Зверь

2

____

Лусия была уверена: на улице Каррера-де-Сан-Херонимо можно встретить больше священников, монахов и монахинь, чем на любой другой улице мира. От площади Пуэрта-дель-Соль до бульвара Реколетос почти в ряд стояли монастырь Нуэстра-Сеньора-де-ла-Виктория, церковь Нуэстра-Сеньора-дель-Буэн-Сучесо, женская обитель Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон, часовня Итальянцев и монастырь Святого Духа. Были тут и жилые дома, но почти все они принадлежали церкви, и, по слухам, здесь в основном селились священнослужители. Однако величием храмов не скрыть городскую грязь: канализация работала плохо, по дорогам текли реки помоев. Летняя гроза разогнала местных жителей по домам, прервав привычное мельтешение священников.

Лусия спряталась от дождя под козырьком винной лавки. С крыши лился поток, напоминавший густой конский хвост, и Лусия представила, что затаилась в пещере за кристально чистым водопадом — прекрасное убежище для девочки четырнадцати лет, отважной, живущей в согласии с окружающим миром. Она выжала свою рыжую шевелюру, и у ее ног образовалась лужица. В любой момент к ней в пещеру мог заглянуть какой-нибудь голодный мальчик с просьбой спасти его родителей от холеры, ведь ей были известны все снадобья и волшебные отвары, какие только можно приготовить из соков тропических деревьев и паучьего яда.

Лусия могла долго предаваться фантазиям, бродить по волшебному лабиринту, но действительность всегда рано или поздно разрушает придуманный мир: на этот раз она предстала в виде хозяина винной лавки, уставившегося на девочку похотливым взглядом — ее мокрое платье прилипло к телу, подчеркивая контуры хрупкой фигуры. Лусия не собиралась бежать. Она ответила лавочнику презрительным взглядом черных глаз из-под огненно-рыжих кудрей: «Только посмей. Только попробуй подойти». Во время вылазок в город она успела усвоить: нельзя показывать, что боишься. Жители Мадрида чуяли страх и, как гиены, сразу бросались на жертву.

Виноторговец отвел глаза, и Лусия вздохнула с облегчением: значит, она хорошо научилась скрывать свой страх. Но, как любая девочка ее лет, она внутренне содрогнулась, подумав о том, что мог бы сделать с ней этот тип. Надо уходить, как бы ни хотелось остаться. Она не случайно забралась под козырек этой лавки: отсюда был прекрасно виден второй этаж дома напротив. Балконная дверь во время грозы осталась открытой, вода, очевидно, попала внутрь, но никто вот уже несколько дней не беспокоился о том, что происходит в квартире. Маленькая деталь, похоже, не замеченная другими. Но не Лусией.

Почти неделю назад она встретила на улице жильца этой квартиры, старика, которому уже перевалило за пятьдесят. Обратила внимание на нетвердую походку и бледную до голубизны кожу. Его приветливость и щедрость подсказали девочке, что перед ней священник в мирском платье, один из многих с Каррера-де-Сан-Херонимо. Старика сопровождал молодой мужчина — священник опирался на его руку, хотя и сам этот мужчина выглядел неважно: черты его настолько заострились, что лицо напоминало обтянутый кожей череп, а сам он — ходячий труп. Лусия шла за ними до самого дома, за которым теперь наблюдала, не сомневаясь, что хозяева больны холерой. Распахнутый в грозу балкон говорил о многом: за мокрыми, замызганными, развевавшимися на ветру занавесками наверняка лежали бездыханные тела. Там, в квартире, было множество ценных вещей, которые ни священнику, ни молодому человеку уже не пригодятся. Служители церкви живут богато, и сейчас, когда эти двое мертвы, их сокровища никому не нужны так, как ей: продав их, она сможет купить еду и лекарства для матери. Кандида тоже попала в сети холеры, и болезнь пожирала ее на глазах маленькой беспомощной Клары, сестренки Лусии, которая в свои одиннадцать лет не могла еще понять, что мать угасает и они ничего не могут сделать, чтобы хоть немного отсрочить ее уход.

