22
____
Во время работы лучше ни о чем не думать. Лусия провела в публичном доме на улице Клавель всего две недели, но уже знала, как добиться, чтобы клиент обратил на нее внимание и пригласил подняться в комнату — помимо китайской, в заведении было две римские, одна мавританская и две самые обычные, — и, наоборот, как следует вести себя, чтобы особенно неприятный клиент заинтересовался кем-нибудь другим. Иногда Хосефа посылала за Лусией служанку, и тогда она спускалась в зеленую гостиную, ту самую, где состоялось их знакомство и где теперь они вместе пили чай. Лусии этот напиток не нравился, но мадам утверждала, что пить надо именно его. Она прививала Лусии хорошие манеры и без конца одергивала: не сутулься, выпрямись, держи чашку правильно, не набрасывайся на пирожные так, словно никогда их не ела…
— Но я действительно никогда их не ела!
— Неважно. Этого никто не должен заметить.
Глядя на Лусию, Львица невольно вспоминала маленькую дикарку, какой была сама, когда приехала в Мадрид. Существо, озабоченное тем, как выжить, а не тем, как жить. Хосефа знала, что и Лусия попала в похожие обстоятельства: осталась сиротой с младшей сестрой на руках. Все равно что, не умея плавать, оказаться в открытом море и отчаянно молотить руками, чтобы только не пойти ко дну. В голове Хосефы начал вырисовываться план: нужно научить девочку плавать. Она поможет ей добиться такого положения, когда человека не мучают ночные кошмары от голода и страха.
Хосефа отлично понимала, что многие презирают ее занятие — продавать женщин, как овец. Слыша злые или насмешливые слова из уст церковников и жен знатных сеньоров, она вскипала от злости на этих лицемеров: чем еще зарабатывать на хлеб и кров неимущим горожанкам? Сами священнослужители и представители благородных семейств отворачивались от таких, как Лусия, выпихивали их за городскую стену, чтобы те не создавали неудобств. А она, Хосефа, нашла способ зарабатывать на всеми осуждаемой потребности в плотской любви, на необходимости чувствовать себя желанным. Именно по этой причине каждый день в ее дом на улице Клавель тянулись вереницы мужчин, готовых платить за иллюзию, будто они кому-то нужны. Иногда Хосефа даже пыталась убедить себя, что дает проституткам определенную власть над мужчинами, обеспечивает им ведущую роль. Она никогда не позволяла клиентам унижать и третировать девушек. В ее заведении девушки были на первом месте. Но в глубине души Львица понимала, что это обман: их профессия была тяжелой, а первые шаги на этом пути ранили. Девушки никогда не бывали полностью в безопасности. Они находились на низшей ступени социальной лестницы. Ниже стояли только те, кому приходилось работать на улице. Они, как домашний скот, удовлетворяли голод богачей. Почти любая участь завиднее, чем удел женщины, вынужденной продавать свое тело в публичном доме… Что уж говорить об обеспеченной жизни в браке или о честном труде, за который платят достаточно, чтобы ты не испытывала нужды. Но подобные замужество и работа почти так же недосягаемы, как американский берег. Львица смотрела на Лусию, все еще остававшуюся дикаркой: рыжие волосы растрепались, упали на глаза… Жизнь в конце концов приручит ее, подумала Хосефа.
— Подбери волосы и запахни пеньюар. Не нужно раньше времени демонстрировать клиентам то, за чем они пришли.
Львица подошла к секретеру, открыла маленький ящик и достала из него серебряную булавку с фарфоровой головкой. Она протянула ее Лусии, чтобы та заколола края пеньюара. Хосефа не сказала, что эту булавку ей подарила предыдущая Львица, Сабрина, научившая ее иначе относиться к себе, воспитавшая ее такой, какой она стала. Теперь пришла ее очередь сделать то же самое для Лусии. У них еще будет время поговорить о Сабрине и о том, насколько дорога Хосефе эта булавка.
Лусия вышла из зеленой гостиной и вернулась к работе.
Остальным женщинам не нравилось, что Лусия стала любимицей Львицы, особенно Дельфине, которая исполняла в доме роль экономки. Впрочем, сейчас у нее не было ни времени, ни желания соперничать с Рыжей, как представляли Лусию клиентам. Прошло уже два дня, а о Хуане не было ни слуху ни духу, Дельфину душило отчаяние. Она часами бегала по улицам, прижимая к груди тряпичную куклу Хуаны, и расспрашивала людей в надежде, что хоть кто-нибудь видел ее дочь. Львица отнеслась к ней сочувственно и освободила от большей части работы.
Лусия быстро обучалась, и ни один новый клиент не причинил ей таких страданий, как Могильщик. Она научилась с помощью силы воображения покидать стены борделя и мысленно летать над далекими морями, совершать фантастические путешествия, иногда в компании Клары и Элоя, или капитана галеона, плывущего к Золотому континенту, где им предстояло стать правителями, милостивыми к бедным. Она могла теперь оказаться очень далеко от постели и потеющего клиента, сохраняя на лице гримасу удовольствия, которую следовало непременно демонстрировать мужчинам. Она уже знала, как заставить клиента побыстрее достичь кульминации, как правильно мыться, чтобы не подцепить заразу (хотя от холеры так просто не отмоешься, две девушки уже заразились и лежали в лазарете Вальверде), и что делать, чтобы избежать беременности, страшной беды, которая угрожала любой, избравшей тот же род занятий, что и она.
Она проводила последнего клиента, молодого и застенчивого человека, посетившего ее во второй раз, и тут появился колченогий Маурисио. Он принес тревожные вести:
— Около общественных бань в Эстрелье была драка: какие-то женщины схватили мальчишку и обвинили его в том, что он заражает воду. Говорят, он учится в иезуитской Имперской школе. Парень чудом от них сбежал.
Бани находились на улице Санта-Клара — недалеко от дома Хосефы. Обстановка в городе становилась все тревожнее. Лусии хотелось поскорее закончить работу и убежать на спичечную фабрику, чтобы приготовить им с Кларой вкусный ужин и отпраздновать примирение. Ей удалось отложить почти двести реалов. Заветная цель — накопить четыреста реалов и начать новую жизнь вдали от Мадрида, этого города-самоубийцы, — становилась все ближе. Сегодня у Лусии оставался только один клиент, и он уже ждал.
Иногда клиент не проходил через зал, чтобы посмотреть на свободных девушек. Если он был знаком с ними и имел определенные предпочтения, то мог подняться в комнату сразу, а девушку просил прислать к нему наверх. Лусия не знала, кто ждет ее в китайской комнате: Могильщик, Студент или Священник. Да она и не спрашивала.
Просто еще один голый господин с похотливым взглядом развалился на кровати в предвкушении удовольствия. Она была готова ко всему, но, когда открыла дверь, в комнате никого не было. «Ну что ж, наверное, это такая игра», — решила она. Она заглянула в уголок за шелковой занавеской. Никого. Щелчок задвижки сообщил, что клиент вошел. Она обернулась и в тот же миг пожалела, что при всем своем неудержимом воображении, которым так гордилась, не смогла предвидеть эту сцену.
Ни любовных игрищ, ни привычных фантазий, ни гротескной атрибутики. В комнате стоял великан с обгоревшим лицом.
— Думала, я тебя не найду?