Здравствуй, Аннабелль

39. Где твоя улыбка?

Удача любит безрассудных

— Кто-нибудь хочет ещё вина? — звонкий голос прозвучал среди комнаты.

Аннабелль нырнула в дом, заполненный молодежью. Одетые в винтажные наряды, и ярко накрашенные девушки стояли на входе в гостиную, обсуждая какие-то артхаусные фильмы. Морган почти ничего не смотрела в последнее время, поэтому слабо могла поддержать разговор. Ребята приветливо обошлись с ней и предложили выпить.

Музыка гремела — старенькую французскую песню в ремиксе, кажется, выучили все соседи. Темные комнаты слабо освещались сиреневыми гирляндами. На столах можно было найти закуски и напитки — орешки, фрукты, пиццу, чипсы, но Аннабелль, как обычно, не стала ничего брать.

— Аннабелль, ты здесь! — сказал Доминик, держа в руке стакан с соком. — Классно мы выбрались!

Встретив друга с улыбкой, она заняла место рядом. Расслабившись на диване, девушка огляделась — народу оказалось не так много.

— Да, симпатичное место, — равнодушно сказала Аннабелль, — чей дом?

Девушка чувствовала себя не самым лучшим образом. Атмосфера веселья не имела ничего общего с ее внутренним миром. Она скучала по Клэману, особенно в такие моменты. Кругом люди, а она одинока. Разговор предстоял совершенно тяжёлый, и Морган с трудом заставила себя придти на эту вечеринку, только ради Доминика. В последнее время его отношения с братьями совсем не складывались.

— Я не знаю, — рассмеялся Шантильон, — но выглядит круто. Наверное, кого-то из ребят. А может взяли в аренду. Меня сюда позвал друг Роберта. Роберт скоро придёт, застрял в дороге. Может тебе соку налить или вина?

— Нет, не надо. Настроение — дерьмо, но по — моему, здесь неплохо, может смогу отвлечься, — вяло улыбнувшись, заметила Аннабелль.

Шантильон косо посмотрел на подругу.

— Ты меня знаешь, я есть там, где нет спортсменов и есть алкоголь, — рассмеялся он. Ты грустная. Иди, потанцуй! Тут включали Милен Фармер*, что за женщина! В последние пару месяцев подсел на ее старенькие треки.

Аннабелль натянула на лицо искусственную улыбку ради спокойствия Доминика. Грустных нигде не любят. С ними нужно возиться. Конечно, поводов для веселья у Аннабелль почти не оказалось, но она старалась изо всех сил не показывать внутреннее напряжение, растущее с каждым днём.

— Достаточно широко улыбнулась? — съязвила Аннабелль.

Доминик закатил глаза, заправив светлые пряди за уши. От длины и густоты, они волосы завиваться, придавая парню милейший вид. Он проколол правое ухо и стал носить небольшую серёжку-колечко.

— Сходишь с ума, Джокер! — произнес он тихо, скорчив рожу.

— Честно, день какой-то адски тяжёлый. Я не высыпаюсь и огромное количество домашки просто выводит из себя, — объяснилась Аннабелль, — и Адам…

— Что-то не так? — озадаченно спросил Доминик.

— Все не так, — с небывалой печалью в голосе, произнесла Аннабелль, — все не так. Я тоскую, правда, я тоскую и скучаю. Его нет, он не пишет, не звонит. Куда-то пропал. Не знаю, где искать.

— В этом весь Адам, — сказал Дом, — исчезнуть и ничего не сказать. Перестать общаться и убежать. Человек — настроение. Такой характер, ничего не поделаешь.

— Я не знаю, я так устала от его вечных загадок.

— Я как-то читал одну статейку по психологии. Есть такой тип людей — избегающий. Они почти не говорят о себе, проблемы решают сами. Такие недоступны, закрыты, иногда равнодушны и холодны. Они, знаешь, подсознательно создают стену между собой и другими людьми. Адам как-то говорил, что для него отношения — это риск, никто не даст 100 % гарантии на счастье, и он с трудом строит вот такие долгие отношения. Он боится боли, поэтому убегает заранее, — объяснил Доминик, наливая в стакан сок.

