Здравствуй, Аннабелль

30. Папа

8 лет назад.

Телефон Аннабелль нагрелся от звонков Адама. Парень даже прислал курьера с букетом роз, но девушка отправила его назад. Сообщения в социальных сетях, смски, были бы актуальны бумажные письма — Клэман послал бы их.

«Что ты творишь? Ответь»

Последнее сообщение от него.

Аннабелль ничего не ответила, ей хотелось позлить парня, хотелось, чтобы он объяснился, почему снова виделся с бывшей. Она закрылась у себя в комнате и смотрела «Портрет Дориана Грея». Она изредка поглядывала в телефон, листая сообщения, которые увеличивались в геометрической прогрессии. Морган представляла, как Адама колотит и трясет, так ему было надо. Пусть сходит с ума. На несколько минут Аннабелль провалилась в размышления…

Может, она все приукрасила? Может ничего не было?

Ревность заставила поверить в безумные фантазии. Что если, встреча Адама и Ингрид, оказалась дружеской. Что-то случилось и Клэман, как хороший друг, пришёл на помощь. Или они просто встретились поговорить? Почему Адам скрыл встречу от неё? Пазл не складывался.

Морган хотела провалиться под землю. Взяв сигарету трясущейся рукой, Белль аккуратно, боязливо зажгла ее спичками и затянулась. Открыв окно, девушка надеялась, что родители не придут в тот момент, не застанут за этим отвратительным занятием. Выдыхая дым в окно, она затягивалась вновь и вновь, раздумывая о том, как быть дальше.

Она устала жить воспоминаниями, но заново начать ничего не получалось. Аннабелль, как и прежде, скучала по Уильяму. Она, как и прежде, пялилась на дом братьев Воттерсов, надеясь, что те, помашут ей рукой, придут на чай, притащив с собой черничный пирог. Никто не приходил. Как будто бы больше не было ни пирогов, ни братьев, ни дружбы, ни самой Аннабелль.

Стук в дверь вырвал девушку из собственных мыслей. Перепугавшись, Белль выкинула сигарету в окно и прыснула духами на себя. Открыв, она увидела отца и едва ли выдавила что-то скудно напоминающее улыбку

— Пустишь папу поговорить? — мягко спросил Эмметт, войдя в комнату.

Эта непривычная ласковая интонация насторожила девушку. Папа редко говорил с ней так нежно. Почти никогда.

— Ты уже зашел, — недовольно ответила Морган, садясь на кровать.

Эмметт сел рядом.

— Настроения нет?

— Нет. А вы с мамой опять поругались?

— Опять. Нам тяжело жить вместе. Думаем про развод, ходим к психологу. Я хотел поинтересоваться, куда будешь отправлять документы? Немного времени до выпускного. Меньше четырёх месяцев, — задумчиво сказал отец.

Аннабелль закатила глаза. Меньше всего на свете, в ту минуту, ей хотелось говорить о поступлении, работе и других взрослых вещах.

— Вы же хотели отправить меня там куда-то. На бизнес… что-то там. Я отправлю документы в Парижскую академию бизнеса. Или куда-нибудь подальше. Не хочу оставаться в Монреале.

— Конечно, тебе нужна бизнес-специальность. Ты сможешь открыть своё дело, будешь разбираться в финансах. В Монреале много хороших университетов. Зачем ехать далеко от дома?

Зачем ехать далеко от дома? Потому что дома из нее выжали все соки. Аннабелль не хотела поступать на специальность, связанную с бизнесом. У нее волосы на голове вставали дыбом, когда она смотрела предметы на таких факультетах. В планы ее жизни точно не входило унылое времяпрепровождение в офисе по восемь-девять часов, где единственным развлечением станет собрание у кулера в обед. И как часто бывает, Аннабелль просто не перечила родителям, которые так хотели направить дочь туда, куда хотели поступить сами, но судьба распорядилась иначе. Морган вообще не хотела никуда поступать сразу после школы, потому что мозг требовал отдыха после такого режима жизни.

— Ладно, договорились. Возможно, я могу рассчитывать на грант. С оценками все хорошо, — солгала девушка, чтобы отец не начал очередной скандал.

Мужчина улыбнулся. Аннабелль прикусила губу. Врала. Опять врала. Из-за частых прогулов Аннабелль с грохотом вылетала из конкурсной программы, лишившись возможности оплаты грантом. Она плохо училась в гимназии, находясь чуть ли не в списках на отчисление из-за низких оценок.

— Что там ещё в школе?

— Ничего нового, школа как школа.

— Подружилась с кем-нибудь? — ласково поинтересовался мужчина, поглаживая дочку по голове.

