Зверь

1

____

Мадрид, 23 июня 1834 года

Под струями дождя, превратившего глинистую почву в трясину, голодный пес возился с детской головой. Ливень немилосердно обрушился на лачуги, бараки и убогие навесы, готовые рухнуть от малейшего порыва ветра. В ненастную погоду квартал Серрильо-дель-Растро, соседствовавший с мадридской скотобойней, всегда оказывался под водой.

Чтобы добраться до этой нищей, богом забытой части города, нужно было спуститься по крутому склону и преодолеть череду промоин; потоки воды низвергались в огромный овраг. Вода яростно хлестала по жестяным, соломенным и крытым ветками крышам, проникала в дома, собиралась лужами на площади, водопадами стекала вниз по склонам. Неудивительно, что в такую погоду никто не заметил собаку, которая, намертво вцепившись клыками в детскую голову, с ворчанием трепала ее.

Сквозь шум дождя внезапно прорвался истеричный вой: в ложбине возле перемазанного грязью трупа на коленях стояла старуха.

— Зверь придет за нами! Всех поубивает…

Доно́со никак не мог ее унять. «Зверь уже здесь!» — шамкала старуха как заведенная. Доносо осторожно съехал по склону и теперь осматривал останки, больше похожие на плохо разделанную тушу животного. Рука была вырвана из плеча, но еще держалась на тонкой жиле. Правая нога вроде бы уцелела, но на месте левой — ничего, лишь в проеме плоти белела тазовая кость. Все отсутствующие части тела были не отрезаны, а зверски вырваны. У шеи, несмотря на неровные края кожи, угадывались перегрызенные позвонки. Лишь по едва наметившейся груди можно было догадаться, что это труп девочки не старше тринадцати лет. Дождь почти смыл с него кровь, и казалось, что в грязи валяется сломанная кукла.

— Зверь среди нас!

Старуха все бубнила, ее голос звучал монотонно, будто жужжание прялки. Доносо оттолкнул ее от трупа:

— Шли бы вы домой, а не пугали людей!

Голова у него болела; ливень гремел по жестяным крышам, и он чувствовал, что сырость пробирает до костей. Убраться бы отсюда куда-нибудь подальше! В Серрильо-дель-Растро никто и лишней минуты не задерживался без крайней надобности, кроме последних нищих и оборванцев, которым больше некуда было деваться. Именно они построили эти трущобы своими руками с гордостью и отчаянием вечных бездомных.

И надо же было в праздник святого Иоанна случиться такой погоде! В другой год местные жители, приехавшие сюда из разных областей Испании и верные обычаям родных мест, разожгли бы ночью костры, плясали вокруг них да прыгали через огонь до рассвета. В Мадриде такого обычая не было: здесь несколько дней назад праздновали день святого Антония Флоридского¹ с ночными гуляньями и гаданием на булавках. Но сегодняшний дождь помешал бы любому празднеству — дождь и санитарные меры, запрещавшие скопление людей. В этом треклятом 1834 году все с самого начала пошло не так: холера, карлистская война², страшный ливень в ночь святого Иоанна, и в довершение ко всему этот неведомо откуда взявшийся Зверь.

Когда-то Доносо Гуаль служил в городской полиции, но на дуэли лишился глаза (дела сердечные), и был отправлен в отставку. Однако теперь, во время эпидемии, его снова призвали на службу — охранять городские ворота и оказывать посильную помощь властям. Доносо щеголял в старой форме: короткой красной куртке со стоячим воротником и синих штанах с красными лампасами. Эполеты из белого хлопка под дождем размокли и стали похожи на мокрых зверьков. Еще ему был положен карабин, пара седельных пистолетов и кривая сабля, но все оружие пришлось сдать, когда уходил в отставку, и ему до сих пор ничего не вернули. Если на него нападут, защищаться будет нечем. Поэтому он предпочел держаться от местной публики на расстоянии, лишь своим видом демонстрируя, что главный здесь именно он.

— Это же еще совсем ребенок! Куда вы только смотрите? Поймайте уже этого Зверя! Убейте его, пока он всех нас не уничтожил!

Старуха не прекращала голосить, и вскоре на ее вопли сбежались перепачканные глиной оборванцы. Они в этот день, из-за грозы превратившийся в ночь, напоминали растревоженную стаю ворон.

Доносо прикинул, когда наконец приедут за трупом. Он не был уверен, что сюда, в глухомань, доберется хоть какая-нибудь повозка, особенно сейчас, когда разверзлись хляби небесные. А вот кому приехать сюда не составило труда, так это Диего Руису. В газете ему платят за новости, и разве же он упустит такой лакомый кусок? В дорогу он отправился сразу, как только получил записку от Доносо, своего приятеля и собутыльника. Сейчас он пробирался сквозь кашу из грязи и нечистот, источником которых были окрестные халупы. Ему уже приходилось бывать здесь: несколько месяцев назад он написал о Серрильо-дель-Растро статью, в которой обвинял городские власти в равнодушии к нуждам бедняков, — редкий случай, когда редактор газеты позволил затронуть социальную тему. Впрочем, кварталу, похоже, оставалось недолго. Уже решено было сровнять его с землей, а жителей отправить как можно дальше за пределы вала Филиппа IV — стены, окружавшей Мадрид. В эпидемии холеры, добравшейся сюда из других областей Испании и Европы, власти винили бедняков. Именно их нечистоплотность убивает город, говорили в мадридских салонах.