Аннабелль пожала плечами. Она слабо разбиралась в психологии, но слова Доминика прозвучали убедительно. Несмотря на постоянное общение с любимым, она почти ничего о нем не знала. Какие-то обрывочные факты. Из него клешнями приходилось вытаскивать слова порой.

— Я бы никогда не обидела его. Блин, я его так люблю, как он вообще мог подумать об этом. Все-таки мальчики взрослеют позднее.

— Если ты говоришь это мне, чтобы я дал совет, даю: либо оставайся холодной и закрытой как он, либо беги. Вот тебе два варианта.

— Да я, на самом деле, хотела поговорить с тобой о другом.

— Смотри, там Уилл! — мотнул головой Доминик и показал рукой на высокого кудрявого парня, одетого в кожаную куртку поверх белой футболки и свободные джинсы.

Аннабелль прокашлялась.

Обернувшись, Уилл поднял ладонь вверх и улыбнулся, но только Аннабелль. По рассказам Уилла, Доминика он ненавидел. Шантильон был честным и справедливым, готовым «порвать» за друзей, а Уилл ни раз становился причиной страданий Морган. Уильям — продался и предал. Именно из-за его дурацкого поведения, Аннабелль оказалась там, где была. Так частенько говорил Доминик, описывая отношение к другу Аннабелль.

Оглядевшись по сторонам, Уилл подошёл к парочке друзей, и вручил стакан с содовой Аннабелль.

— Эй, как жизнь? Вот кого-кого, тебя точно не ждал здесь увидеть, — сказал Уилл как-то вяло.

— Скажи спасибо Доминику, он меня вытащил сюда, но лучше бы я дальше гнила дома, — оправдалась Аннабелль.

— Спасибо, Доминик, — с ехидной улыбкой сказал Уилл, — сейчас растаяю от любви к тебе.

— Отвали, дурачок! Я привел подругу немного повеселиться, — язвительно ответил Дом, — почему бы тебе просто не свалить отсюда или не быть нормальным другом?

— Так уж и привел? Не знал, что Аннабелль разучилась ходить. Морган, почему ты мне не рассказала о своей ужасной судьбе?

— О, господи, хватит этих дурацких шуток. Вы оба клоуны? — хлопнула по спинке кресла девушка.

— Так, все, прости, сис, я не хотел, — развел руками Доминик.

Морган промолчала. Ее сердце билось учащенно, а в висках отзывался бешеный пульс. Когда ее друзья успели стать врагами, она не понимала. Разбираться в очередном скандале не хотелось — снова быть третьей, снова слушать чужие проблемы.

— Я подышать, — сказала Аннабелль, глядя на развернувшегося ко входу Уилла — одна.

Она преградила путь мальчикам рукой, Шантильон понуро кивнул и остался один на один с Воттерсом, который смотрел на него с полным нескрываемым отвращением. Аннабелль ухмыльнулась. В ту минуту ее почему-то разрывало от злости.

«Пусть хоть глотки друг другу перегрызут».

Протиснувшаяся сквозь толпу, играющих в «Правду или действие», Морган направилась на задний двор, где кто-то сидел, свесив ноги в бассейн, в котором до сих пор плавали прошлогодние листья. Апрельский вечер принёс с собой стужу, и Аннабелль содрогнулась, представив насколько вода в бассейне холодная.

Девушка прошла вниз по дорожке, выложенной кирпичной кладкой, ведущей к старому фонтану. Повсюду на участке хранились следы былой роскоши: пруд, фонтан в форме ангела, статуи, выпиленные из мрамора. Аннабелль, буквально на секунду, представила — как красиво там было в прошлом, но время ничего не пощадило.

