77

____

Тревогу подняла беззубая старуха. Соплячка в их камере облевала всю койку, металась в жару! Это признаки болезни! Надзиратель отступил — подальше от чересчур энергичной арестантки, но одноногий Маурисио, который наблюдал за происходящим из своей камеры, не сомневался, что на самом деле его испугало страшное слово «холера».

— Не приближайся ко мне! Проваливай в свою камеру! — кричал надзиратель.

— Не пойду, пока оттуда не вытащат девчонку! — вопила старуха.

Все женское отделение гудело. Кто-то кричал, кто-то колотил кулаком по прутьям — обычная прелюдия к беспорядкам. Две арестантки, повязав грязными тряпками рты, вытащили Лусию в коридор и бросили на пол, под ноги охраннику.

— Она все кишки выблевала! У нее холера!

Лусия извивалась на полу. Рвотой были перепачканы даже ее короткие волосы. Маурисио вышел из камеры и с притворной брезгливостью приблизился к девочке.

— В котором часу приходит повозка?

Одноногий знал, что каждый день, ближе к вечеру, в тюрьму приезжает повозка и увозит тех, кто заболел холерой, в Саладеро или в лазарет Вальверде.

— Она у ворот, туда как раз грузят двоих из другого отделения.

— Давай-ка я тебе помогу.

Охранник завязал себе рот и нос — этому он научился во время поездок в лазарет. Вдвоем они потащили Лусию к воротам. По дороге Маурисио думал, что этот человек понятия не имеет, что такое настоящая мерзость. Чуть раньше хромой приготовил массу из листьев и голубиного помета и видел, как Лусия это съела. Чудодейственное средство: через десять минут она корчилась от боли в кишках, а еще через две минуты у нее началась неудержимая рвота. Лусия безвольно повисла на руках надзирателя, а Маурисио уже сожалел о приступе гуманности, который обойдется ему слишком дорого. Придется не только заплатить старухе за истерику и беспорядок, но еще и несколько дней страдать от сильнейших болей в ноге.

Но делать нечего: за ним имелся должок. Ведь рыжая угодила в тюрьму по его вине, из-за портрета, который он продал газетчику. А еще он считал, что для проститутки она слишком молода.

— Дерьмовая житуха, — процедил он сквозь зубы, когда королевский стражник спрыгнул с повозки, чтобы осмотреть больную.

— Что с ней?

— Блюет, трясется в лихорадке… Здесь ее оставлять нельзя, — отозвался надзиратель.

Стражник приблизил фонарь к лицу Лусии. Рвота виднелась в углах ее губ и на волосах. Девочка была похожа на тряпичную куклу.

— Грузите ее в повозку. У меня три арестанта. Мне нужны два человека для охраны. Поехали.

Стражник с фонарем явно что-то заметил, раз потребовал усилить охрану, подумал Маурисио. Но повозка открытая, запряжена парой лошадей. Лусия наверняка сможет выбрать подходящий момент, выпрыгнуть и убежать, пока стражники сообразят, что к чему. Повозка тронулась, и ветер унес беззвучное напутствие хромого:

— Удачи тебе, детка.


Лусия открыла глаза и сдвинула с лица чей-то ботинок. Один заключенный неподвижно вытянулся на дне повозки. Другой непрерывно стонал, и вскоре кто-то из стражников как следует пнул его:

— Замолчи! Иначе получишь то же самое, только шпагой.

Лусия могла бы спрыгнуть прямо сейчас, но местность была слишком открытой, и ее, скорее всего, подстрелили бы. Самый лучший момент для побега — когда рядом много извилистых переулков. Кроме того, у нее было подозрение, что остальные «больные» — такие же симулянты. Достаточно было дождаться, пока они побегут, — а ждать, судя по всему, оставалось недолго: тот, что прежде стонал, уже кричал в голос, чем выводил охранников из себя.

Лусия оказалась права. Буквально через несколько минут тот, что совал ей в лицо ботинок, напал на одного из стражников, и они покатились с телеги в кювет. Тот, что громко стонал, напал на охранника, оставшегося в телеге. Грянул выстрел. Заключенный замертво упал на дорогу. Лошади остановились, и королевский стражник целился в другого арестанта, дравшегося с охранником в кустах. Лусия бесшумно спрыгнула с телеги и затерялась в узких темных переулках. За спиной она слышала голоса и бежала до тех пор, пока не нашла надежное убежище позади каменного фонтана.

За ней никто не гнался.

Загрузка...