55

Добравшись до расщелины, мы замерли и прислушались. Были слышны шаги. Я растерялся. Я не знал, что делать… Что делать? Мара простонала: я больно сжал её руку. Из расщелины доносилось дыхание… Я почти спокоен, только не знаю, что делать. Отталкиваю Мару к скале… Птички щебечут… Выпархивают… Так, так… Шаги ближе, дыхание слышнее, совсем близко. Глянул на Мару, улыбнулся ей. А того, что в расщелине… будто вижу его… И точно, что за ним… Надо же, какое хладнокровие!.. Вылезайте… Бью! Вытаскиваю из расщелины… Не ожидал?.. Крутанул его, используя силу его движения. И через бедро!.. Слугу раджи… Перевернулся он в воздухе и, перед тем как рухнуть в пропасть, как бы на миг замер, и я вижу его глаза, по-детски удивлённые… А-а-а!.. Это не он вопит, а другой… Увёртываюсь от меча… И, изловчась, бедром… Лети и ты!.. Мара! Хватаю её за руку. Мара точно вросла в скалу. Выдёргиваю её из скалы и — в расщелину! Лезем, лезем, лезем!.. Выскакиваем… Я невесом. Мара тяжела. Если бы не она, я бы улетел ввысь. Точно кто-то несёт меня. Вниз по склону, к лесу! Летим вниз! Ноги бегут впереди тела. С истошными воплями воины бросаются наперерез. Летим вниз. Сквозь траву, сквозь ветер, сквозь… Всё, что попадается на пути, пропускает нас. Спасаемся бегством! Всё живое смолкло, джунгли присмирели. Мы летим вихрем… Бег, бег, бег!.. Перебегаем поляну — и снова в лес! Ещё поляна: солнце… тень… солнце… тень… Мелькание… Страх гонит нас. Страх и немного надежды. Её немного — много страха. Выскакиваем на тропу… Петляем по ней, перепрыгиваем корни… Молния! Молния бьёт в меня! И прежде чем умереть, успеваю подумать: «Господи, за что ты меня поносной смертью?» И уже знаю ответ: «За двух воинов раджи, которых сбросил…» Монах… Очнулся на земле, кто-то тормошит меня. Кто? Мара… Молния? Ударили головой о сук? Я вижу над собой этот сук… Боль в голове. И дышу тяжело, с хрипами… И Мара дышит тяжело, с хрипами… Глотает тёплый воздух. И я глотаю. Сердце в ребра колотит. Всё, умираю!.. И Мара повалилась рядом… Помираю… Пусть догоняют, пусть убивают. Надо было там ещё сдаться. Монах — душегуб… В голове гудит. И звон. Где-то глубоко-глубоко. Гуд со звоном. И тут перед глазами всё поплыло. И дышать нечем. Ничего не вижу, темно… Смерть… Значит, она такая… И снова всё проясняется. Мара тяжело дышит мне в ухо. У меня будто два сердца. И оба бьют. Одно большое, другое поменьше. Другое — не моё. Это сердце Мары, оно стучит рядом. И дышать уже легче, и воздух уже не такой уж и жаркий, немного с прохладцей… А голову ломит… И снова беспокойство залезает в сердце. И тяжёлым шёпотом Маре… Сползи с тропы! И лезем в кустарник… Как же я так ловко их в пропасть скинул?.. Помнит тело… Лёгкие были… Они теперь разбились… Что куда отлетело… Как сейчас вижу: перевернулся в воздухе… глаза его… детские… А кто тебя звал?.. Ни звука не издал… Молча… Со смиренной ненавистью… Это второй… Чу! Кто-то идёт? Птицы замолчали… Показалось! Невозможно голову ломит! Звенит, горит голова… Неужели мы спаслись? Это Мара говорит. Не своим голосом говорит… Так невозможно бегать… Человеку так бегать невозможно… Быстрее коня… Быстрее чёрной пантеры… А они отстали, потому что человеку невозможно так быстро бегать. Неужели убежали?.. И понесло тебя в Ындию! Вспомнил стариков своих. Батюшка, должно быть, всё так же собирает по утрам домочадцев и прихлебателей на молитву, обходит конюшни, скотные дворы, не спеша идёт в лавку… В обед неторопливо хлебают щи, а после обеда — сон… сон… сон… А матушка с утра хлопочет по дому, выговаривает служанкам. Ох уж эти служанки! Только бы им спать… спать… спать… Облака неспешно плывут над нами… Не цветные… Значит, далеко мы от деревни… Но где?.. Из тени дерева несётся птичий гомон, а само дерево… Утробно посвистывает на ветру. Пожалуй, если на дерево со стороны взглянуть, оно отдалённо напомнит винную чашу… Двоих убил… Монах… Кто-то сладко похрапывает рядом. Это Мара. Она спит. Я застал её врасплох… Я скользнул взглядом и застал её (как пишут ындусские витии) бесстыдно опьянённую сном… Я не смог отогнать от себя миражи чувственности… Просящая улыбка на сонных устах женщины… И я познал Мару. Мы лежали под поющим деревом. Очёсок моей потной бороды устремлён в небо. Улыбка дрожит на лице Мары. В носу у Мары пустые дырочки от серёг. В дырочки набилась пыль.

— Всё будет хорошо, Мара!.. Мы ушли от них, — успокаивал я её.

Не то чтобы я очень верил, что всё будет хорошо, — мне было немного неловко, что я овладел ею как бы без её согласия.

— Мы купим коня, купим бесерменские одежды, и никто нас не узнает.

Дышал я тяжело… Шли мы с непомерной быстротой. Шли под звёздным крошевом. Спали на ходу. Я вёл её, спящую, когда спала Мара. Она вела меня, спящего, когда спал я. Мы спешили, хотя давно уже были за пределами княжества… Может быть… В изнеможении плелись по чужим дорогам… И по бездорожью… Иногда среди спешки я замечал на обочине камень с ложбинкой, похожий на отпечаток стопы большой обезьяны. Мара была особенно тиха…

Загрузка...