Зверь

54

____

Хосефа была напугана: все утро ее мучили головокружение и тошнота. Но хуже всего были непрекращающиеся спазмы в животе и позывы в туалет. Она ни с кем не желала разговаривать и велела подать завтрак в спальню, а не в зеленую гостиную, как обычно. Пока служанка находилась в комнате, Хосефа старательно скрывала недомогание, но, оставшись одна, стала жадно пить. Она знала, что с ней происходит, — читала о симптомах болезни, да и в городе уже больше месяца ни о чем другом не говорили. Она заразилась холерой и, если ей невероятно повезет, выздоровеет через пару недель, а если Фортуна отвернется от нее, то дней через пять умрет. И ни тра́вы, ни знаменитый змеиный корень, ни пиявки не помогут. Поэтому она решила не мучить себя бесполезными снадобьями. Если ее час пробил, она не станет сопротивляться и встретит смерть спокойно. Держась, как всегда, достойно и храбро.

Хосефа размышляла о своей жизни. Прежде ей казалось, что впереди еще много времени, но конец замаячил перед ней быстрее, чем она ожидала. Что будет с этим домом, с женщинами, которые в нем работают? Встретив Лусию, она тешила себя мыслью, что характер у этой рыжей достаточно сильный, чтобы ей можно было передать управление заведением на улице Клавель. Теперь этого уже не проверить — бедняжка тоже оказалась не хозяйкой своей судьбы. Серьезные преступления тщательно расследуют, так что в конце концов девочку поймают и засудят. Сломленная смертью дочери Дельфина тоже не годилась. Неизвестно, какой она станет, когда залечит раны, да и залечит ли их вообще… Передать ей управление домом сейчас означало разрушить дело своей жизни. Хорошим управляющим мог бы стать ее любовник, но Хулио Гамонеда, уважаемый судья и человек семейный, не станет заниматься делами дома терпимости, пусть даже лучшего в Мадриде. И все-таки Хосефа не хотела, чтобы заведение закрылось после ее смерти, чтобы пропало все, что успели сделать две Львицы — она и ее предшественница Сабрина. Она мысленно перебрала всех, кто работал у нее и сейчас, и раньше, но ни одна ей не подходила.

Когда Хосефе доложили о приходе Лусии, она лишь печально улыбнулась. Будущее могло быть совсем другим, но карты легли так, что обе они проиграли. Львица велела впустить Лусию и, когда девочка вошла, с удивлением всмотрелась в ее лицо. Во взгляде Лусии появилась решительность, свойственная людям, оставившим детство далеко позади.

— Не ожидала, что ты вернешься. Ты переехала к Ане Кастелар?

— Пока нет. Но перееду. Хосефа, мне кажется, вы нездоровы.

— Со мной все в порядке. Не беспокойся.

— Я должна спросить вас о чем-то важном. Вы не знаете, у Хуаны уже были месячные?

— Кажется, нет, но точно сказать не могу. Я думаю, если бы были, ее мать давно уговорила бы меня взять девочку на работу. Судьба Хуаны была предрешена еще до того, как Дельфина ее зачала. А почему ты спрашиваешь?

— Я только что разговаривала с врачом из Городской больницы. Диего нашел в кармане Зверя пузырек с кровью — возможно, с кровью одной из убитых девочек. Врач сказал, что это менструальная кровь.

— Но кто же будет хранить такое? Поверь, я всякого навидалась, но это уж слишком!

— Зверь похищает девочек одиннадцати-двенадцати лет.

— Больше не похищает. Позволь напомнить, что ты заколола его в одной из моих комнат.

В городе уже никто не сомневался, что Марсиаль Гарригес и был Зверем.

— Есть другие звери, Хосефа. Похоже, их интересуют девочки, у которых скоро начнутся месячные. Эти люди собирают их первую кровь, а девочек убивают… Я пока не знаю, зачем им это нужно. Может, они хранят кровь, как в церкви хранят святые мощи.

— Какая дикость, Лусия!

— Я уверена в этом, — не отступала девочка. — Но мне нужно еще кое в чем разобраться — например, зачем они оставляют в горле своих жертв эмблему в виде двух скрещенных молотов.

— Какую эмблему? О чем ты говоришь?