Присев на край фонтана, девушка закурила, оглядывая пейзажи виллы. Вдохнув полной грудью, сделала пару затяжек и собиралась вернуться в дом, но поймала себя на мысли, что не хочет. Пятиминутное удовольствие. Аннабелль терпеть не могла вечеринки. Односекундная эйфория. Опустошая мини-бар, кто-то пытался почувствовать мир по-другому, но это не приносило ничего, кроме пары часов веселья. Может быть, Морган повзрослела. Может быть, стала другим человеком. Она не строила дурацких теорий на свой счёт, не искала причин полюбить тусовки снова. Просто старалась обходить стороной мутную, как стекло бутылки, часть жизни. Она пришла на вечеринку ради разговора с Домиником, но после его слов об Адаме и его характере, заочно стал понятен его ответ — он не поддержит идеи уехать. Кто угодно бы не поддержал, счёл бы ее дурой. Переезжать куда-то с таким, как Адам, значит просто не иметь возможности выбирать. Оставаться в Монреале — нет, ехать с Адамом — большая ошибка.

Жизнь Аннабелль напоминала один большой взрыв. Ничего не было ясно, ничего не было цело, но становилось страшно. После тысячи происшествий, миллионов маленьких драм, произошедших за последнее время, девушка не нашла ничего лучше, чем закрыться в свой маленький мир, снаружи которого тлели пожары.

— Я знаю, ты хотела одна побыть, — отвлёк ее знакомый голос от мыслей.

Аннабелль обернулась. Позади стоял Уильям. Он положил ей руки на плечи, совершенно нежно, будто ее согревал.

— Раз знал, зачем пришёл?

— Выглядишь — жесть, сорвалась на нас с Домиником. У тебя случилось что-то? — спросил Воттерс.

— Значит, «выгляжу жесть». Все-таки бессонные ночи не прошли даром. Да я особо ничего не ем, надоело есть.

— Давай я дам тебе номер моего психолога? Мы с ней хорошо поладили, я поправился. Чувствую себя намного лучше, он тебе поможет! — бодро произнес Уильям, обнимая девушку.

— Психолога? — недоверчиво переспросила девушка.

— Да, она работает в центре реабилитации. Может, тебе тоже попробовать к ней походить?

— Надо подумать, — сказала Аннабелль, — но та психологиня, к которой мы ходили с родителями, жутко бесила.

Уилл как-то сухо рассмеялся, поправив на себе куртку.

— Да-а, — растянул он, — психологи — народ чудной. Как дела с финальными тестами? Получаются эссе по литературе?

— Сроки сдачи полыхают, — ухмыльнулась девушка, — работы куча. Мы с Ником делаем проект по отношению к оружию в нашей стране, а эссе по литературе…что с них взять? Я прочла книги, просто пишу своё мнение о них. Позавчера мы начали проходить Оруэлла. В этой школе, по крайней мере, учат все углублённо, недаром она заменяет долбанный подготовительный колледж.

Уилл потёр глаза.

— А я не буду никуда поступать в ближайший год. Здоровье подорвалось, я ещё не до конца выздоровел. Меня все ещё коробит от некоторых вещей, особенно от парней в кружке по журналистике. Сборище тупых придурков, — бросил он устало.

— Ты все ещё ходишь в нашу школу в этот кружок? — удивлённо спросила Аннабелль, скрестив руки не груди.

— Ага, мне разрешили ходить туда, поначалу было правда интересно, сейчас все сдулось. Все готовятся к концу учебного года, и никому нахрен не сдалось возиться с версткой. У тебя какие планы?

От слова «планы» девушка вздрогнула. Она вспомнила, зачем пришла на эту вечеринку и с кем хотела поговорить, но перед ней стоял совсем не тот человек. Аннабелль попросту не доверяла Уилла так, как раньше. Она переминалась с ноги на ногу, подумывая о том, чтобы рассказать об Адаме Воттерсу.

— Я скатилась по учебе, — призналась Морган, — почти ничего не делала целую зиму. Ник говорит — оценки не главное, главное, что в голове. Кажется, у меня там ничего нет, я стала какой-то безмозглой. Родители хотят отправить меня на «бизнес — коммуникации», а какие коммуникации? Большую половину людей — я не перевариваю совсем. И коммуницировать ни с кем не хочется.

— Твой папа, по моему, хотел, чтобы ты открыла какой-то бизнес.

— Мой папа — коп, он всегда сам хотел открыть магазин, но пошёл пугать людей и останавливать машины, — отшутилась Белль.

— Разве он не хороший коп? — спросил Уилл.

— Понятия не имею, мы с ним почти не разговариваем. Он меня назвал «психичкой», и кажется, говорил, что я сижу на героине.