Их разговор напоминал допрос. Отец работал полицейским и часто приносил домой разные повадки стражей порядка. Аннабелль с трудом понимала, как говорить с ним искренне, как делиться трудностями, когда реакции папы на все — сплошные крики.

— Подружилась, — сказала Аннабелль, — и уже поссорилась.

Глаза предательски зажгло от подступающих слез. Девушка прикусила губу, чтобы привести себя в чувство. Она не стала бы плакать перед отцом. Не тот он человек.

— В смысле? — спросил Эмметт.

— Мы сначала подружились, потом прошло пару недель, и меня превратили в изгой, — сказала Аннабелль, — так что, крепкой дружбы не случилось.

— В изгой? Тебя травили?

Девушка помотала головой. Будь бы ее отец другим — она бы непременно сказала правду.

— Нет. Я общаюсь с двумя-тремя людьми в классе от силы.

— А из старой школы? Дороти, Уильям, Том?

— Дороти переехал с парнем куда-то и перестала с нами общаться, Уильям решил поиграть в Казанову и сошел с ума, а с Томасом мы перестали дружить еще в седьмом классе, папа.

Да.

Аннабелль рассмеялась про себя — странно, что отец вообще знал, в каком классе она учится. Умудрился вспомнить ее старого одноклассника, с которым Аннабелль дружила года четыре, после того, как дала ему мячом по голове на уроке физкультуры.

— Так это значит ты одна постоянно, — признал Эмметт, — обычно люди тянутся друг другу по интересам. В последнее время ты стала очень холодной, отталкиваешь, скорее всего, людей своим настроением.

Аннабелль цокнула.

— Серьезно, пап? Каким настроением?

— Ходишь кислая. В семнадцать лет никаких проблем нет, живи в свое удовольствие.

— Ага. Дома у меня Санта-Барбара, в школе завал, в личной жизни караул, а я должна улыбаться и притягивать людей. Правильно?

— А какие проблемы? Ты живешь хорошо, тебе ни в чем не отказывают. Что еще нужно? — развел руками отец.

— Адекватная семья?

— Что не так?

— Вам всегда было плевать на мои желания. Вы видите только себя. Ничего не замечаете.

— А ты замечаешь? Замечаешь, что отец пришел с работы голодный, а в холодильнике из еды только старые макароны с сыром, на котором скоро плесень пойдёт.

— Станет деликатесом.

— Ох уж эти твои шуточки. Ты прекрасно понимаешь, что я имел ввиду.

— Я не хочу ничего делать для людей, которым плевать.

— Вот я пришел, хочу поговорить. Но разве ты мне открываешься? Только язвишь, — сказал отец, почесав затылок, — а как тебе помочь, если ничего не рассказываешь? Заставлять?

Аннабелль придвинулась к стене. Отец говорил с нескрываемой злость — желваки на его лице заходили.

— Нет. Стать отцом, которому можно доверять.

Телефон, лежавший на кровати, предательски завибрировал. На экране крупными буквами высветилось АДАМ. Аннабелль подтянула его к себе, но папа, похоже, прочитал имя абонента. Подняв взгляд на дочь, он ясно дал понять, что ждёт объяснений. Морган сбросила звонок. Заблокировав телефон, она старалась придумать убедительное враньё. Друг? Друг Уильяма? Одноклассник? Кто угодно…Мало ли мужчин в мире? Предательски пришло сообщение от него же: «я не хочу тебя ни с кем делить». Положив телефон в задний карман джинсов, Аннабелль старалась не встречаться взглядом с отцом.

— Кто это? — холодно спросил отец.

— Одноклассник, — солгала Аннабелль.

— При мне говорить не хочешь?

— Не хочу. Какая разница?

— Дай мне телефон. Я хочу посмотреть, кто названивает.

Аннабелль сглотнула набежавшую слюну так шумно, что, пожалуй, это услышала даже Мадам Катель в соседнем доме. Показать сообщения, рассказать об Адаме означало домашний арест. Сев на телефон, Морган дала четко понять — она не будет его отдавать.

— Это моя личная вещь, мне семнадцать лет, через месяц — восемнадцать. Никто не будет лезть в мой телефон.

— Обеспечивай себя, оплачивай питание, одежду, взносы в гимназию. Тогда ты сможешь назвать себя взрослой. Пока ты иждивенка, мы с мамой тебя содержим, поэтому я имею право смотреть твой телефон.

— Я сейчас уйду из дома, — пригрозила Аннабелль.

— Куда пойдёшь? Аннабелль, покажи телефон. Я видел сообщение.

— Пап, а с чего такой повышенный интерес? Вы всегда на работе и вам ничего не надо, кроме моих хороших оценок и вовремя выданной заработной платы. Или опять бабушкой пригрозите?

