61
____
На следующее утро Хосефа проснулась более бодрой, без сильного жара и дурноты, от которой подкашиваются ноги и кажется, что умираешь. Но обольщаться не стоило: она была больна, и единственной ее надеждой оставалось средство, обещанное Гамонедой. Она не знала, что это за средство, но накануне Хулио ушел от нее окрыленный, уверенный в том, что сможет ее излечить. Сегодня он обещал заехать за ней, но точного времени не назвал — сначала ему нужно было уладить все детали. Но слово он сдержит, в этом сомневаться не приходилось. Однако время от времени Хосефу охватывала тревога: уж не собирается ли он упечь ее в больницу или, того хуже, в лазарет, где все обречены на смерть?
Вчера она впервые не вышла из зеленой гостиной, чтобы совершить традиционный вечерний обход. Ей нравилось заглядывать в комнаты, куда удалялись с проститутками клиенты, заходить в комнату-оранжерею, полную растений, в том числе экзотических, — любимое место Дельфины; в холлы, где самые молодые девушки пили чай и сплетничали; в гостиную, заставленную мебелью и перегруженную украшениями — они называли ее по-английски: living room, ведь это было так стильно. Многие думают, что публичный дом — это место, куда клиенты приходят только для совокупления, но это не так, во всяком случае, не в ее заведении! Здесь беседы играли не меньшую роль, чем на столь любимых мадридцами вечерних дружеских встречах. В стенах ее дома заключались важные сделки, плелись заговоры против правительства и даже шли переговоры о заключении брака между сыном одного клиента и дочерью другого. Однажды некий господин сообщил Хосефе, что влюблен в одну из проституток и намерен забрать ее себе. Что ж, Хосефа никогда такому не препятствовала, если только девушка была согласна.
Сегодня Хосефа вопреки обыкновению проснулась очень рано — салоны были еще пусты, не слышалось звуков пианино, оживлявших обстановку; девушки спали в своих комнатах. Мебель и обитые тканью стены при свете дня выглядели довольно блекло. Хосефа решила воспользоваться тем, что ей стало лучше — ненадолго, подозревала она, — чтобы обойти весь дом. Вдруг ее сердце сжалось: что, если она обходит свои владения в последний раз? И царство, которое она когда-то получила в наследство, останется без хозяйки…
Накануне она попыталась поговорить об этом с Хулио, но он отказался давать советы.
— Зачем обсуждать твою преемницу, если завтра ты будешь здорова? В ближайшие десять, а то и пятнадцать лет всем здесь будешь управлять ты сама. Если только…
— Если только что?
Впервые Хулио заговорил об их совместном будущем как о чем-то конкретном: он был намерен бросить жену и покинуть город вместе с Хосефой. Она продаст этот дом, он — кое-какое свое имущество, и вместе они начнут новую жизнь подальше от Мадрида. Хосефа позволила себе помечтать: где они станут жить — в Париже, в Вене? Судья был в восторге от Вены, но для Хосефы не существовало ничего более прекрасного, чем Париж. Подыгрывая друг другу, они приняли соломоново решение: полгода проводить в Вене, полгода — в Париже. Когда Хулио ушел, глаза Хосефы наполнились слезами. Почему ей нужно умирать сейчас, когда он произнес наконец долгожданные слова?
…Хосефа вернулась в зеленый салон и с аппетитом поела, однако подавленное настроение не проходило: она слышала, что при тяжелых заболеваниях перед смертью наступает короткое улучшение. Ей оставалось только ждать возлюбленного и думать о том же, о чем она думала все последние дни: о прошлом и о будущем. Настоящее было настолько туманным, что она решила просто выкинуть его из головы.
Утренний туалет Хосефа завершала уже при Хулио Гамонеде. Он принес платье жены и попросил Львицу надеть его. Скромное, темного цвета, оно не привлекало внимания и отличалось от нарядов Хосефы, глубоко декольтированных и с зауженной талией.
— Сегодня ты не должна быть красивой.
— Хочешь сказать, что я не должна выглядеть проституткой?
— Именно так.
— Зачем весь этот маскарад?
— Там, куда мы поедем, лучше выглядеть неброско.
— В таком случае я, пожалуй, не хочу туда ехать.
— Хосефа, прошу, не усложняй. Надень это платье, а когда приедем, по возможности веди себя скромно.
— Ты меня стыдишься?
— То, что я решил отвезти тебя туда, доказывает, как сильна моя любовь.
У дверей их ожидала карета, запряженная парой лошадей. Хосефа заметила, что судья, обычно приезжавший к ней в открытом ландо, на этот раз выбрал закрытый экипаж. Наверное, не хотел, чтобы его видели вместе с ней. Впрочем, из-за болезненной слабости и тревоги она оставила упреки при себе.
Гамонеде не пришлось давать кучеру указаний, тот сразу тронулся с места.
— Куда ты меня везешь?
— Чем меньше ты будешь знать, тем лучше.
Они ехали по улице Алькала в молчании. Хосефа была бы рада, если бы Хулио снова заговорил об их совместном будущем в Париже, в Вене, где угодно, пусть даже солгал бы, чтобы ее подбодрить, но он сосредоточенно смотрел в окно, словно ее не было рядом. Он нервничал: покачивал ногой, неуверенно улыбался, вытирал платком вспотевшие руки.