— Он разве не знает: героин слишком дорогой и у школьников нет денег на него, — засмеялся Уильям.

Девушка вяло пожала плечами.

— Розовые волосы только у ночных бабочек, — объяснилась она.

Уильям подошёл к Аннабелль ближе, погладил ее по голове и поцеловал в лоб. Жест показался девушке чрезмерно интимным, как будто он стал ей кем-то большим, чем просто другом.

— Я никак не могу привыкнуть к твоему новому имиджу. Никогда бы в жизни не подумал, что ты можешь выглядеть так.

— Никто не мог подумать, но я так хоть как-то могу полюбить себя, хоть какой-то просвет из этой ненависти. Просыпаешься каждое утро в теле, которое ненавидишь.

— Знакомо. Спасибо депрессии, я смог похудеть, хотя раньше никак не мог. И не мог принять себя. Ты можешь делать со своими волосами и своим телом все, что захочешь, это твое тело. Только жалей себя. Может я стал тряпкой, но себя иногда надо жалеть, ты ведь постоянно ненавидишь своё тело, а оно тебя сохраняет. Понимаешь? — нежно произнес Уилл.

Аннабелль удивлённо вскинула брови. Уильям говорил вещи, о которых раньше и не заикался. Тема «любви к себе» и принятия себя, мечты насчёт того, что кто-то полюбит тебя таким, какой-то ты есть — все это было (остаётся) мечтой школьницы, только встретившей симпатичного парня в своей жизни. Так думала Аннабелль долгое время, потому что никто, правда, никто, не любил ее просто так. Пройдёт много лет, прежде чем она поймёт — как сильно ошибалась. И все проблемы начались тогда, когда она изменила себе. Или себя?

— Уилл, спасибо, но не лезь, — холодно ответила Морган. — Так что, вы с Домиником не ладите?

Уилл смутился. Аннабелль умело перевела тему.

— Я раньше постоянно обзывал его педиком, потому что он не встречается с девчонками. А Ингрид рассказала мне, что Доминик целовался с парнем на ее прошлый день рождения. Ну, вот он меня и ненавидит.

— Ты его так обзывал? — ошарашено переспросила девушка.

Воттерс с виноватым видом кивнул.

— Я не думал, зачем я это делал, потому что это был не я. Но из положительного: извинился перед ним. Каюсь, мне очень стыдно. Но это моя неуверенность. Все травили, и я начал.

— Что? Зачем? Уильям, ты просто отвратителен.

— Какой есть, — голос его чуть дрогнул, — лучше не буду.

— Хочешь знать мои планы после школы, Уильям? — с ноткой нервозности, усмехнулась Аннабелль.

— Ну-ка, — заинтересовался Уилл.

— Переехать отсюда вместе с Адамом, потому что я ненавижу этот город и ненавижу всех тех, кто меня окружает.

Засунув большие пальцы за ремень, Уилл присвистнул.

— Я бы сказал мнение на этот счёт, да это бесполезно. Ты отодвинешь всех, сделаешь по-своему. Меня можешь ненавидеть, я разрешаю.

— Улыбнись, Уилл! Чего-то ты грустный, ну, где твоя улыбка? — усмехнулась Аннабелль горько, и ее голос сорвался.

Воттерс усмехнулся в ответ.

— Забыл дома свою красную помаду, — отшутился он, — пойду я в дом, холодает. И ты тут долго не стой,

Заторопившись, парень покинул сад. Аннабелль посмотрела ему вслед, пнув камень тяжёлым ботинком. Внутри загорелся какой-то неимоверный гнев, язык его пламени достигали гортани, и девушке хотелось кричать. Она взяла телефон, снова звонила Адаму несколько раз, но он не брал трубку. Прослонявшись по заднему двору, она разрыдалась, и вернулась в дом, когда совсем стемнело. Глаза щипало от туши, а помада размазалась по лицу. В доме стало совсем темно. Идя по дому, она смотрела в пол, и когда уткнулась в кого-то — слабо обратила внимание. Чья-то крепкая фигура преградила ей путь. Подняв взгляд, она ахнула, и упала в его объятия.

Адам стоял перед ней.