— Я сделаю всё, что скажешь, господин! — прошептала Мара.
Офонасей не знал и не мог знать, что говорила Мара не с ним, а отвечала божественному голосу.
— Надо принести жертву! — повелевал божественный голос.
Мара догадалась, что жертвоприношение необычное. И уста её сказали:
— Я отдам всё, что у меня есть!
— И тогда мы снова будем вместе! Я буду снова лицезреть, как ты улыбаешься мне. Я снова буду ласкать твои…
Голос баюкал Мару, и она вдыхала ласковые слова, глотала их приоткрытым ртом.
— Какую жертву я должна принести, господин? — между стонами наслаждения мысленно спросила Мара.
А голос ласкал и ласкал, осязаемо поглаживая Мару.
— Надо принести в жертву человека, — спокойно говорил голос.
— Кого? — спокойно спросила Мара.
— Белого ятри.
— Но, божественный, почему именно его?
— Его Бог враждебен нам.
— Но у него наши тексты, и, возможно, я ещё уговорю его донести их до Руси.
— Апостол Распятого Фома молится за ятри. И он сожжёт наши тексты. Я видел будущее, потому и говорю тебе.
— Нельзя ли принести в жертву другого человека, Бог которого враждебен нам? — мысленно спросила Мара.
Нет ответа.
— Божественный?..
Нет ответа.
— Божественный?..
Нет ответа. Мара медленно подняла веки. Офонасей лежал рядом с закрытыми глазами и шёпотом читал молитвы от осквернения.