Они остановились около полицейского поста у ворот Алькала. Один из солдат, заглянувших в карету, сразу узнал судью.
— Прошу прощения, сеньор Гамонеда. Можете ехать.
Хосефа ощутила беспокойство, хоть и доверяла своему другу.
— Зачем мы покидаем Мадрид?
— Мы не уезжаем из Мадрида. До места, куда мы едем, всего несколько минут.
Экипаж поехал вдоль городской стены по немощеной глинистой дороге и остановился у незнакомого, с виду заброшенного дома. Выходя из кареты, Хосефа заметила вдалеке очертания городской арены для боя быков. Она много раз посещала корриду, но никогда не обращала внимания на этот особняк, больше напоминавший склеп. Крепко держа ее за локоть, Гамонеда повел ее внутрь.
— Где мы? Куда ты меня тащишь?
— Хватит вопросов, Хосефа. Неужели ты не можешь просто довериться мне?
— Это лазарет? Ты хочешь меня здесь запереть?
— Я привез тебя сюда, чтобы вылечить, а не для того, чтобы отправить на тот свет.
Хосефу била дрожь. Она и сама не знала, страх это или усилившаяся лихорадка. Хулио дважды громко стукнул в дверь, привратник открыл окошко.
— Кто здесь?
Не произнося ни слова, судья показал ему какой-то предмет. Привратник открыл дверь и отступил в сторону. Хосефа не успела заметить, что именно показал ему Гамонеда. Может быть, перстень? Но пока они ехали, она не видела у него на пальцах никаких колец — наверное, надел, когда выходил из экипажа.
Вслед за Хулио Хосефа вошла в прихожую. На вбитых в стену крюках висело несколько черных балахонов с большими капюшонами.
— Не задавай вопросов, — снова предупредил ее Гамонеда. Потом тихо обратился к слуге: — Не могли бы вы доложить о нашем приходе священнослужителю?
Привратник церемонно склонил голову и исчез в глубине особняка.
— Зачем ты меня сюда привез? Что за священнослужитель? Разве ты не знаешь, что я не хожу в церковь?
— Церковь здесь ни при чем, Хосефа. Этот человек… Он даст то, что тебе нужно. Мы оба сильно рискуем, делая это без ведома наставников. И чем быстрее уйдем отсюда, тем будет лучше.
Хулио, всегда такой внимательный и заботливый, сейчас казался испуганным и вел себя так, будто его нервы в любое мгновение могли не выдержать. Что-то поблескивало у него на руке. Теперь Хосефа смогла разглядеть этот предмет. Золотой перстень. Ее сердце оборвалось, когда она увидела скрещенные молоты — перстень Зверя, метка убийцы.
Почему Хулио носит на руке символ смерти?
Она вспомнила подозрения Лусии: кто-то из клиентов борделя указал на Хуану, поэтому ее и похитили. «Кто это мог быть, Хосефа? Кто?» В полутьме глаза Хулио Гамонеды зловеще поблескивали. Хосефа почувствовала подступающую дурноту. Кажется, она вот-вот лишится сознания.
— Что с тобой?
— Мне нужно на свежий воздух, немедленно.
— На это нет времени, дорогая!
— Не трогай меня! Я должна выйти.
Хосефа, пошатываясь, покинула мрачный особняк и углубилась в окружавший его сад. Она не хотела, чтобы кто-то видел, как ее тошнит, и поспешила укрыться за деревьями. Рухнув на колени, она почувствовала, как ее выворачивает наизнанку. Где взять силы, чтобы подняться? Ей казалось, что она умрет в этом темном, убогом саду. Неужели она собиралась разделить будущее с убийцей? Как ей только в голову пришло, что судьба может подарить ей счастье? Хосефа хотела только одного: бежать отсюда, уйти пешком, остановить первый попавшийся экипаж, как можно скорее вернуться к себе…
К особняку подъехало ландо, из него вышла дама в длинной накидке, ее лицо было закрыто мантильей. Налетел порыв ветра, мантилья взлетела, и за те несколько секунд, пока дама ловила ее, Хосефа успела узнать Ану Кастелар. Она видела, как герцогиня постучала в дверь и показала привратнику перстень. С такого расстояния Хосефа не могла разглядеть его, но была уверена, что на перстне те же два скрещенных молота.
Теперь ей нужно спасаться уже от двух зверей. Она должна вернуться к себе и как можно скорее предупредить Лусию, чтобы та даже не приближалась к герцогине Альтольяно.
В подземелье стояла тишина, лишь изредка прерываемая стонами пленниц. Кларе почти удалось уснуть. Ей было уже не так холодно, но вдруг она почувствовала между ног что-то теплое и мокрое. Она опустила руку к промежности и поднесла пальцы к глазам, но в темноте ничего невозможно было разглядеть. Тогда она облизнула палец и ощутила металлический привкус. Кровь.
Клара пыталась придумать, как это скрыть. У нее был только кусок ткани, который ей дала Мириам. Она скатала его валиком и засунула между ног. Сна не осталось ни в одном глазу.
Она привалилась спиной к стене. Вот и пришел ее черед. Ей даже не придется заходить в воду. К тому времени, когда Повар вытащит ее из клетки, кровь уже намочит лоскут и потечет по ногам.