— Слушай сюда. Мы с мамой просмотрели записи с камер, которые висят на соседнем доме. У меня задели машину, пришлось отсматривать куски видео. Я чисто случайно наткнулся на тот факт, что у нас в доме постоянно был какой-то парень. В любое время суток. Это твой Адам?

Аннабелль вскинула бровью. Живот скрутило в узел.

— Папа, если бы я вам сказала, вы бы заперли меня дома. Говоришь вам — вы недовольные, не говоришь — тоже самое, — раздосадовано призналась девушка. — Как с вами общаться?

Лицо отца чуть побледнело, но на щеках выступил стыдливый румянец. Он откашлялся. Картина выглядела так себе, Аннабелль ощущала, будто кто-то рылся у неё в грязном белье.

— Но мы бы узнали рано или поздно. Как плохо на тебя влияет этот парень, — с отвращением проговорил отец, — где ты его подцепила?

Аннабелль усмехнулась, но нервно.

— Подцепила. Я его встретила. В день, когда ты выкинул меня из дома в ливень и шторм, зная, что уроки отменили. Папа, ты очень красиво вытянул меня на разговор и на признание. Спасибо тебе большое. Больше в нашей семье, кроме того, что доверять людям нельзя, меня ничему не научили, — проговорила Морган, сжимая телефон в руке.

Эмметт вздохнул.

— Аннабелль, когда ты стала такой? Чужой нам?

— Может быть, когда вы перестали общаться со мной нормально?

— К тебе не подойдёшь. Ты вечно то занята, то тебя дома нет. Послушай отца — тебе не нужны такие отношения. Посмотри, какая стала тощая! Совсем ничего не ешь.

— А ты, папа, оказывается, совсем не понимаешь меня и никогда не понимал.

Он покачал головой.

— Мы всегда с мамой хотели, чтобы ты росла послушной и хорошей девочкой, старалась учиться. Кем ты стала? Это не моя дочь.

— Кем? Издеваешься? У меня очень много проблем, а еще, вдобавок… Приходишь ты, отец года, и читаешь лекции о том, какой надо быть!

— Закрой свой рот, — проговорил Эмметт, — ты обнаглела.

— Папа, ты изменяешь маме, мама изменяет тебе, а мы строим из себя порядочную семью! У нас нет больше семьи, очнись! Ты строишь из себя заботливого отца, хотя тебе наплевать, мама живет на работе и все, что ей интересно — деньги, все, конец! — закричала Аннабелль так сильно, что у неё заболела голова.

— Клянусь, я запру тебя дома на месяц. Ты забыла, кто твой отец? Я — коп, Аннабелль, и я найду способ поговорить с твоим отбросом. Ты меня поняла?

— Да лучше бы у меня вообще не было отца, — прошептала Белль, чувствуя как слезы текут из глаз.

Отцовский телефон зазвонил. Выругавшись, Эмметт вышел из комнаты, хлопнув дверью. Аннабелль сжалась. Она хотела, чтобы этот разговор закончился. Она хотела, чтобы папа ушёл от неё прочь и никогда больше не приходил. Голова раскалывалась, руки тряслись а слёзы текли из глаз без остановки. Зарывшись в одеяло, она зарыдала и с трудом успокоилась, когда отец вернулся. С каким-то непонятным оскалом вместо улыбки.

— Так, я устал разбираться с этой ситуацией. Скажу прямо: ты меня разочаровала. Я думал, что вкладываюсь в тебя, чтобы получить потом результат, а мы с матерью получили чёрную неблагодарность. Завралась, запуталась и пытаешься выкрутиться. Чтобы жизнь не казалась такой страшной, я сажу тебя под домашний арест на месяц. Со школы — сразу домой. Я узнаю во сколько заканчиваются уроки и буду звонить на домашний телефон. Если ты не будешь брать трубку, тебе крышка, арест продлевается ещё на день. Ты меня услышала?

— А если меня задержат в школе?

— А насчёт этого я разберусь. Только попробуй продолжить мне врать, я накажу тебя так, что ты забудешь что такое врать.

— Конечно, — прошептала Аннабелль, — я тебя поняла, папочка.

— Вот и славно! Посиди здесь. Мне нужно на работу.

Отец ушел. Аннабелль тряслась, не пытаясь успокоить себя. Это был крах. Последнее погружение. Слезы потекли из её глаз, но она ничего не издала ни звука. Она не могла произнести ни слова. Аннабелль легла на холодный пол. Девушка лежала тихо, не открывая глаза. Сердце стучало, словно бешеное, а виски сжимало от напряжения.