Горевшей в лихорадке Хосефе трудно было следить за рассказом Лусии. Девчонка тараторила без умолку и перескакивала с одного на другое. Когда Хосефе удалось заставить Лусию замолчать, она попросила объяснить все с самого начала, и та, хоть и устала повторять одно и то же, все же коротко описала свою эпопею, начиная с кражи перстня с таким же рисунком, как на эмблемах, и заканчивая последним открытием: Зверь — это чудовище о многих головах, тайное общество под названием «карбонарии». Лусия не сомневалась, что Клара не погибнет, пока у нее не начнутся месячные.

— Поговори с Дельфиной. Она точно знает, была ли у Хуаны менструация, — произнесла Хосефа, борясь со слабостью.

— Я даже подходить к ней боюсь. Она набросилась на меня за то, что я привела сюда Зверя. Говорит, это я виновата, что он похитил Хуану и… — Лусия умолкла на полуслове. — Когда Зверь напал на меня тогда, он дал понять, что о том, где я работаю, узнал от моей сестры. Но ведь Хуана исчезла раньше! Так что Зверь сам нашел этот дом и уже тогда хотел поймать дочь Дельфины! Кто-то подсказал ему, что Хуана — именно то, что ему нужно. Иначе он бы сюда не пришел. Обычно он искал жертв по другую сторону городской стены.

— Думаешь, на Хуану ему указал кто-то из наших клиентов? Но это все уважаемые люди, — возразила Хосефа, которая всегда заботилась о репутации своего заведения. — Может, это одноногий?

— Нет, не он. Это должен быть кто-то из важных персон. Только таких принимают в тайное общество карбонариев… Кто это мог быть, Хосефа? Вы не слышали, например, таких прозвищ, как Отдохновение? Вечный Восток?

— Что это за имена такие?

В комнату заглянула одна из проституток:

— Хосефа, пришел дон Хулио Гамонеда. Проводить его в зеленую гостиную?

— Нет, я приму его здесь.

Лусия поняла, что разговор окончен, и ушла, надеясь, что не расстроила Львицу своими разговорами.

Хосефа не рассказала Лусии о своей беде, но скрывать ее от Хулио Гамонеды она не хотела. Сложись ее жизнь по-другому, не будь она проституткой, она с радостью вышла бы за него замуж, родила бы ему детей. Но с другой стороны, не будь она проституткой, он жила бы в Кордове и никогда не встретила бы его. Как бы то ни было, ему она расскажет все. Сообщит, что вскоре умрет.

Хулио Гамонеда вошел в комнату и хотел нежно поцеловать Хосефу в шею, но та отстранилась. Прежде чем он успел выразить удивление, она попросила выслушать ее и рассказала о своем недуге.

— Холера? Ты уверена?

— Уверена, но в больницу ни за что не поеду. Не хочу, чтобы меня скормили пиявкам. Если мне суждено умереть, пусть это произойдет здесь, в привычной обстановке.

Гамонеда пощупал ей лоб, чтобы проверить, есть ли жар.

— Тебе не следует здесь оставаться, ты можешь заразиться, — предупредила Хосефа.

— Любовь моя, ты не можешь умереть.

Она улыбнулась.

— У нас столько планов, разве ты забыла? — продолжал он.

— Столько воздушных замков, — уточнила она. — Я никогда не верила, что ты все бросишь ради меня.

— Ты слишком недоверчива. Но я действительно готов на все. Готов отказаться от места судьи, оставить жену и уехать в другой город, чтобы избежать скандала…

— Скандала?

— Общество никогда не признает отношений между судьей и проституткой. Оно даже не предполагает, что такое возможно. Тем не менее это случилось, и я не так глуп, чтобы отказаться от своей любви.

— Дорогой мой, я обречена. Утешайся воспоминаниями и выброси из головы пустые фантазии.

Обеспокоенный Гамонеда прошелся по комнате, отдернул занавеску и выглянул на улицу. Пробившись сквозь утренние тучи, в комнату ворвались лучи солнца.

— Отойди от окна — или хочешь, чтобы тебя увидели?

Гамонеда обернулся к ней с торжествующим видом: он решил доказать, что действительно любит ее, хоть до сих пор и не бросил жену, и скрывал свою связь с Хосефой.

— Ты не умрешь, — твердо объявил он Хосефе.