Заметив, что дверь подъезда приоткрылась, — из дома выходила какая-то старушка, — Лусия перебежала улицу и проскользнула внутрь. Девочка поднималась на второй этаж. Ее сердце стучало так громко, что ей казалось: сейчас на площадку начнут выглядывать соседи, желая узнать, что происходит. Но никто не выглянул. Дверь в квартиру особых хлопот не доставила: всего несколько секунд ушло на то, чтобы открыть замок тонким металлическим пинцетом. В квартале Пеньюэлас, где росла Лусия, одной из любимых забав было открывать на скорость старые заржавевшие замки. Теперь этот навык поможет ей не умереть с голоду.

Войдя в квартиру, она почувствовала укол разочарования: обстановка казалась довольно скромной. Значит, даже в таком роскошном с виду здании не найти того, что ей так нужно. Повсюду громоздились горы книг, на небольшом столике стоял стеклянный ящик с проросшей рассадой. Прежде чем пройти вглубь квартиры, Лусия замерла и прислушалась, не донесется ли откуда-нибудь звук, однако дом, похоже, пустовал. Дождь намочил пол в гостиной, но Лусия не осмелилась закрыть балкон и обошла его так, чтобы ее не заметили с улицы. Нельзя было терять ни минуты: в восемь часов закроются Толедские ворота, через которые она должна вернуться домой.

В квартире не оказалось почти ничего ценного: канделябр, столовые приборы — возможно серебряные — да несколько монет… Лусия сложила все в найденную на кухне матерчатую сумку. Помимо запаха сырости, пропитавшего квартиру за время грозы, здесь чувствовался и другой: въедливый, всепроникающий. Запах смерти.

Она открыла еще одну дверь и увидела на неразобранной постели тело. Это был окоченевший труп полностью одетого юноши. Лусия слышала, что от трупа можно заразиться, но ей было все равно; она обыскала карманы мертвеца и нашла еще пару монет. На юноше не было ни часов, ни брелоков, только дешевый крестик, который она решила оставить мертвецу как пропуск на небо. В комнате тоже не оказалось ничего, что стоило бы забрать, лишь книги, снова книги, но Лусию они не интересовали: букв она почти не знала.

В другой спальне лежал священник. Не на кровати, как тот, первый, а на полу, в неестественной позе и с синюшным лицом, какое бывает у тех, кто умер от холеры. Лусия обыскала его и вновь не нашла ничего ценного. На вешалке висел жакет, вернее коричневый сюртук из шерстяного сукна. Подумав о маме, Лусия накинула его на себя, хоть он и был ей велик. Руки тонули в рукавах, полы сюртука свисали до пола, пока она обыскивала комнату в поисках чего-нибудь действительно стоящего. Наконец ей повезло: в резной деревянной шкатулке лежал золотой перстень-печатка с двумя скрещенными молотками.

И вдруг Лусия услышала, как хлопнула входная дверь и мужской голос позвал:

— Падре Игнасио!

Кто-то вошел в квартиру, и она поняла, что угодила в западню: выбраться незамеченной ей не удастся. Она нырнула под кровать за секунду до того, как внезапный гость ворвался в спальню. Лусия крепко прижала к себе сумку со скудной добычей: с монетами, золотым перстнем, серебряными ложками и еще кое-какими мелочами. Со своего места она видела пугающе неподвижное тело священника. Внезапно труп зашевелился и повернулся к ней, словно решил улечься поудобнее. Смерть нарисовала на его лице улыбку грустного паяца. Лусия с трудом удержалась от крика, догадавшись, что невидимый гость обшаривает труп в поисках какой-то вещи и повернул его на бок, чтобы обследовать карманы.

Лусия боялась вздохнуть. Она отодвинулась подальше, и в руку ей ткнулся какой-то предмет, похожий на черенок метлы. Она наделала шуму? Непонятно. До нее доносилось тяжелое прерывистое сопение, заглушавшее ее собственное едва уловимое дыхание испуганного зверька. Что-то коснулось ее ноги, и она взмолилась, чтобы это ей показалось или чтобы это была нога мертвеца, тело которого продолжал ворочать гость. Но нет: чьи-то пальцы стиснули ее щиколотку, потащили ее из-под кровати. Неизвестный гость ее обнаружил.

