня к тебе есть небольшое дело. Можешь считать меня психом, — ответил ему он.
Клэман присел напротив, подозвав бармена.
— Не тяни кота за яйца, мне ещё нужно сегодня встретиться кое с кем. Что ты хочешь, Уильям?
Уильям прокашлялся, сложив руки перед собой домиком. Журналист будто пытался найти слова, и Адам не сводил взгляда с его задумчивого лица.
— Спрошу прямо: какие планы у тебя на Аннабелль? Ты…Вы хотели пожениться? Или завести ребёнка? Что она говорила, чего она хочет?
Адам усмехнулся, официант лениво поставил на стол два стакана виски, и ушёл. Сделав глоток, Клэман закусил нижнюю губу.
— Смешной такой. Только дьявол знает, что в голове у этой девочки. Я устал за ней бегать, не хочу больше. Мы с ней действительно хотели пожениться, но заводить ребёнка не входило в наши планы. Я не уверен в ней, ну, насчёт материнства. Да и из меня отец бы вряд ли вышел, — объяснил он, — выпьешь со мной?
Воттерс покачал головой.
— Не пью. Я тебя позвал, потому что болтал с Аннабелль не так давно, и, знаешь, она до сих пор сходит по тебе с ума. Она только и делала, что обсуждала их с Роном «никудышные» отношения, говорила, что с тобой легче, — сказал он, коснувшись грани стакана, залитой рыжеватой жидкостью.
Адам забарабанил по столу в ритм песни. Расправив плечи, он облокотился о спинку дивана, и стал наблюдать за совершенно неуверенными движениями Уильяма. В последний раз он видел его много лет назад, когда тот ещё ошивался рядом с Ингрид. Воттерс показался ему ребёнком, попросту запертым в теле взрослого мужчины. Даже взгляд у него оказался детским, бегающим, не выражающим почти ничего, кроме тревоги.
— Интересно, конечно. Уильям, тебе не кажется, мы, два взрослых человека, пришли в бар в пятницу вечером, чтобы обсудить какие-то сплетни про мою бывшую девушку? Возможно, случись такое чуть раньше, я бы сорвался и побежал ее искать, но сколько можно? — с несмываемым смешком, заявил Адам.
— Да-да, я…Да, сейчас это кажется глупым, но я настолько ее люблю и переживаю за ваши отношения, поэтому я решил с тобой поговорить. С тобой Аннабелль всегда улыбалась, и цвела, а мой брат…У него на уме только деньги, что он может ей предложить? — выпрямившись, слукавил Уильям.
— Да черт тебя возьми! Слушай, Уилл, мы с тобой делили одну девушку, теперь ты мне тут что-то пытаешься про переживания и любовь залить. Я никогда не поверю в то, что ты волнуешься за Аннабелль, тебе ж плевать на неё и всегда было, пардон, но заботиться ты никогда не умел, — сделав ещё один глоток, ощетинился Адам.
— У нас с Ингрид давно ничего нет, я даже не знаю в Монреале ли она и как она сейчас живет. Вот на неё мне реально все равно, — насупившись, заметил Уилл, — а Аннабелль…Просто съезди к ней, пообщайся, тебе несложно, а я буду знать, что она в порядке. Мы с ней не особо общаемся, она редко рассказывает мне о своих проблемах.
Адам вновь прикусил нижнюю губу. Он в тот момент совсем отказывался от понимания слов Уильяма. Аннабелль не могла сказать так прямо, эта Аннабелль не могла — с холодной головой и не менее ледяным сердцем. Она редко говорила о своих чувствах, да и зачем? Адам почти никогда не воспринимал их всерьёз. Всегда можно заставить натянуть улыбку. Грустные люди никому не нравятся.
— Чувак, Аннабелль — это как азартные игры. Один раз попробуешь и завязнешь. Считай, что я завязал. Я пас, не хочу лезть в очередную бессмысленную войну.
— Она тебя любит, — сказал Уильям с дрожащей улыбкой на губах, — разве ты не понимаешь?
Адам пригласил волосы назад, раскрыл рот, но промолчал, затем ещё раз — и все ещё не издал ни звука. Тяжесть в груди не давала ему сделать этого.
— Да мне плевать, чувак, — сжав кулак, прошипел он, — тебя ещё волнуют чьи-то чувства? Поздравляю, значит, тебя не до конца съели.
Воттерс хлопнул себя по ляжкам, будто подытожив сказанное Клэманом. Клэман же, вертел на пальце помолвочное кольцо, которое, казалось, на размер больше, чем нужно было. О помолвке не шло и речи, но снять его он не мог, почему — все догадывались, но никто никогда не говорил про него ни слова.
— Я же не знал, что ты такое животное, — подметил Уилл, — что тебе плевать. Ты делаешь вид такого крутого парня, с ума сойти, и кто ты на деле? Животное, сорвавшееся с цепи.
— Пошёл ты. У меня вообще разговор короткий с такими пресмыкающимися, как ты. Бегал в тени своего брата, и продолжаешь этот променад. Так вот Ронана я знаю и уважаю, и никогда не пойду против него, потому что он — достойный соперник. А ты…не знаю, кто ты.
Уильям поперхнулся, промлялил что-то, но Адам не дал ему продолжить. Пригладив волосы пятерней, он встал и ушёл. Кинув на барную стойку помятую двадцатку, Адам уверенным шагом покинул бар. Да, в голове его улеглось, с Аннабелль больше нельзя водиться, она обращается с ним совершенно по-идиотски и он даже на какое-то время забыл ее. Сделав погромче «Something in the way», Адам нажал на газ.