Сквозь пелену дождя Диего уже мог разглядеть стоявшего поодаль Доносо. Он прибавил шагу, и напрасно: почти сразу поскользнулся и шлепнулся в грязь. Двое мальчишек лет семи-восьми покатились со смеху, широко разевая щербатые рты. Сохранить зубы тут удавалось далеко не всем.

— На задницу! Прямо на задницу! — хохотал один из мальчишек.

— А ну, брысь отсюда!

Размахивая руками, Доносо разгонял детей, пока Диего безуспешно пытался отряхнуть брюки, жилетку и фалды сюртука. Избавиться от грязи оказалось не так-то просто.

— Еще один труп? — спросил он.

— Уже четвертый. По крайней мере, так говорят.

Других Диего не видел: их похоронили, прежде чем кто-то из репортеров успел на них посмотреть. Тем не менее он написал о Звере, разрывавшем жертв на куски. Номер с его статьей разошелся хорошо, и по дороге в Серрильо Диего думал о том, что у него появился неплохой шанс выделиться на фоне других репортеров. Он собирался сообщить читателям о бесчинствах Зверя прямо с места преступления, но сейчас, увидев перед собой перемазанные глиной останки, понял, что не сможет подобрать нужных слов, чтобы описать этот кошмар. Тут даже его таланта не хватит.

— Сюда! Сюда! — донесся из оврага отчаянный женский крик.

— Голова! Собака ее сейчас сожрет!

Диего бросился на зов. Голова девочки лежала между лапами тощего, насквозь промокшего пса. Оголодавшая собака вцепилась в щеку, пытаясь выгрызть немного мяса. Кто-то из мальчишек швырнул в животное камнем и попал ему в бок. Пес жалобно взвизгнул и бросился наутек.

— Это Берта, дочка Хенаро.

Какой-то сухонький старичок наконец назвал ее имя: Берта. При виде головы с распахнутыми глазами, следами собачьих клыков на щеке и копной черных кудрявых волос, измазанных в грязи, у Диего сжалось сердце. На секунду ему вспомнилось изображение Непорочной Девы, ее отрешенный взгляд, устремленный в небо — в это черное небо, ни на миг не прекращавшее извергать воду. Можно ли представить, какие страдания испытала Берта? Люди галдели, наперебой вспоминая все, что знали: девочке было двенадцать лет, последние три-четыре года она жила со своим отцом Хенаро в одном из здешних бараков. Уже больше месяца о ней ничего не слышали. Однако ее останки уцелели, значит, погибла она совсем недавно. Если бы она умерла хотя бы днем раньше, животные, вроде этого голодного пса, успели бы обглодать труп до неузнаваемости.

— Зверь. Это сделал Зверь.

Причитания не смолкали. Диего не хотел верить в сказку о Звере — обладатель этого прозвища уже удостоился множества невероятных характеристик и описаний, которые плодили люди, выдававшие себя за свидетелей. Одни уверяли, что видели медведя, другие — ящерицу небывалых размеров, были и такие, кому померещился кабан. Но разве звери убивают ради удовольствия? Насколько Диего знал, все жертвы были растерзаны, но ни одну из них загадочное существо, рыскавшее вокруг Мадрида, не съело. Все эти невнятные мрачные россказни объединяло одно — леденящий душу страх.

Еще один местный житель громким криком привлек внимание собравшихся — он нашел пропавшую ногу. Толпа медленно перетекла к нему… Где-нибудь должна обнаружиться и вторая рука — возможно, вскоре так и случится. Беззубые мальчишки носились туда-сюда, стараясь ее отыскать: для них это было всего лишь игрой.

Колеса запряженной мулом повозки увязли в грязи, и возница громогласно сообщил Доносо, что тому придется самому тащить тело до повозки: подъехать ближе не получится. С новой силой зазвучал заунывный вой — из ближайших лачуг появились три плакальщицы. Какая-то женщина попыталась загнать мальчишек домой, но соблазн увидеть растерзанный труп оказался сильнее любых угроз, и дети даже не думали слушаться. Поиски тем временем шли полным ходом: куда могла запропаститься рука? Первый из мальчишек, кто ее найдет, получит право отвесить всем остальным щелбаны…

Диего видел и слышал происходящее так, словно находился в нелепом, кошмарном сне: зловещие пророчества старух, пугающая бессердечность маленьких детей, равнодушие мужчин, которые стояли возле трупа, но на него не смотрели. А сам он разве лучше? По дороге в Серрильо только и думал о том, сколько реалов сможет получить за эту новость. Даже успел представить заголовок «Зверь нападает снова» на первой полосе «Эко дель комерсио» и удивление всего Мадрида: да кто же такой, в конце концов, этот Дерзкий Кот? Так Диего подписывал свои репортажи. Но сейчас он чувствовал, что превратился в оголодавшую собаку, которая питается мертвечиной.

Монотонный дождь, словно не нужная больше декорация для драматической сцены, наконец стих, небо прояснилось, и страшная картина стала еще отчетливее: разбросанные части тела растерзанного ребенка.

Доносо собрал останки Берты и с помощью возницы сложил их в повозку.