Лусия крепко сжала черенок метлы и изо всех сил ударила, целясь в руку или в лицо того, кто заглядывал под кровать. Крик боли подтвердил, что удар, нанесенный почти вслепую, попал в цель. Теперь у нее было всего несколько секунд, и она выскочила из-под кровати с другой стороны, продолжая сжимать палку от метлы в руках.

Выпрямившись, она увидела перед собой настоящего гиганта, мужчину ростом два метра. Половина его лица была обожжена и напоминала сырое мясо — скорее розовое, чем красное. Он прижимал ладонь ко рту, в который, по-видимому, и попала палка, и с дикой злобой смотрел на Лусию. Не раздумывая, она ткнула великана палкой в живот и, пока он корчился от боли, рванула к двери, прижимая к себе матерчатую сумку. Края сюртука волочились по полу, будто подол сбежавшей из-под венца невесты… Опрометью пролетев два лестничных марша, девочка выскочила на улицу, ни разу не обернувшись. Великан мчался за ней — его крики раздавались сначала на лестнице, затем разнеслись по всей улице:

— Держите ее! Воровка!

Кое-кто останавливался посмотреть, но на помощь ему никто не спешил. Лусия продолжала бежать.

— Сюда…

Мальчишка чуть младше Лусии махнул ей рукой из дверей угольной лавки. Это могло оказаться ловушкой, но выбора не было. Лусия протиснулась между грудами угля и выскочила на задний двор. Оттуда, перевалившись через забор, она попала в место, напоминавшее монастырский сад. Секунда — и вот уже вокруг покой и тишина, чистота и красота, посыпанные гравием дорожки, неподалеку журчит фонтан. Капли влаги висели в воздухе, наполняя свежестью воздух, в котором разливался аромат мокрой после дождя земли.

— Посиди тут, пока на улице людно. И кстати, от тебя не убудет, если скажешь: «Спасибо, Элой».

Лусия внимательно посмотрела на своего спасителя. У мальчишки были тонкие волосы, потертые штаны и очень живой взгляд.

— Я не успею пройти через Толедские ворота.

— Можешь переночевать в Мадриде, внутри городских стен. Я знаю много подходящих мест, есть даже пустые дворцы.

— Нельзя, мне нужно к матери…

Элой усмехнулся:

— Воруешь у мертвецов и боишься рассердить мамочку, колибри?

Он нахально взъерошил ее рыжую шевелюру. Лусия еле сдержалась, чтобы не отвесить ему оплеуху и не крикнуть ему, что ее мать умирает и вряд ли дотянет до утра, если дочь не принесет денег на еду.

Она ограничилась тем, что процедила сквозь зубы:

— Меня зовут Лусия, и никаких колибри я не знаю. И я не просила о помощи, так что благодарить не обязана…

— Я их отвлеку, колибри. — Элой как будто не слышал того, что она сказала. Достав из кармана шапку, он натянул ее на голову и добавил: — Сними ты этот сюртук, не то споткнешься, и тебя сцапают. Вот, возьми-ка, боюсь потерять… — Он протянул ей часы с цепочкой. — Только что свистнул у одного студента, не зря два часа вертелся на Пуэрта-дель-Соль. Отдашь мне их завтра, в двенадцать, на площади Ленья. Я их отвлеку, пусть гонятся за мной, а ты жми в другую сторону.

И прежде чем Лусия успела ответить, Элой перелез через монастырскую ограду, спрыгнул на улицу и помчался в сторону винной лавки, рядом с которой она пряталась от грозы. Сбив пирамиду выставленных в дверях бутылок, он привлек к себе внимание великана, который теперь стоял в компании двух гвардейцев.

— Вон он!

Лусия затолкала сюртук в сумку и, забравшись на ограду, сразу почувствовала резкий запах вина. Она видела, как удирает Элой, поднявший переполох, чтобы она могла сбежать по той же Каррера-де-Сан-Херонимо, но в другую сторону. В одной руке она сжимала сумку, украденную у жертв холеры, в другой — часы, которые ей доверил Элой. Завтра в полдень она придет на площадь Ленья, чтобы их вернуть.